Неделю назад городу Кундузу, провинциальной столице на севере Афганистана с населением 300 тысяч человек, не придавалось особого стратегического значения в войне против Талибана. Внимание афганского правительства сосредоточено прежде всего на борьбе в речных долинах южного Афганистана с целью защиты Кандагара, а также на горных перевалах восточного Афганистана с целью защиты Джелалабада.
Однако захват Талибаном Кундуза на два дня на прошлой неделе — а также та борьба, которая еще продолжается за контроль над этим городом — знаменует собой новую фазу в войне, а также является новым тестом усилий Соединенных Штатов и НАТО, направленных на то, чтобы переложить основную часть борьбы на силы безопасности Афганистана. Для Кабула сегодня существует угроза с севера, и мы слышим сообщения об атаках Талибана на соседние провинции — в том числе на Баглан, — захват которых отрежет Кундуз и другие ключевые северные города от Кабула. Поэтому первым следствием захвата Кундуза является то, что и без того чрезмерно растянутые афганские силы безопасности теперь вынуждены будут еще больше рассредоточиться для прикрытия севера.
Кроме того, случайный удар Соединенных Штатов по больнице организации «Врачи без границ», в результате которого погибли, по меньшей мере, 19 человек, — он стал основанием для призывов к проведению расследования военных преступлений со стороны ООН — показывает, что очень сложно координировать удары с воздуха, когда на земле находятся незначительные силы НАТО, которые и должны их координировать.
Кундуз может радикальным образом изменить обстановку, поскольку он обнажил разрыв, существующий между планами на бумаге по защите Афганистана, и реальностью на земле, особенно в двух ключевых областях: во-первых, речь идет о возможностях афганских наземных сил; и, во-вторых, о надежности их прикрытия со стороны НАТО. Кундуз также представляет собой проверку того, насколько весьма затратная американская военная программа обучения, проводившаяся в течение десяти лет, способна, наконец, принести какие-то существенные плоды. В Ираке мы уже усвоили, что подобные усилия не являются особенно успешными, и там не удалось преодолеть противоречия между суннитами, шиитами и представителями племен, как не удалось и создать сильную постоянную армию, которая могла бы противостоять вторжению вооруженных сил Исламского государства два года назад.
А что можно сказать об Афганистане? Падение важного города, несомненно, ставит под вопрос общую компетентность сил безопасности Афганистана, а также в целом ту модель, которая используется в Ираке и в Афганистане для подготовки местных вооруженных сил. В конечном счете, разве мы не потратили миллиарды долларов и не потеряли тысячи жизней наших военнослужащих, создавая силы безопасности Ирака и Афганистана, солдаты которых не хотят воевать?
Самая главная проблема состоит не столько в компетентности войск, сколько в том, что происходит на значительно более высоком уровне — внутри афганского правительства. Именно на этом теперь должно быть сфокусировано внимание Запада. Фундаментальный вопрос — это коррумпированная институциональная мораль. Как и в Ираке, афганская армия страдает от действий старших офицеров, которые, кажется, больше заинтересованы в своей личной выгоде, чем в службе государству, и которые не хотят разделять риски с солдатами — нередко они больше озабочены получением личной выгоды, чем выполнением поставленных задач. Многие покупают места в вооруженных силах, рассчитывая потом вернуть свои инвестиции. Если командиры отсутствуют или не проявляют особого интереса к войскам, то не удивительно, что солдаты не очень хорошо воюют.
Подобные проблемы боевого духа непосредственно связаны с моральными проблемами афганского государства и не в последнюю очередь с масштабной коррупцией, охватившей как Ирак, так и Афганистан. Все это приводит к формированию ментальности, при которой многие люди поступают на службу в регулярные силы безопасности в Ираке и в Афганистане лишь для получения денежного довольствия, а не руководствуясь более общим чувством долга. Они будут воевать, когда в опасности окажутся их семьи. Поэтому преимущественно иракские силы упорно сражались, когда боевики Исламского государства пытались захватить шиитские районы. То же самое можно сказать об афганской армии, состоящей преимущественно из таджиков, узбеков и хазарейцев. Они имеют сильную мотивацию для того, чтобы воевать на севере, но не в пуштунских провинциях на юге и на востоке.
Интересно то, что сам Кундуз имеет аномально большое пуштунское население (результат принудительного переселения в 19-ом веке), и это частично может объяснить, почему афганские силы были менее мотивированы в отношении защиты этого города.
Как и в Ираке, Запад, судя по всему, не знает, каким образом можно решить эту проблему. Конечно, НАТО в состоянии увеличить масштабы своей тренировочной миссии в Афганистане, как это сделали недавно Соединенные Штаты в Ираке, но это не затронет структурные проблемы, связанные с коррупцией внутри системы, которая разрушает доверие солдат к своему руководству. Большие потери в технике иракской армии после атаки Исламского государства на Мосул показывают, что отстраненный подход в Афганистане или простое восполнение разрушенных логистических звеньев является выбрасыванием денег на ветер — боевой дух купить нельзя. Увиденное нами в Ираке свидетельствует о молчаливом согласии Соединенных Штатов с ролью народного ополчения, члены которого в настоящее время ведут большую часть боев на фронте против Исламского государства. Конечно, подобный подход связан со значительными политическими компромиссами, что в Ираке означает согласие с уровнем иранского влияния в Багдаде, поскольку Иран снабжают необходимыми средствами большую часть шиитского ополчения.
В Афганистане ополчение может быть более эффективным, чем обычные вооруженные силы, однако это грабительские силы, и признание их означало бы отказ от любых претензий на демократические реформы в Афганистане. Конечно, если считать, что в Афганистане речь идет о национальной безопасности Запада, а демократические ценности не имеют значения, то тогда идея относительно поддержки ополчения может показаться привлекательной. Однако все это лишь фантазии — Талибан пришел к власти в период с 1994 года по 1996 год именно по причине распространенной в народе ненависти к местным военным правителям из числа ополчения.
В итоге можно сказать, что речь идет о политической проблеме, не имеющей военного решения. Лучший вариант для НАТО состоит в использовании военной силы для предоставления железных гарантий того, что Талибан не получит возможность проводить традиционные боевые действия и поэтому не будет способен с помощью обычных средств захватить власть в стране. Это приведет к установлению баланса сил, который создаст предпосылки для переговоров. В практическом плане речь идет о необходимости иметь в стране определенное количество специальных сил для нанесения ударов по открытым базовым районам Талибана, а также для снабжения по воздуху изолированных форпостов в Афганистане и сбора разведывательной информации, необходимой для проведения подобных операций. После этого Соединенные Штаты и НАТО должны будут использовать этот непрочный мир для удвоения своего давления на правительство в Кабуле в том, что касается проведения реформ, а также на соседний Пакистан, который должен отказаться от поддержки Талибана.
Главный вопрос в данном случае состоит в том, что этот план уже существует на бумаге, тогда как Кундуз показал неспособность НАТО реализовывать его на земле. На бумаге нам говорят, что силы безопасности Афганистана составляют 350 тысяч человек, из которых 7 тысяч, предположительно, размещены в самом Кундузе. В подобные цифры трудно поверить, поскольку Кундуз был взят подразделениями Талибана, в состав которых входили все несколько сотен боевиков. В районах более мелких афганских форпостов нет вообще никаких сил НАТО. НАТО и раньше испытывала сложности со снабжением афганских форпостов по воздуху из-за юридических сложностей, связанных с правилами применения оружия для поддержки афганских сил, в том числе с вопросом о том, как распространить закон о самообороне на третьи стороны. Кроме того, риск гибели гражданского населения в зонах без эффективной координации с корректировщиками НАТО на земле еще больше усложнит ситуацию, особенно в городах.
Советский опыт в Афганистане объясняет, почему способность НАТО оказывать поддержку с воздуха афганским силам безопасности имеет такое стратегическое значение. Вспомните о том, что моджахедам не удавалось свергнуть поддерживавшийся Советами режим президента Наджибуллы в течение трех лет после того, как основные советские силы покинули страну, и происходило это потому, что каждый раз, когда они собирались это сделать — как это было в случае провалившейся попытки взять город Джелалабад в 1989 году, — их разбивали с помощью тяжелых вооружений при советской поддержке с воздуха, и в результате происходило возвращение к партизанским методам ведения боевых действий.
Минимальное присутствие советских советников не позволяло моджахедам отказаться от партизанской борьбы и перейти к традиционным военным действиям. В то время как моджахеды были в состоянии лишь контролировать сельскую местность, а не города, Наджибулла имел возможность использовать их внутренние противоречия и переманивать многих из них на свою сторону. Конечно, когда в 1991 году сам Советский Союз развалился, прекратилось финансирование, и вся существовавшая конструкция рухнула.
Пока НАТО исходит из того, что при обеспечении — по аналогии с поддержкой Советами Наджибуллы — достаточной поддержки с воздуха сил безопасности Афганистана, Талибан будет неспособен захватить крупнейшие города, и в конечном итоге будет вынужден согласиться на переговоры. Из-за отсутствия разведывательной информации, а также координации с местными формированиями и ограниченных возможностей силам НАТО не удалось разгромить формирования Талибана, готовившихся к нападению на Кундуз. И теперь страховой полис, предлагаемый в виде поддержки НАТО с воздуха, поставлен под сомнение, равно как и вера в способность всех изолированных афганских форпостов по всей территории Афганистана противостоять обычным — а не партизанским — методам ведения боевых действий Талибаном.
Поэтому сейчас, на самом деле, настал ключевой момент, и если Запад не хочет видеть быстрого падения других городов, НАТО следует изменить свои военные подходы для того, чтобы не дать возможность Талибану концентрировать военные силы, и все это следует сделать уже сейчас — нельзя позволить Талибану перехватить инициативу, как это сделало Исламское государство в Ираке.
Конечно, можно провести параллели между Кундузом и падением Мосула в Ираке в прошлом году, когда иракские силы разбежались, столкнувшись с менее многочисленными силами Исламского государства. Однако это сравнение не является уместным, поскольку, в отличие от иракской армии в Мосуле, силы безопасности Афганистана ведут упорные бои. С 2012 года они начали нести более значительные потери, чем коалиционные войска, и в 2014 году их потери составили впечатляющую цифру — пять тысяч, а только за первую половину 2015 году они уже потеряли столько же (не считая раненых). Следует помнить, что международные коалиционные силы потеряли в период с 2001 года по сегодняшний день в общей сложности 3500 человек.
И было бы несправедливо утверждать, что рядовые солдаты и младшие офицеры в силах безопасности Афганистана в чем-то виноваты. Они упорно сражаются, однако они беспрерывно подвергаются атакам на своих форпостах, не имея при этом необходимой поддержки с воздуха, не имея возможности эвакуировать с поле боя раненых, что для сил Запада считается само собой разумеющимся. В таких условиях получение ранения часто означает смерть.
Однако параллели с Ираком становятся более уместными, когда речь заходит о логистике и командовании. Как и в Ираке, афганское логистическое звено является слабым и весьма подверженным коррупции, которая может сделать невозможным лечение раненых и ротацию солдат на линии фронта, что оказывает значительное влияние на боевой дух, и в результате приводит к высокому уровню дезертирства. Под давлением боевиков Талибана силы безопасности Афганистана, обескровленные в результате ранений и дезертирства и распыленные на бесчисленном количестве небольших форпостов по всей стране, в основном, остаются на своих позициях, тогда как повстанцы предпринимают массированные наступления в летний период ведения боевых действий. Это не дает правительству возможности высвободить силы и эффективно организовывать борьбу с врагом, тогда как изолированные форпосты вынуждены удерживать свои позиции в течение многих месяцев подряд (сам Кундуз, на самом деле, находился в осаде в течение всего лета).
Прежде всего следует сказать, что было ошибкой пытаться тренировать иракские и афганские силы безопасности по западной модели с ее сложной логистикой и формальными командными структурами. В конечном счете, наиболее активно участвует в боях поддерживаемое Ираном шиитское ополчение, которое действует на основе значительно более децентрализованной модели и имеет более простую систему логистики, что позволяет ополченцам быстро передвигаться и с большей легкостью использовать тактические преимущества.
Если говорить об уроках для внешней политике Запада, которые следует быстро усвоить Вашингтону, то их смысл состоит в том, что западные силы имеют значительно меньше рычагов воздействия на местные суверенные правительства, чем иногда принято считать. Даже в период резкого увеличения численного состава военнослужащих в Ираке и в Афганистане постоянной проблемой для западных сил было отстранение от должности коррумпированных местных командиров и правительственных чиновников — с учетом как законодательных, так и политических сложностей, — тогда как коррупция была настолько широко распространена, что коррумпированные чиновники часто вновь попадали в эту систему после отставки. Несомненно, коррупция и в Ираке, и в Афганистане была и остается более серьезной угрозой для выживания государства, чем те повстанцы, с которыми эти государства воюют.
Поэтому сегодня действия должны быть сфокусированы на высоком уровне в структуре сил безопасности Афганистана и афганского государства, и это в первую очередь обязанность нового президента Ашрафа Гани, а также Абдуллы Абдуллы, которого странным образом называют «генеральным директором» правительства Афганистана. Они должны действовать быстро и безжалостно при замене некомпетентных чиновников в своих рядах. Будут ли они это делать? Вероятно, нет. Несмотря на всю шумиху по поводу риторики Гани относительно чистого государства и его заявлений о приверженности демократии, эти два человека пока особого впечатления не произвели, и они не смогли даже договориться о министерских постах спустя год после проведения выборов. Потеря еще одного Кундуза — вероятнее всего на юге Афганистана — легко может привести к полномасштабному политическому кризису.
Кундуз все еще не находится на решающем поле сражений — оно расположено на юге и на востоке, где афганское правительство должно в такой мере стабилизировать ситуацию, чтобы можно было договориться о более автономном устройстве враждебно настроенных пуштунских провинций, где сосредоточены основные силы Талибана. Если Кундуз понизил уровень доверия к афганскому правительству, то сдача Кандагара, несомненно, будет означать полную потерю его легитимности.
Поддержка НАТО с воздуха может быть усилена для того, чтобы предотвратить переход Талибана к обычным боевым действиям, однако это будет лишь стратегией затягивания времени для того, чтобы правительство Гани смогло действовать сообща. А если эти два руководителя не смогут справиться с коррупцией в самом центре страны, то очень скоро белые флаги будут уже развеваться над Кандагаром.
