Победу бизнесмена Маурисио Макри на аргентинских выборах 22 ноября можно интерпретировать не только как поражение «киршнеризма». Аргентинцы сделали выбор в пользу обновления в регионе, где неопопулистские лидеры — снискавшие себе славу не столько управленческими способностями, сколько риторическим мастерством — удерживали власть на протяжении первых пятнадцати лет двадцать первого века. А это может быть признаком того, что неопопулистский цикл в Латинской Америке изжил себя.
Неопопулизм объединяет правительства Уго Чавеса и Николаса Мадуро в Венесуэле, Эво Моралеса в Боливии и Нестора и Кристины Киршнер в Аргентине. Харизматичные и авторитарные лидеры, Чавес и Кристина сумели подорвать свободное и независимое функционирование правосудия, прессы и парламента, чтобы расширить собственные полномочия. Все они завоевали популярность, распределяя блага среди наиболее бедных слоев населения, и удачно воспользовались периодом экономического бума, спровоцированного высокими ценами на сырьевые товары, экспортируемые страной-нефтедобытчиком — в случае Венесуэлы, или на сельскохозяйственную продукцию — в случае Аргентины. В Венесуэле распределительные программы Чавеса финансировались государственной нефтяной компанией PDVSA. Кристина в Аргентине с той же целью национализировала нефтяную компанию YPF.
Сейчас, ввиду низких цен на сырье и плачевного состояния государственных финансов, политические проекты неопопулистов в этих странах оказываются под угрозой. Высокий уровень инфляции и безработица угрожают беднейшим слоям населения. В Аргентине ситуация критическая. Помимо разоренного государственного бюджета, инфляция здесь, по данным независимых показателей, приближается к 35% (официальные данные находятся под контролем правительства Киршнер). Подобный стиль правления коренится в первом правительстве экс-президента Аргентины Хуана Доминго Перона (1946-1955). «Меня не волнует инфляция. Это дело экономистов. Мое дело — политика», — эти слова принадлежат Перону, но идеально характеризуют управление и дискурс Кристины.
Перон пришел к власти в первый период латиноамериканского популизма, начавшийся в 1930-е годы и также представленный Жетулиу Варгашем в Бразилии и Лазаро Карденасом в Мексике. Это была эпоха экономического кризиса: фондовый рынок США в 1929 году пережил крах. С началом Второй мировой войны положение ухудшилось. События вынуждали страны латиноамериканского региона приступить к индустриализации. Варгаш, Карденас и Перон создали трудовое законодательство, закреплявшее права трудящихся, что сделало их «героями нации» в глазах значительной части населения.
В отличие от Варгаша и Карденаса, Перон порвал с предшествовавшей ему олигархией. «Вот почему популизм в Аргентине стал отдельным течением — перонизмом», — объясняет Франсишку Веффорт (Francisco Weffort), один из наиболее авторитетных исследователей популизма в Бразилии. По его словам, Перон насаждал в Аргентине антилиберальную культуру и выдвинул идею о том, что главную роль в развитии страны должно взять на себя государство. Едва ли Макри откажется от этого дискурса — во время своей предвыборной кампании он превозносил достижения Перона. Но ожидается, что на практике новый президент предпримет соответствующие меры и порвет с популизмом в духе Киршнер, например, открыв Аргентину для мирового рынка.
В Бразилии не произошло разрыва, поощряемого Пероном в Аргентине. Либерализм, оставшийся в наследство от империи, смог удержаться при правительстве Варгаша. Жетулиу был не только «отцом бедняков», но и крупным землевладельцем. «Он происходил из Старой Республики, был министром при президенте Вашингтоне Луише, и его правительство рассчитывало на участие инакомыслящих олигархов», — говорит Веттфорт. Именно поэтому ученые классифицируют бразильский популизм как гибридный.
Правительство экс-президента Луиша Инасио Лулы да Силва является отражением этой традиции, выражая как популистские, так и антипопулистские воззрения. Расширив такие программы, как Bolsa Familia («Семейное пособие»), Лула получил поддержку у менее состоятельных бразильцев. Проводя инфляционное таргетирование и эффективно используя ресурсы в течение почти всего времени пребывания в должности, Лула смог угодить рынку. В отличие от него, правительство Дилмы Русеф дезорганизовало государственные финансы — а чтобы оправдать увеличение расходов, Дилма обратилась к популистской риторике, утверждая, что делается это для защиты социальных достижений и рабочих мест. И то, и другое в настоящее время находится под угрозой ввиду инфляции и безработицы.
