Каждый раз, когда у Альбины звонит мобильный телефон, она вздрагивает. «Может, это моя сестра из Сирии», — говорит молодая женщина, сидящая на кухне в маленькой квартирке, в которой они с матерью живут в Махачкале — столице Дагестана.
В октябре ее зять с женой и тремя детьми исчезли, оставив записку, что переехали в «Исламское государство». С тех пор Альбина с матерью по очереди остаются дома, чтобы не пропустить звонок от родственников и услышать, что они в безопасности.
Семья Альбины — одна из многих на Северном Кавказе, которые переживают за судьбу своих родных, поскольку сотни, если не тысячи, людей из неспокойных южных окраин России последовали призыву исламистов и уехали в Сирию.
Подобно Европе и другим западным странам, Россия пытается остановить процесс радикализации молодых мусульман и пресечь их вербовку агентами «Исламского государства» и других джихадистских организаций. Но перед Москвой стоит еще более неотложная и трудная задача: сделать все, чтобы сирийская война не спровоцировала действия своих собственных боевиков-исламистов в республиках Северного Кавказа.
И хотя Москва выиграла чеченскую войну, исламистское бандподполье по-прежнему существует, и молодежь по-прежнему вступает в ряды исламистов — или, как говорят местные, «уходит в лес».
На прошлой неделе президент Владимир Путин заявил, что силы безопасности ведут поиски российских граждан, которые считаются международными террористами. «Наши военнослужащие работали в этом квадрате над тем, чтобы предотвратить возможное возвращение этих людей на территорию России для совершения преступлений», — сказал он.
По данным ФСБ России число россиян, воюющих на стороне ИГИЛ, возросло в период с февраля по сентябрь с 1,7 до 2,4 тысячи. И хотя, по заявлению некоторых аналитиков, эти цифры преувеличены, все сходятся во мнении, что эпицентром терроризма в России являются северокавказские республики — Дагестан и Чечня. Как заявляют чеченские власти, в рядах боевиков ИГИЛ воюют 405 граждан республики. Руководство Дагестана не публиковало подтвержденных статистических данных, но по оценкам одного из чиновников сейчас в Сирии находятся более 1 тысячи граждан Дагестана.
Многие жители среднеазиатских республик, желающих воевать в Сирии, попадают туда через Россию. По оценкам автора доклада об участии Центральной Азии в конфликте в Сирии и Ираке Ноа Такера (Noah Tucker), порядка 80%-90% боевиков-выходцев из Узбекистана, Таджикистана и Киргизии приняли более радикальные взгляды и были завербованы в России, находясь там в качестве рабочих-мигрантов.
В этих странах принадлежность к определенной территории намного важнее, чем национальность. Когда же они переезжают в Россию, они теряют связь со своей родиной, и главной для них становится не принадлежность к какой-то стране, а принадлежность к исламу.
Факторы, способствующие радикализации
Процессы радикализации выходцев из Центральной Азии и Северного Кавказа между собой тесно связаны: тысячи молодых людей Дагестана и Чечни, покидающих свои дома из-за экономических проблем и высокой безработицы в республиках, разъезжаются по другим регионам России. В крупных городах от Москвы до Владивостока, а также в Тюмени и Ханты-Мансийске — нефтедобывающих регионах Северного Урала, где существует потребность в рабочих-мигрантах — они общаются с рабочими из Центральной Азии.
Вследствие этого в этих регионах отмечается усиление влияния идей салафизма — нетрадиционного направления ислама, что, по мнению специалистов, создает благодатную почву для радикализации.
«Радикализация некоторых жителей Северного Кавказа происходит не у них на родине, а когда они уезжают в качестве рабочих-мигрантов в другие регионы России, — объясняет эксперт по урегулированию конфликтов на Кавказе, сотрудник Международной Кризисной Группы Варвара Пахоменко. — Многие работающие в России мигранты из Центральной Азии, в свою очередь, приобщаются к более радикальным идеям под влиянием выходцев с Северного Кавказа, которые вербуют их на войну в Сирии». Также, продолжает она, эта проблема существует и среди татар и башкир — двух этнических групп, большинство представителей которых исповедуют ислам.
В военизированных формированиях «Исламской республики» и организаций, связанных с «Джабхат ан-Нусра», боевики с Северного Кавказа выгодно отличаются тем, что имеют боевой опыт, полученный либо в годы чеченской войны, либо во время войны между Россией и Грузией 2008 года.
На протяжении длительного времени Москва закрывала глаза на опасность проникновения исламистов-радикалов через границу. Поначалу сотрудники спецслужб попустительствовали или даже потворствовали тому, чтобы исламисты с Северного Кавказа уезжали воевать в Сирию.
Журналист газеты «Московский комсомолец» Екатерина Сажнева, которая давно пишет о Северном Кавказе и Ближнем Востоке, говорит: «Во-первых, мне кажется очень странным, что они смогли уехать из России. Многие из этих людей находятся в списках у служб безопасности, и их отъезду должны были помешать. Но с другой стороны, цель понятна: эти люди — радикалы, они нам здесь не нужны, и пока они будут в Сирии, они не будут нам здесь создавать проблем».
Возмутители спокойствия возвращаются
Такой экспорт потенциальных радикальных исламистов, похоже, стал возможным благодаря попыткам Москвы гарантировать безопасность во время зимней Олимпиады в Сочи в 2014 году. «Перед Олимпиадой на местное руководство органов безопасности оказывалось очень сильное давление — от них требовали принять меры и исключить угрозу безопасности во время олимпийских игр», — говорит Варвара Пахоменко.
Независимо от того, было ли решение использовать Сирию как способ избавиться от местных боевиков официальным планом российских политиков или нет, но он сработал — во всяком случае, на ближайшую перспективу. С начала 2014 года в Дагестане не было зарегистрировано ни одного теракта.
Однако представители властей и аналитики опасаются, что проблема исламского радикализма возникнет вновь и будет угрожать кавказскому региону. «Российские власти сменили свой курс с середины 2014 года — задолго до того, как начали планировать свою военную операцию в Сирии, — говорит европейский чиновник, занимающийся вопросами политического взаимодействия и обмена оперативной информацией с Россией. — Они увидели наши проблемы с завербованными исламистскими боевиками и осознали ту опасность, которую представляют для их граждан люди, возвращающиеся с войны, прихватив с собой друзей, оружие и деньги.
С лета 2014 года российская миграционная служба резко ужесточила проверку россиян, выезжающих в Турцию, Грузию и Азербайджан — основные страны, через которые, как известно, исламские боевики попадают в Сирию. «Представители служб безопасности просили людей, желающих выехать в Турцию, назвать свои пароли в соцсетях и проверяли, нет ли в их телефонах видео исламистского содержания», — рассказывает Варвара Пахоменко.
По данным министерства внутренних дел лишь в прошлом году против лиц, обвиняемых в участии в боевых действиях и создании нелегальных вооруженных формирований за рубежом, было возбуждено 477 уголовных дел — что почти в два раза больше, чем в 2013 году.
С тех пор, как в конце сентября Россия начала военную операцию в Сирии, жесткие меры в отношении группировок радикальных исламистов преподносятся не как попытка искоренить внутренний терроризм, а как действия в рамках борьбы с ИГИЛ.
В октябре чеченский диктатор Рамзан Кадыров, на которого Путин опирается в деле обеспечения стабильности в республике, заявил, что группа молодых людей, вдохновленных идеями ИГИЛ, готовили на него покушение. Во время прямой трансляции на государственном канале Кадыров, встретившийся с молодыми людьми и их родителями, заявил, что неграмотным юнцам «засорили мозги» сложными для понимания и опасными учениями ислама. После этого публичного посрамления предполагаемые участники заговора пообещали исправиться, и затем правитель их простил.
Кроме того российские власти пытаются заблокировать быстро меняющиеся каналы в социальных сетях, через которые орудующие в Сирии террористические организации вербуют молодых россиян.
Проправительственная организация Лига безопасного интернета открыла в прошлом месяце «горячую линию», по которой пользователи могут сообщать о контенте экстремистского содержания, связанном с ИГИЛ, для его блокирования. В рамках другой инициативы один их московских институтов, который якобы работает при поддержке служб безопасности, решает задачу по определению личностей и местонахождения вербовщиков ИГИЛ с помощью ПО интеллектуального анализа данных.
Однако специалисты недовольны тем, что подобные широко освещаемые в СМИ и привлекающее внимание действия Москвы мало способствуют искоренению причин радикализации, и предупреждают, что в результате жестких мер, предпринимаемых в отношении местных боевиков исламистов, возникает опасность того, что в сети ИГИЛ попадет еще больше молодых людей. «Россия не дает никакого идеологического ответа на вызовы радикального ислама», — считает специалист по современным проблемам Кавказа и соавтор первого подробного доклада об ИГИЛ Яна Амелина.
По мнению специалистов по вопросам безопасности, в России, которая имеет большой и горький опыт и на себе испытала, что такое теракты, уже выработался рефлекс решать эту проблему с помощью денег и военной техники.
«Составление портрета вербовщика ИГИЛ — это хорошо, но одновременно надо составлять и портрет его жертвы, — считает вице-президент Международной ассоциации ветеранов подразделения антитеррора „Альфа“, клуба бывших бойцов спецназа, Алексей Филатов. — Нам нужно найти тех членов нашего общества, которые потенциально восприимчивы к такой пропаганде, и выяснить, почему они на нее поддаются — только так мы сможем защитить их и всех нас».
Что не так в Дагестане
В Дагестане люди, работающие с молодежью, сталкиваются с этой проблемой ежедневно. Руководителя молодежного центра в Бабаюртовском районе Гасана Османова беспокоит поведение некоторых учащихся нерелигиозных школ, с которыми он общается на спортивных и других мероприятиях, организуемых центром. «Уровень знаний о нашей религии очень низкий, и дети впитывают всякого рода извращенные идеи гораздо быстрее, чем нам кажется, — говорит он. — Большую часть времени мы и понятия не имеем, что творится у них в головах».
Ученики Османова помешаны на видеофильмах, распространяемых под мемом «Неожиданный джихад» (Unexpected jihad), в которых показан персонаж Губка Боб Квадратные Штаны. Но хотя эти фильмы — ремиксы, в которых звучат взрывы, крики «Аллах акбар!» и исламские молитвы — сняты как пародия на джихадизм, многие дагестанские мальчишки смотрят их, не чувствуя иронии. «Да, они думают, что все это смешно, но в смысле „круто“. Они воспринимают „Аллах акбар!“ как нечто, с чем могут отождествлять и себя, — говорит Гамид Османов. — Их надо учить, что правильно, а что нет, объяснять, что хорошо, а что плохо. Но мы не знаем, как до них достучаться».
В подобных рассказах описаны и личные истории многих молодых людей из семей мусульман-иммигрантов, живущих в странах Запада, которые попадают под влияние ИГИЛ. Многие из них почти ничего не знают о религии своих предков, но в поисках себя приобщаются к джихадистской идеологии, поскольку чувствуют себя социально отчужденными в стране, в которой выросли.
На российском Северном Кавказе действия местных боевиков и попытки властей подавить их вызывают не меньшее чувство неудовлетворенности.
Для подавления деятельности исламистов Москва во многом опирается на вездесущие силы безопасности и на жесткие меры в отношении тех, кого считает боевиками. Рамзан Кадыров «прославился» тем, что выселил семьи чеченских боевиков и сжег их дома. С 2013 года эту практику взяли на вооружение и в Дагестане, отказавшись от разработки программ по реабилитации боевиков.
По мнению местных специалистов, подобные действия дают обратный результат и толкают молодежь Дагестана в сети «Исламского государства». «Наша проблема заключается в том, как мы обращаемся со своими собственными террористами — людьми, которые были арестованы и брошены в тюрьму или убиты в ходе спецопераций, — считает декан факультета специального образования Дагестанского государственного педагогического университета Патимат Омарова. — Если мы не будем работать с их семьями, то получим еще больше боевиков. Мы потеряем целое поколение».
Педагоги, психологи и муфтии (исламские ученые-богословы) Дагестана утверждают, что убитые или сидящие в тюрьмах боевики становятся в глазах своих детей героями, и эти дети склонны воспринимать государство и его представителей как врагов. В такой обстановке, предупреждают специалисты, постоянное упоминание и разговоры об «Исламском государстве» лишь сделают его более привлекательным.
«Когда-то наши мужчины уходили в леса, — говорит имам-салафит, имея в виду боевиков. — А теперь вместо леса у них Сирия».
