Spiegel Online: После нападения с применением кислоты, совершенного на руководителя балетной труппы Сергея Филина, в мировых СМИ появились многочисленные негативные публикации о Большом театре. Что Вы делаете для того, чтобы умиротворить театр?
Владимир Урин: При вступлении в должность я дал понять, что не потерплю кумовства или коррупции. Можете мне поверить, у меня в театре не будет работать ни один человек, который использует свою власть для того, чтобы между делом подзаработать. Ключевым фактором должны быть талант и мастерство, а не связи. Я пытаюсь создать соответствующую атмосферу и структуры. Прозрачное, не подверженное внешнему влиянию распределение ролей — в этом я вижу свою главную задачу.
— Как Вы реагируете в случае, если политики, олигархи или чиновники министерства культуры снимают трубку, чтобы попросить Вас «продвинуть» какую-нибудь балерину?
— Я действительно ожидал, что на меня будет оказано такого рода давление. Но до сих пор ни одного звонка не поступило. Возможно, потому, что у меня репутация человека, который не поддается влиянию.
— Вас позвали в Большой в качестве кризис-менеджера, чтобы очистить Авгиевы конюшни?
— Я себя таким не считаю. Кроме того, слава Большого в мире искусства была и остается огромной. Мы живем в XXI веке. Времена тоталитарного театра, в котором директор решал все, остались в прошлом. Только командная работа позволяет сегодня добиться больших успехов.
— То есть Вы не диктатор?
— Я принимаю решения в диалоге с нашей командой, а не в одиночестве, сидя в маленькой комнатке. Я разговариваю с музыкальным руководителем, балетмейстером, с главным дирижером. Но когда решение принято, тогда я — диктатор.
— На протяжении нескольких лет в Большом театре идут бурные споры между традиционалистами и реформаторами. Вы модернизатор?
— В любом случае, я придерживаюсь мнения, что в нашем репертуаре — как в балете, так и в опере — должны быть отражены современная эстетика и жизнь. В среду у нас выступит труппа Гамбургской государственной оперы с новой постановкой хореографа Джона Ноймайера (John Neumeier) «Пер Гюнт». Театр — не музей, а живой механизм.
— То есть больше никакого «Лебединого озера»?
— Нет, нет. Конечно, мы считаем себя хранителями великого наследия русского классического балета и русской оперы. Большому театру необходимы и новые тенденции, и традиции. Причем прошли времена, когда танцоры отказывались работать с современными хореографами.
— Дух времени в России консервативен. Политика сейчас пытается настаивать на традиционном репертуаре?
— Нет, вообще нет. Впрочем, мы чувствуем поляризацию нашего общества и международную напряженность. Имеет место и давление со стороны религиозных организаций.
— Вы имеете в виду православную церковь, которая в сибирском городе-миллионнике Новосибирске добилась того, чтобы министр культуры сместил директора.
— Это пример. Раньше такого не было. Тем более важно сохранить внутреннее спокойствие. Мы выбираем тот репертуар, который мы считаем нужным, и работаем с артистами и режиссерами, которых мы считаем исключительно талантливыми. Даже если кто-то нас отговаривает.
— Как Вы справляетесь с капризами примадонн? Прима-балерина Светлана Захарова уехала пару лет назад: ее разгневало то, что она не получила главную роль в балете «Евгений Онегин»?
— Решающий момент в таких ситуациях — это прямой разговор, правильный тон. Захарова — звезда мирового уровня, и она заслуживала того, чтобы к ней по-другому отнеслись. Жаль, что тогда не нашлось никого, кто посидел бы с ней в спокойной обстановке и поговорил.
