Эксперт по международным отношениям, политолог, советник по стратегическим вопросам и один из создателей INSTITUT 2080 комментирует в интервью порталу ParlamentníListy.cz актуальные события на международной политической арене в связи с чешской политикой. Говоря, например, о заявлениях премьера Соботки, доцент Робейшек обозначил методы защиты чешских границ и рассказал о возможности возвращения мирового экономического кризиса.
Parlamentní listy: Владимир Якунин, глава РЖД, долго занимавший этот пост и известный нам своими теплыми отношениями с президентом Путиным, в интервью агентству Bloomberg якобы говорил о том, что Путин пока еще не создал правящий класс, как во времена царизма: происходят перестановки, и все зависит от переменчивого мнения Путина. Впоследствии Якунин отрицал эти заявления, утверждая, что никогда ничего такого не говорил. Нам не так уж важно это интервью, но если посмотреть на различные тенденции, имеющие отношение к России и Путину, то заметен экономический спад. Насколько тяжелым положением все это может закончиться для России?
Петр Робейшек: Слово «закончить» не очень точное, потому что речь идет о процессах, которые имеют стадии эскалации и стагнации, но не заканчиваются никогда. Сегодня Россия находится в экономически трудной ситуации. Подходящим названием для нынешнего положения была бы экономическая рецессия. Этот факт (пусть и отчасти) релятивизирует то, что в рецессии или на пути к ней находится экономика по всему миру. Если сконцентрироваться на Путине, то процитированные в вашем вопросе воззрения Якунина — это лишь поверхностное описание политической констелляции и поведения Владимира Путина. Но познавательная ценность этих заявлений невелика.
Если бы сегодня существовал какой-нибудь прозорливый политик, каким был Меттерних и Пальмерстон, то он, скорее всего, не задавался вопросом, является ли Россия идеологическим врагом, потому что сомнений в этом нет. Но изменить в этом ничего нельзя. Некто вроде лорда Пальмерстона или фон Бисмарка сегодня задавался бы вопросом, что будет с самим Западом, если Россия рухнет. Настоящий государственный деятель не думает идеологическими категориями — его интересует осуществимость, а также, всегда и при всех обстоятельствах, тема равновесия. Оно в любой ситуации является главной предпосылкой для изменений к лучшему.
— Пока популярность Путина не падает и остается потрясающе высокой. Но в какой степени это может быть результатом «медиадавления», которое государство оказывает на население? Могут ли прославленная российская стойкость и чувство патриотизма спасти все даже в условиях, когда уровень жизни продолжает снижаться? Какие процессы сейчас происходят в окружении Путина? И может ли Путин удержать все под контролем в ситуации такого давления?
— «Медиадавление» на население, конечно, является важной составляющей. Но промывание мозгов силами СМИ работает не постоянно и не на 100%. С одной стороны, потому что мы живем в век интернета, но — главное — потому что люди сравнивают транслируемое мнение начальства и собственный опыт. И если противоречия между тем, что людям говорят сверху, и ситуацией, в которой они сами живут, слишком разительные, то пропаганда теряет свою действенность. Кстати, убедиться в этом мы можем и на примере западных стран. Типичная русская стойкость и патриотизм, о которых вы говорите, конечно, важнее, чем пропаганда, но даже они не объясняют сильной позиции Путина без всего остального.
Так что самое важное, в том числе и с позиции Запада, это вопрос о том, существует ли реальная реализуемая альтернатива Путину и его политике. И я не имею в виду некую идеальную политику для более демократической России, какой бы я ее видел как демократ и человек с западной системой ценностей. Речь о реализуемой политико-экономической программе, которая бы одновременно пользовалась поддержкой населения и способствовала скорому улучшению ситуации. Только достоверная (и поддерживаемая большинством) проекция иного пути к скорейшим улучшениям может возвести на трон другого правителя. Несомненно, на верхушке российского политического класса есть соперники Путина, которые воспользуются его возможной слабостью для его свержения. Но поскольку я не вижу альтернативной политики — в том виде, в каком я ее определил, — я готов поспорить, даже другой вероятный руководитель России понравился бы западным странам в той же степени, или даже еще меньшей, что и Путин. Ведь очень возможно (пожалуй, лишь с некоторыми косметическими поправками), что он продолжил бы политику Путина.
— Острой темой является спад цен на нефть. От этого страдает не только Россия, но и Саудовская Аравия, чья экономика даже столкнулась с дефицитом. Недавно кто-то сказал, что хоть саудовский королевский режим и не идеален, мы, определенно, не должны желать его падения, потому что уже через полгода захотим вернуть его обратно. К чему может привести спад цен на нефть? И какую роль может сыграть возвращение Ирана на западный рынок нефти?
— К падению саудовского королевского режима относится все то же самое, что я только что сказал о России, и, кстати, также то, что касается возможного падения сирийского режима. Если говорить об Асаде, то понимание того, что его возможные преемники будут для Запада хуже, чем он, постепенно приходит к западным министрам иностранных дел. Их «учебный» процесс не занял и пяти лет.
Вернемся к ситуации с ценами на нефть. Их спад отчасти (в меньшей степени) является последствием соперничества между производителями с целью вытеснения, которые обладают промышленной монокультурой и поэтому «приговорены» к экспорту сырья. В их числе как Россия, так и, например, Венесуэла и арабские страны. Это вытеснение местами осложнено политическими мотивами, как в случае Саудовской Аравии и России. Кроме того, как в случае Саудовской Аравии и Ирана, роль играют и идеологические причины.
— Все больше говорят о том, что проблемы с ценами на нефть, а также плохие экономические показатели Китая и другие факторы приведут к возвращению кризиса 2008-2009 гг. Об этом пишут некоторые американские издания. Насколько мы далеки или, напротив, близки к этому сценарию? И если рассуждать об угрозе нового масштабного кризиса, то его причиной был бы комплекс неблагоприятных обстоятельств или же продолжительная нефункциональность западной экономики?
— Я согласен с вами. Со стратегической точки зрения спад цен на нефть является не причиной, а следствием того, что мировая экономика (по разным причинам) уже сегодня фактически находится в рецессии, вызванной завершающейся глобализацией. Я давно говорю о завершении глобализации, как и о том, что Китай стремится мобилизовать внутренний спрос так, чтобы он стал главным двигателем экономического роста. Это очень сложно, и потенциальный импульс к росту там намного слабее, чем прежняя возможность наводнять мир китайскими товарами.
Но это не «последняя» причина нынешних глобальных экономических проблем. Намного важнее и продолжительнее, чем конъюнктурные скачки «вверх-вниз», как мне кажется, то, что развитые страны стоят на пороге эры замедленного или, скорее, стагнирующего роста. Это действительно большая перемена, которая объясняет большинство вариаций нынешних глобальных экономических проблем. Тип и успешность политико-экономической и социально-политической реакции правительств на вероятное долгосрочное замедление или стагнацию экономического роста будут играть для будущего Запада самую важную роль.
Помимо этих преимущественно экономических причин свою большую лепту в обострение экономического кризиса внесли политические лидеры США и Европы, которые не хотели радикально консолидировать мировую банковскую систему. Восемь лет назад нужно было не спасать банки, а довести до банкротства те, которые были неконкурентоспособны. Также было нужно (и нужно по-прежнему) дисциплинировать оставшиеся банки, включая «теневые» банки (хедж-фонды), системой жестких правил, которые бы, в том числе, препятствовали неконтролируемому формированию лишней финансовой ликвидности. То, что политики не провели консолидацию и реструктурирование финансовой отрасли, привело к тому, что этот процесс идет спонтанно. Пример — плачевное положение крупных банков в Китае или, скажем, Deutsche Bank, самого крупного немецкого банка. То же самое касается множества небольших банков, которые, несмотря на то, что восемь лет назад на их «спасение» европейские правительства спустили миллиарды евро своих налогоплательщиков, до сих пор создают гору невозвратных кредитов. При этом в нашем регионе это, прежде всего, греческие, итальянские и испанские банки. Политики утверждали, что эти банки были спасены. Кстати, сейчас происходит именно то, к чему с самого начала кризиса я привлекал внимание. Политики воздержались от решительных, но невыгодных для них решений в ущерб нескольким поколениям налогоплательщиков в своих странах.
— Сексуальные нападения на женщин в западноевропейских городах. Несмотря на то, что с момента этих беспримерных инцидентов прошло более трех недель, по-прежнему много возмущенных откликов. В Германии даже провели опрос, из которого следует, что большинство населения критикует политику Меркель. Некоторые города запрещают мигрантам ходить в бассейн, а в Австрии им ограничили вход в бары. Политики, поддерживающие миграцию, говорят, что этим людям нужно объяснять нашу культуру и поведение. Как это все понимать с точки зрения культурных отличий и сдвигов в общественном мнении? В некоторых СМИ даже говорят о том, что происходящие события имеют самое большое значение со времен падения Берлинской стены.
— По последним данным, в новогоднюю ночь подобные нападения были совершены в 12 федеральных землях. Это следует из доклада Федерального ведомства уголовной полиции(BKA). Что характерно, этот доклад был помечен как секретный.
То, что произошло в Кельне и других городах, конечно, можно было ожидать. Когда в страну приезжают сотни тысяч человек, 70-80% которых — мужчины в возрасте от 20 до 35 лет, насилие подобного рода является неизбежным последствием. Из-за сомнительного качества управления европейские политики, вероятно, не были способны предвидеть этот совершенно очевидный ход событий. Если бы власти о чем-то таком догадывались, то, разумеется, в новогоднюю ночь было бы привлечено больше сил безопасности.
Замедленное мышление части европейского политического класса подтверждается тем, что чрезвычайнее меры безопасности правительства принимают только тогда, когда нечто ужасное уже произошло. Более того, похоже, что многие из тех, кто занимает ответственные посты, трудно понять, что необходимо вводить жесткие меры безопасности — только так можно будет подавить городские террористические банды. Примечательно, что после ноябрьских терактов в Париже французский парламент постановил ввести на три месяца чрезвычайное положение. Эта мера указывает на еще один очень важный факт. Эффективная борьба с терроризмом возможна только при условии, что будут сделаны исключения из уголовной системы и системы безопасности западных стран, ведь сейчас они защищают, скорее, преступника, а не (потенциальную или реальную) жертву. Если западные демократии хотят выжить, то разного рода чрезвычайные меры должны стать правилом. В интервью журналу «Тема» (15 января 2016 года) я предположил, что французы продлят чрезвычайные полномочия полиции и юстиции. 22 января президент Олланд заявил о своем намерении продлить чрезвычайное положение еще на три месяца.
— Свое слово сказал и министр финансов Баварии Маркус Зодер, который предложил полностью закрыть немецкие границы для мигрантов. По его словам, сейчас в Германию ежедневно приезжает до четырех тысяч людей, а после зимы это число снова возрастет. Насколько велика вероятность, что Германия закроет границы? И чем это может обернуться для нас?
— Без Ангелы Меркель это произошло бы очень скоро. Кстати, и с ее стороны заметны очевидные шаги к (постепенному) закрытию границ. Только она не использует этот термин. Ангела Меркель не хочет признавать, что, открыв границы, совершила ошибку, и стремится все сделать для того, чтобы вместо нее «границы закрыл» кто-нибудь другой. Ее влияния на Турцию, судя по итогам встречи с турецким премьером Давутоглу в пятницу, недостаточно. По-видимому, канцлер не может добиться и закрытия внешних границ Шенгенской зоны. Греция и Италия отказываются сотрудничать. Интересно, что Меркель не удается образумить даже Грецию, существование которой зависит, прежде всего, от немецких денег и доброй воле. Афины считают свою страну трансферным коридором в Германию. Часть работы по закрытию границ вместо Меркель проделала Австрия, но мигрантов не стало намного меньше. Теперь у канцлера остается только один шанс, что в ближайшем будущем границы закроют Хорватия и Словения. Тогда Грецию заставили бы исполнять свои обязанности как члена Шенгенской зоны, и Меркель была бы спасена, потому что поток мигрантов резко сократился бы. Границы бы были закрыты, но ей бы этого делать не пришлось.
Нынешнее «прикрытие» границ Германией для Чешской Республики означает, что часть мигрантов попытается попасть в Германию через «зеленую» границу в западной Чехии. При полном закрытии границ количество мигрантов возрастет. Хочется верить, что чешское правительство усиленно готовится к такому развитию событий. Это его задача и обязанность. При этом следует учитывать то, что Германия не заинтересована в содействии чешскому правительству в вопросе контроля над чешской территорией и границами. Премьер-министр Соботка также должен учитывать то, что чешские граждане будут пристально следить за действиями своего правительства. Первым «тестом» будет февральский саммит ЕС.
— С жесткими заявлениями против мигрантов выступил Андрей Бабиш. Неизменна позиция президента Земана, который своим высказыванием о том, что мусульман невозможно интегрировать, привлек внимание даже британских СМИ. Как эта тема видоизменяет нашу политическую сцену? Кто на ней выигрывает, а кто проигрывает, если говорить, например, о партии TOP 09? Кому в итоге достанутся эти протестные голоса? Пока кажется, что Бабишу. Что это может изменить? И насколько сам кризис может изменить политический спектр в таких странах, как Франция, Дания, Швеция и другие?
— Андрей Бабиш правильно улавливает настроения большей части общества. Ему хорошо известно, что население ожидает от правительства однозначной политической линии. Но если Соботка не сохранит эту жесткую линию под давлением Брюсселя или Берлина (первая проверка, повторюсь, будет на февральском саммите ЕС), то это будет в том числе вина Андрея Бабиша. Он фактически является самым сильным игроком на чешской политической сцене, и народ, конечно, ожидает от него, что на западноевропейское давление в связи с принятием мигрантов он ответит, как в своем известном предвыборном слогане: «Мы просто этого (не) сделаем».
Оппозиции миграционный кризис особенных возможностей не дает. Оппозиция только может, а это является и ее обязанностью, поддерживать неприятие квот и защищаться от западных попыток вырвать Чехию (в моих глазах самое слабое звено) из Вышеградской четверки, которая сформировала единую позицию в вопросе миграционного кризиса. Я могу ошибаться, но TOP 09 мне не очень понятна. По крайне мере, со стороны такое впечатление создают высказывания господина Шварценберга, который, похоже, склоняется к Брюссельской позиции.
Что произойдет в других западноевропейских странах, совершенно очевидно. Поскольку понятно, что мигранты везде ведут себя так же, как в Германии (включая уже упомянутые насильственные эксцессы), то можно ожидать либо более жесткой политики от уже существующих партий или же эрозии их власти и укрепления партий, которые вытупают за «закон и порядок». Как я уже говорил, особенно этот сценарий заметен во Франции, где Национальный фронт вынуждает президента Олланда проводить эффективную политику в области безопасности. Конечно, большинству французов все равно, как зовут президента или премьера и к какой политической партии они принадлежат, если они проводят политику, которая повышает безопасность.
— Если говорить о чисто практических неполитических вещах, таких как ограничение потока беженцев и адаптация уже прибывших, то какая концепция, как вы считаете, в итоге победит? Предложений много. У нас есть договоренность с Турцией, однако беженцы продолжают ехать через Турцию в Европу. Предлагается создать совместные приграничные патрули, но некоторые аналитики считают это бесполезной мерой… Так же прозвучало предложение о создании малого Шенгена, который начинался бы в Словении, так что мы оставили бы в стороне Грецию и защитили бы своеобразное ядро ЕС. Это помогло бы?
— Если оценивать ситуацию с точки зрения оптимизации, то наиболее эффективными являются такие решения, которые в максимальной мере зависят от того, кто больше всех заинтересован в их успешности. То есть я хочу сказать, что европейцам не стоит особенно надеяться на помощь таких субъектов, как Турция или страны Северной Африки. Методология политики, которую отстаивает INSTITUT 2080, рекомендует концентрацию на наиболее значимых переменных. Если говорить о миграционной волне, то этой переменной является защита южного крыла ЕС. При этом целью должно быть радикальное и постоянное ограничение потока беженцев. Шаги в этом направлении необходимо делать быстро и эффективно. То, что это возможно, доказывает пример Венгрии. Структурно похоже начинают действовать и другие страны ЕС. Я не сомневаюсь в том, что эта тенденция будет распространяться. Но чем позднее она дойдет до всех, тем ужаснее будут картины, если говорить словами министра иностранных дел Австрии Себастьяна Курца.
Короче говоря, чтобы вообще появился шанс для консолидации ситуации хотя бы в некоторых странах, откуда едут мигранты, и чтобы оставался реальный шанс ассимилировать тех, кто уже находится в Европе, нужно думать и действовать в категориях, связанных с понятием «крепость Европы». Это неприятно, но правда зачастую бывает неприятной.
— Уже давно говорят о создании лагерей беженцев непосредственно на границах ЕС или, скорее, за пределами Европы вблизи стран, откуда бегут люди. Но ничего не происходит. Будут ли какие-то действия? Есть ли шанс, что по этому плану будет достигнут консенсус?
— Нынешний политический стиль создает впечатление, что если для какой-нибудь проблемы находится меткий, лучше всего английский, термин, как, например, «hot spots», то дело в шляпе. Поскольку политики до сих пор не несут ответственности за свои решения, они чрезвычайно инициативны и активны в построении планов, в патетических речах и оперировании маркетинговыми формулировками.
Но на самом деле правительства не любят выбирать самый прямой и эффективный путь. К нему обращаются, как правило, только после того, как не остается никаких других возможностей его избежать. Поэтому и сегодня большинство европейских политиков по-настоящему едины только в нежелании и неспособности принимать эффективные меры. Вместо этого, они предпочитают перекладывать бремя своей (не)политики на собственных граждан.
Но в связи с миграционным кризисом политики в трудной ситуации потому, что большая часть общества полностью определились, чего она хочет в данном вопросе, и теперь люди дают это понять. В такой ситуации выкручиваться уже труднее. Миграционный кризис — это не европейский кризис, когда избирателей можно успокоить, обмануть и отвлечь их внимание от сути проблемы. И вот вам прямой ответ на ваш вопрос: европейские политики в итоге в миграционном кризисе приняли правильные решения, которые я вам уже обрисовал, но все будет делаться крайне медленно.
— Все чаще стали появляться конспиративные теории о том, что миграционную волную могла спровоцировать Россия, которая таким образом хочет подорвать европейскую политическую структуру, что РФ поддерживает финансами и пропагандой различные радикальные партии и движения и тем самым разрушает единство ЕС и НАТО. А это в итоге может сказаться на способности Запада реагировать на якобы возродившуюся угрозу российского империализма и милитаризма. В конце концов, мол, и российское военное участие в конфликте в Сирии, которое, согласно некоторым исследованиям, усугубляет гуманитарный кризис, увеличивает количество беженцев, бегущих в Европу. Что вы думаете об этом?
— Каждый из нас старается найти объяснение событиям, которые его касаются. Это большое эволюционное преимущество нашего биологического вида. Но я бы не сказал, что все в мире можно объяснить только с помощью теорий заговора. Конспиративные планы, несомненно, существуют, но я не верю в их осуществимость. Если задуматься, как мало политики могут сделать даже в достаточно ясных ситуациях, то появляются серьезные сомнения в осуществимости масштабных и долгосрочных (конспиративных) планов, роль в которых играет большое количество разных субъектов.
Я допускаю, что отдельные, одноразовые и однозначные акции с моментальными последствиями порой могут быть успешны. Но я очень сомневаюсь в идеях о том, что некие масштабные осуществимы. Расходы на их организацию и координирование очень высоки, и такие планы не застрахуешь ни от случайностей, ни от неожиданных, часто контрпродуктивных, последствий наших действий. И если говорить о России, то да, она действительно стремится вернуть себе роль державы, но именно то, что Россия только хочет к этому вернуться, говорит о том, что ее возможности очень ограничены.
— Если шенгенская граница не будет защищена в Греции, или если Турция не пойдет на сотрудничество и будет отправлять мигрантов к нам, тогда нужно, как предлагает премьер Соботка, создать «резервные» границы на линии Македонии и Болгарии. Председатель Европейского совета Дональд Туск, к удивлению, заявил, что если ЕС не решит миграционный кризис в течение двух месяцев, то Шенген распадется, как и сам проект ЕС. К мнению Туска присоединился премьер Швеции Лоффен, который раскритиковал страны, не идущие на сотрудничество, и призвал их к большей солидарности. Для Туска и Соботки подобные высказывания нехарактерны. Насколько, по-вашему, предложение чешского премьера реалистично, и в чем бы выразился спрогнозированный Туском развал Шенгена? И может ли это поставить под угрозу существование всего ЕС в его нынешнем виде?
— То, что сказал господин премьер, понятно, но это не более чем политический маркетинг. Господин Соботка говорит о том, что на такие страны, как Чешская Республика, никак не может повлиять. Но вес у подобных высказываний такой же, как, например, у заявления министра внутренних дел Австрии Микл-Ляйтнер, которая в прошлую субботу пригрозила Греции исключением из Шенгена. То есть нулевой. Так что я не советую избирателям думать, что слова, которые вроде бы имеют смысл, настолько уж сильны. Чешский премьер может присоединиться к какому-нибудь плану, но на этом все.
Если премьер-министр Соботка на самом деле хочет доказать, что он энергичен и заботится об интересах граждан своей страны, то пусть срочно займется созданием «резервной» границы Чешской Республики. Тогда он будет говорить о вопросах, которые чешское правительство может решать и воплощать в жизнь самостоятельно и быстро. Я лишь выборочно выделяю принципиальные вопросы — об активных и пассивных резервах, об изменении некоторых законов, о реструктуризации армии, использовании современных технологий для контроля над границами, об использовании программного обеспечения для разоблачения террористов среди мигрантов и т. д. По некоторым из этих тем INSTITUT 2080 готовит свои предложения, которыми с удовольствием поделится с чешским правительством.
Распад Шенгена — это страшилка типа «если умрет евро, умрет и Европа». Товарный обмен в рамках общего рынка, уничтожением которого пугают политики, существовал до Шенгена и будет после него. Конечно, с Шенгеном все проще, но думаю, что простые граждане готовы смириться с трудностями в снабжении, с ограничением потребительского комфорта и даже (гипотетически) с утратой экономического роста, если все это будет на благо безопасности.
— Какова ситуация на полях сражения в Сирии? В воскресенье президент Земан призвал к союзу с Башаром Асадом. Якобы только так мы можем победить Исламское государство. Есть ли вообще в сирийском конфликте какие-то позитивные сдвиги?
— Как я уже говорил, только по прошествии пяти лет европейские политики поняли, что стабилизации ситуации в Сирии без Асада вряд ли удастся добиться. Здесь опять-таки играет роль уже упомянутый факт, что Западу крайне не хватает неидеологически и рационально мыслящих государственников, которые знают, что должны ориентироваться на осуществимость политических мер и считаться с тем, что достижение равновесия в любой ситуации является главной предпосылкой для любых изменений к лучшему.
— Сейчас много говорят о Польше и ее новом консервативном правительстве, которое осуществляет ряд изменений, касающихся общественных СМИ, Конституционного суда и других сфер. Брюссель заявляет о необходимости надзора или контроля, а лидеры ЕС в связи с варшавским правительством говорят о диктатуре, государственном перевороте и серьезной угрозе демократии. Как это все воспринимать? Злоупотребляет ли недемократическое правительство своим положением, или, напротив, это делает Брюссель? Также появляются комментарии о том, что формируется некая недемократическая ось Польша-Венгрия. Могут ли два этих государства тесно сотрудничать (Качиньский недавно встречался с Орбаном)?
— Разумеется, все это вопрос интерпретации событий. Я могу поделиться с вами своей, а читатели могут со мной согласиться или не согласиться. По моему мнению, в западных политических элитах растет обеспокоенность в связи с тем, что ЕС, как это обнаруживается в последнее время, не является функционирующей единицей. Эта обеспокоенность европейских элит превращается в раздраженность, когда «отсталые» — экономически и идейно — восточноевропейские страны вдруг отказываются слепо за ними следовать. Интересно, что в этом случае в Западной Европе начинают высказывать сомнения в правомерности демократически легитимных решений, как это произошло в случае Польши и Венгрии.
Вдруг западноевропейские элиты хотят проверить правильность некоторых решений легитимных правительств и обнаруживают тем самым свое непонимание сути демократии. Вероятно, они полагают, что демократия — это инструмент для нахождения «правильных» решений. А что правильно, решает тот, кто сильнее. Это ошибка. Демократия — это инструмент для поиска решений, которые поддерживает или допускает большая часть общества. И только со временем и в сравнении этих решений с решениями других народов станет ясно, какие из них были действительно правильными, то есть полезными для данного общества.
Патерналистскому пониманию демократии, которое, по-видимому, преобладает в Брюсселе и других местах, противостоит тот факт, что в Центральной и Восточной Европе люди все еще очень болезненно воспринимают поучения извне. Так что решение Еврокомиссии проверить, является ли Польша еще правовым государством, это грубейшая тактическая ошибка. И учитывая уже и без того печальное состояние европейской интеграции, я настойчиво рекомендую брюссельским чиновникам забыть о польских «просчетах» так же быстро, как они это сделали в случае «просчетов» венгерского правительства.
