Зачастую события преподносятся так, что создается впечатление, будто конфликт с Россией носит экзистенциальный характер. А тех, кто стремится к балансу геополитических интересов, подвергают суровой критике как лиц, «понимающих Путина».
С точки зрения внутренней политики, такую стратегию можно понять. Но в плане внешней политики она упускает из виду многогранность ситуации. Избыточные эмоции во время внешнеполитических дебатов «душат» любую попытку определить общие с Москвой интересы.
Россия действительно проводит внешнюю политику, которая предусматривает решительное отстаивание собственных интересов и не исключает применения военной силы. При этом страна вовлекается в прямой конфликт с Западом, который до сих пор рассматривал активную геополитику как принадлежащую только ему привилегию.
Как на Украине, так и в Сирии Москва добивается сохранения собственной сферы влияния, которой, по ее мнению, угрожают расширение НАТО и политика Соединенных Штатов на Ближнем Востоке. Не являются беспочвенными и опасения по поводу того, что в случае военного краха официального Дамаска в Сирии возникнет вакуум власти.
Только не роль «младшего партнера»
В настоящее время Россия предпринимает активные попытки оказать влияние на внутриполитические дебаты в странах Евросоюза. Однако новизна этих попыток не должна вводить в заблуждение: степень их влияния незначительна. Усиление позиций популистских партий — не результат успешных российских действий, а следствие внутренних социально-политических конфликтов стран ЕС.
Политический итог сотрудничества России со здешними националистическими силами будет таким же скудным, как и результаты западной поддержки российского гражданского общества: либералы не стали там доминирующей силой.
За последние 15 лет российская политическая элита пришла к пониманию того, что «в общем европейском доме» Россия может играть только роль «младшего партнера». Это противоречит национальному самосознанию: страна считает себя великой державой, которая хотела бы вмешиваться в мировую политику и играть в ней активную роль.
Страх перед маргинализацией
На таком фоне разворот к консерватизму является не только инструментом сохранения власти, но и выражением борьбы за собственную идентичность. Ведь опасность возникновения «мира без России», как когда-то выразился бывший министр иностранных дел Примаков, абсолютно реальна. Источник агрессивности российской внешней политики — понимание грозящей стране маргинализации, а не осознание своей мощи.
Надежды 90-х годов на создание сообщества либеральных ценностей от Лиссабона до Владивостока не оправдались. Но провал этой концепции вовсе не означает возвращения к холодной войне.
Последняя станет реальностью только в том случае, если победу одержит снобизм либерального империализма. Причем обстановка на Ближнем и Среднем Востоке показывает нам, к чему может привести благое намерение донести демократию и либеральность до самых далеких уголков мира.
Поэтому нам нужно сотрудничать с Россией, вместо того чтобы истолковывать различие интересов как борьбу систем. К этому относится и болезненное признание того, что в реальной политике рекомендовано не все, что нам — по нашим моральным ощущениям — кажется правильным. Возмущение и демонизация другого — плохие советчики.
Александр Греф — сотрудник Института политологии Университета Санкт-Галлена. В 2011 году он возглавлял немецкую делегацию на Молодежном саммите Y20 в Париже.
