«Россия без Путина!» — раздался возглас. Затем еще раз, громче, словно десятки тысяч демонстрантов впервые попытались убедить себя в том, что такое возможно. «Россия без Путина! Россия без Путина!»
Слова уносились в холодное зимнее небо российской столицы. Выступавший говорил притопывавшим на месте демонстрантам, что этот лозунг услышат в Кремле. Особенно если повернуться к возвышающимся башням Кремля, все еще украшенным советскими рубиновыми звездами, и прокричать хором еще раз.
До того момента вероятность того, что Россия останется без руководящей роли Путина, примерно соответствовала вероятности того, что зимой в Москве не выпадет снег. Или, возможно, вероятности того, что Россия избавится от прочно укоренившейся коррупции, из-за которой страна упала на низкие позиции в рейтинге международной прозрачности (Transparency International), поделив 143-е место из 182-х с Нигерией.
Но 10 декабря 2011 года на Болотной площади в Москве, менее чем через неделю после выборов, сопровождавшихся массовыми нарушениями с целью обеспечения большинства путинской партии «Единая Россия», все казалось возможным. Самые состоятельные и хорошо образованные жители Москвы, так называемый креативный класс, вышли на улицы в беспрецедентной демонстрации недовольства.
«Бороться за свои права — это легко и приятно. И это совсем нестрашно, — сказал Алексей Навальный, лидер оппозиции де-факто. Его сообщение было передано из места заключения в Москве. — «Единственное, но самое мощное оружие, нужное нам, есть у каждого — это чувство собственного достоинства».
Я осмотрелся. На площади были целые семьи, пенсионеры и молодые мужчины и женщины, и все были охвачены чувством радостного возбуждения от участия в подлинном событии исторической значимости. «Никогда не думала, что увижу такое, — сказала мне одна давняя участница акций протеста, быстро сыпя словами. — Раньше на демонстрации приходили несколько сотен человек, но посмотрите, как нас много. Очень многие пришли на демонстрацию в первый, но не в последний раз».
Массовые антипутинские протесты, начавшиеся в Москве, сбили с толку аналитиков и воодушевили критиков Кремля. И те, и другие были уверены, что жесткий контроль бывшего офицера КГБ над политической сценой делает подобные события невозможными. Когда на улицы Москвы вышли многочисленные демонстранты с белыми ленточками, быстро ставшими символом протеста, можно было понять и простить противников Путина за то, что они поверили — его дни сочтены. На первых порах Кремль не знал, как реагировать, то угрожая, то нерешительно обещая политические реформы. «Похоже, тогда многие сочли, что до победы — рукой подать», — вспоминает Сергей Удальцов, яркий, бритоголовый лидер левых, который символически порвал портрет Путина на демонстрации, вызвав бурные аплодисменты.
Но избавиться от этого человека оказалось не так-то просто. «Любим ли мы Россию?» — воскликнул Путин на редкой демонстрации во время избирательной кампании весной 2012 года, воздев палец к небу, с которого сыпался дождь со снегом. «Конечно, любим», — продолжил он, когда затихло раскатистое «Да!», и добавил, что «таких, как мы, в России миллионы».
Обращаясь к толпе демонстрантов, доставленных автобусами из консервативной глубинки, Путин заявил, что идет борьба за Россию, и взмахнул рукой, затем медленно опустил ее, словно желая вырвать победу из холодного московского воздуха. Он добавил: «И мы победим!»
Как и предполагалось, через несколько недель после возвращения Путина в Кремль в мае 2012 года, началось ужесточение мер. По слухам, Путин сказал, что оппозиционеры, омрачившие его инаугурацию на третий срок, испортили его триумф, и он за это испортит им жизнь.
Первым делом через послушный парламент были быстро проведены законы, затрудняющие и делающие более опасным выражение несогласия. Затем Путин и его союзники из набирающего влияние Следственного комитета — правоохранительной структуры в духе ФБР, подчиняющейся только президенту — начали систематически нейтрализовывать лидеров оппозиции и их наиболее громогласных сторонников с помощью очерняющих кампаний, политически мотивированных уголовных обвинений и мрачно-абсурдных показательных процессов.
«Нет 1937 году!» скандировали протестующие, имея в виду год, на который пришелся пик сталинского Большого террора, когда первым оппозиционерам предъявили обвинения и отправили их в тюрьмы. Многим это сравнение показалось оскорблением памяти миллионов жертв Сталина, ведь никому еще не пустили пулю в затылок, никого не отправили на дальний холодный Север работать до смерти. Но для современных российских диссидентов, чахнувших в центрах предварительного задержания или отбывавших сроки наказания в далеких колониях, не было сомнений в том, что Кремль снова почувствовал вкус к политическим репрессиям.
Этот аппетит раздулся до новых, чудовищных пропорций, когда соседняя Украина оказалась охвачена революционной лихорадкой в конце 2013 года, где сложилась странная комбинация националистов, либералов, левых и сотен тысяч простых людей, требовавших лишить власти промосковского президента Виктора Януковича. Опасаясь, что революционный порыв перекинется в Россию, Путин ужесточил преследование несогласных.
После аннексии Крыма Россией президент обрушился на своих противников, называя их «пятой колонной» и «национал-предателями». Последний термин он позаимствовал у Адольфа Гитлера. Некогда маргинальные националистические группы стали входить в новую силу. Менее чем через неделю после того, как десятки тысяч сторонников Путина прошли по Москве, призывая «разрушить» оппозицию, практически у стен Кремля был застрелен Борис Немцов, один из самых известных оппонентов президента. Для многих оппозиционеров, наблюдавших первую волну ответных ударов Путина, смерть Немцова стала сигналом к бегству из России, пока они еще могут сделать это.
Еще до жестокого убийства Немцова началась массовая эмиграция недовольных долгим правлением Путина. Официальная статистика поражает: число граждан России, уехавших к чужим берегам в первые два года, последовавшие за возвращением Путина в 2012 году на пост президента, в пять раз больше, чем за два года до начала противоречивого третьего срока. И это только официальные данные. Эксперты говорят, что реальные цифры могут быть еще больше.
Уезжающие относятся к лучшим и самым ярким российским гражданам. По данным центра опросов общественного мнения «Левада», в середине 2014 года каждый четвертый россиянин с высшим образованием собирался эмигрировать. Среди тех, кто считал себя обеспеченным человеком, речь шла о каждом третьем. Из тех, кто собирался эмигрировать, 31% говорили, что ищут надежного и достойного будущего для своих детей. Но если предыдущие утечки мозгов из России были связаны с экономическими проблемами, то теперь речь идет больше о политике, чем о деньгах.
Список талантливых россиян, уехавших из страны после возвращения Путина на президентский пост, представляет собой длинный и печальный перечень. Если отъезд активных сторонников оппозиции и журналистов вряд ли лишит Путина спокойного ночного сна, то есть среди отъезжающих много тех, кого Россия не может позволить себе потерять —от ученых и экономистов до молодых талантливых выпускников вузов. «Утечка мозгов значительна и симптоматична», — написал Александр Колесников из аналитического московского Центра Карнеги.
Одним из первых после возвращения Путина в Кремль уехал Сергей Гуриев, уважаемый экономист, учившийся в США, одно время входивших в число советников президентской администрации. В мае 2013 году Гуриев внезапно уехал из России во Францию. Перед этим его допросили следователи по поводу подготовленного им доклада для кремлевского совета по правам человека по делу Михаила Ходорковского, бывшего нефтяного магната, которого Путин неожиданно освободил из тюрьмы перед Зимними Олимпийскими играми 2014 года. Доклад Гуриев призывал снять обвинения с Ходорковского. Автор отрицал, что получил деньги от Ходорковского или от его приближенных. Но сам Гуриев и его друзья считали, что его «настоящим преступлением» стало символическое пожертвование 300 долларов в фонд Алексея Навального по борьбе с коррупцией. Опасаясь неизбежного ареста, экономист средних лет прыгнул в первый же самолет и улетел в Париж, где уже несколько лет живут его жена и дети.
«Мне сообщили, что составлен список друзей Навального, против которых готовятся специальные действия, и что мое имя включено в этот список. Я ничего дурного не делал и не хочу жить в страхе», — сказал мне Гуриев по телефону, когда уже находился в безопасности во Франции.
Гуриев вовсе не был активным демагогом, подстрекавшим к протестам, или радикальным активистом, требующим отставки Путина. Он — уважаемый профессор, заслуживший международное признание своей работой в московской Российской экономической школе. Короче, он — один из тех, в ком очень нуждается Россия. Один блогер написал, что эмиграция Гуриева вызвала чувство неминуемой катастрофы.
Еще одним из тех, кто купил билеты на символическую современную версию философского парохода — так называли исход образованных россиян после большевистской революции — стал Павел Дуров, основатель успешной социальной сети Вконтакте, ее часто называют русским «Фейсбуком». Объясняя свой отъезд, Дуров сказал, что ему пришлось покинуть компанию из-за нежелания сотрудничать со спецслужбами, и что сейчас его компания оказалась под полным контролем друзей Кремля.
Леонид Бершидский, хорошо известный журналист, основатель популярной российской деловой ежедневной газеты «Ведомости» и первый издатель российской версии Forbes, стал еще одним из тех, кто поспешил минимизировать потери. «Кремлю все равно, они не считают меня и таких, как я, лучшими людьми страны. Для них мы — предатели, пятая колонна», — написал он мне по электронной почте после отъезда в Германию летом 2014 года.
«Я пыталась подсчитать, сколько моих друзей и коллег уехали из России, но остановилась — закончились пальцы, — написала в мае 2015 года московская правозащитника Татьяна Локшина в статье, которая читалась, как некролог недолго процветавшему гражданскому обществу России. — Некоторые уехали, потому что не могли больше работать. Другие боялись за свою жизнь и жизнь своих близких. Этот исход — потеря для России. Они были будущим России, и власть предержащие украли это будущее».
Но Кремль не смог полностью раздавить диссидентов. «Россия, проснись!» гласила листовка на демонстрации в начале 2012 года в Москве. Для многих эти беспрецедентные протесты стали событиями, изменившими их жизнь. Ранее апатичные россияне тысячами оказались в стане противников Путина. Они и не подумали отступить, когда начались трудные времена.
Их борьба содержит один очевидный моральный аспект. Современные последователи «инакомыслящих» коммунистической эпохи, эти мужчины и женщины больше не добиваются продвижения какой-то политической программы. Многие из них не связаны с запрещенными или подавляемыми оппозиционными партиями. Нет, желая высказать свое мнение, рискуя потерять работу, попасть под арест, быть избитыми или того хуже, эти люди демонстрируют свое нежелание «жить по лжи», как сказал Александр Солженицын. Их храбрость редко попадает в новости, будь то в России или на Западе. Эти современные диссиденты почти неизвестны, и они движимы идеей создать лучшее будущее для своей многострадальной страны.
Это такие люди, как Марк Гальперин, 47-летний антипутинский активист, один из первых, кому угрожает до пяти лет тюрьмы в соответствии с новыми драконовскими путинскими законами против демонстраций. «Мы вступили в борьбу, наша обязанность — сменить режим. Историю всегда творит меньшинство», — сказал он мне, когда мы встретились в кафе в центре Москвы весной 2015 года. Помимо уголовных обвинений, Гальперин и его единомышленники нередко подвергаются преследованиям и прямым нападениям со стороны спонсируемых властями активистов, вдохновленных критическими словами Путина об оппозиции. «Эти прокремлевские группировки не будут подставлять свои шеи за Путина в случае серьезной угрозы, — сказал Гальперин. — А оппозиционеры каждый день рискуют свободой и жизнью».
Это такие люди, как Руслан Левиев, бывший следователь полиции из сибирского города Сургут, уволившийся из органов из-за отвращения к коррупции, которую он наблюдал, и переехавший в Москву в 2009 году. Воодушевленный протестами 2011-2012 года, как и многие другие, покрытый татуировками 29-летний Левиев стал одним из самых известных «диссидентов социальных медиа». Вооруженный только компьютером и опирающийся на поддержку пятерых анонимных помощников в интернете, Левиев переворачивает сайты в поисках доказательства российского военного вмешательства в конфликт на востоке Украины. Эта работа часто вынуждает его отрываться от интернета. Левиев ездит по российским городам, разыскивая могилы российских солдат, погибших на Украине. «Иногда я объясняю близким погибших солдат, что неправильно посылать молодых людей умирать на незаконной войне, неправильно, что Путин отказывается от них, стоит им погибнуть, и меня начинают понимать», — сказал он в ответ на мой вопрос о причинах его трудной и опасной работы. В мае 2015 году Путин подписал новый закон, согласно которому, гибель военнослужащих во время специальных операций признана государственной тайной, в результате чего Левиеву и его помощникам угрожает до семи лет тюрьмы. Но активисты не поддаются страху. «Я намерен продолжать свое дело. Я готов к тюрьме. Если так получится, то я пройду через это, — говорит он во время нашей беседы напротив недавно подкрашенного портрета советского военачальника маршала Жукова в центре Москвы. — Эта истерическая пропаганда привела к деградации общества. Этому необходимо положить конец как можно быстрее. Иначе все станет еще хуже».
Это такие люди, как Денис Бахолдин, 33-летний финансовый эксперт, которого я впервые встретил перед антивоенным протестом в Москве в марте 2014 года. Он стоял в районе Красной площади и держал в руках плакат с призывом прийти на планируемую демонстрацию. Был час пик, и он быстро привлек внимание прохожих. «Только сволочи пойдут туда!» — заявил один мужчина средних лет с налитым кровью от злости лицом, прочитав надпись на плакате, выполненную в цветах российского и украинского флага. — Нам здесь майдан не нужен!» Вскоре Бахолдина и десяток его единомышленников окружила толпа юных прокремлевских активистов, называвших их предателями. Полицейские оттеснили их.
Бахолдин относится к рядовым участникам акций протеста, незаинтересованным в политической карьере. Серьезный человек с тихим голосом, он заплатил высокую цену за публичное выражение протеста против власти Путина. Незадолго до запланированной на послеобеденные часы демонстрации его уволили с хорошо оплачиваемой работы в частном банке в Москве. На каком основании? Он отказался пообещать прекратить участвовать в акциях оппозиционеров. Оказалось, что вице-президент банка состоит в партии «Единая Россия», и он приказал управляющему приструнить Бахолдина или избавиться от него. «Я открыто сказал им, что выступаю против власти Путина, а то, чем я занимаюсь в свободное время — это мое личное дело», — сказал он. Этот демарш означает, что он вряд ли скоро найдет работу. Руководство банка написало в его трудовой книжке — документе, который россияне обязаны представлять работодателю — что Бахолдин часто нарушал трудовую дисциплину. Сейчас он живет за счет быстро тающих сбережений.
Я предложил Бахолдину последовать проторенным путем из России. Если не до конца власти Путина, то хотя бы до тех пор, пока не спадет ненависть к тем, кто осмелился публично выразить недовольство его правлением. Он улыбнулся, словно делая мне одолжение. «Я много думал об отъезде из России и начале новой жизни в Европе. Я видел, насколько там лучше. Но если у соседа лучше обои и мебель, это еще не повод для того, чтобы вселиться в его квартиру. Надо попробовать привести в порядок свою, — он пожал плечами и сделал паузу. —Именно этим я и планирую заниматься здесь».
Это адаптированный отрывок из книги Марка Беннетса «Я разрушу их жизни: взгляд изнутри на войну Путина против российской оппозиции» (I’m Going to Ruin Their Lives: Inside Putin’s War on Russia’s Opposition)
