Владимир Путин укрепляет своё военное превосходство на Ближнем Востоке с целью одержать абсолютную победу на дипломатическом поле. Тем временем госсекретарь США Керри летит в Москву.
Россия укрепляет своё военное присутствие в Сирии, рассчитывая получить дипломатические козыри на встречах министра иностранных дел Сергея Лаврова с госсекретарём США Джоном Керри, которые в среду и четверг пройдут в Москве. Российское вооружение, всё ещё находящееся в Сирии, а также потенциал, который Россия продемонстрировала в ходе конфликта, способствуют возвращению самой большой страны в мире в статус международной сверхдержавы. Возможно, такой исход справедлив, но он таит в себе много опасностей.
Фиктивный вывод войск
На российской военной базе «Хмеймим» неподалёку от Латакии в полном разгаре строительство военной инфраструктуры. Об этом свидетельствуют спутниковые снимки от 17 марта, полученные разведывательным агентством Stratfor, известным как «частное ЦРУ». Кроме того, на фотоснимках видно, что в последние дни на военной базе появились боевые вертолёты Ми-28 и Ка-52, в соответствии с тем, что предсказывала NBC со ссылкой на источник в правительстве США. Значительная часть истребителей-бомбардировщиков Су-24 и многоцелевых истребителей, как свидетельствуют фотографии, по-прежнему на месте и находится в боевой готовности. Как и самое могущественное оружие — система ПВО С-400.
Разговоры и потенциал
«Важны не разговоры, но потенциал» — говорил Отто фон Бисмарк. В последнее время Владимир Путин часто его цитирует, возможно, потому что кто-то неосторожно сравнил его с прусским канцлером. В разговорах, которые в ближайшие дни будут вести между собой Лавров и Керри, нетронутый российский потенциал в Сирии сыграет существенную роль. И не только в разговорах о Сирии. Действия России на Ближнем Востоке показали, что её притязания более масштабны, и что она может себе это позволить. В дискуссиях с американцами слова Лаврова будут иметь вес ртути.
Джон Керри — не Генрих IV, а Москва не верит ни слезам, ни отлучениям от церкви. Более того, снегопадов на неделе не предвидится. Но это путешествие американского госсекретаря всё же кажется поездкой в Каноссу. «Ситуация в российско-американских отношениях остается непростой» и именно американцам нужно приложить усилия, чтобы улучшить их, объясняет комментарий, опубликованный в сталинском небоскрёбе, где располагается российский МИД.
Комментарий МИДа звучит как выговор Соединённым Штатам и фактически заявляет претензию на глобальную роль России, утверждая, что от атмосферы в российско-американских отношениях «во многом зависит общий климат на мировой арене». В программе встречи Лаврова и Керри — «актуальные международные проблемы». Речь в первую очередь — о Сирии, но и об остальном мире тоже.
В длинном интервью, недавно вышедшем в апрельском номере журнала «The Atlantic», американский президент Барак Обама сказал о Путине: «Он постоянно заинтересован в том, чтобы считаться равным нам и работать с нами, потому что он совсем не дурак. Он понимает, что позиции России в мире существенно ослабли. И то, что он вторгается в Крым или пытается поддержать Асада, вовсе не превращает его в полноценного игрока».
В Москве многие думают, что пришёл момент заставить американцев отказаться от высокомерных речей и взглядов свысока. И так думают отнюдь не только в Кремле, в МИДе или среди сторонников Путина. В последние пять месяцев Россия добилась «возвращения международной системы в биполярное измерение», отмечает Фёдор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» и влиятельный специалист по международным отношениям.
Иногда они возвращаются
Глава американской дипломатии должен будет признать за Россией роль главного игрока в мирном процессе, который сейчас начинается в Женеве под эгидой ООН. Возможно, ему придётся смириться с тем, что Москва имеет право высказываться и по поводу других текущих и будущих кризисов на Ближнем Востоке. Впрочем, и это для русских всего лишь программа-минимум. Они стремятся к такой дипломатической победе, которая даст им гораздо больше, нежели возможность принимать решения о будущем Дамаска и о войне с «Исламским государством».
Каждое действие и каждое сообщение Кремля в последние недели рассчитаны так, чтобы получить максимальное преимущество на международной арене. Выставленный напоказ вывод войск из Сирии обеспечил России кредит доверия, необходимый для участия в мирных переговорах. Это послание было обращено к ООН и общественному мнению, как в мире, так и в самой России: русские начинали уставать от зрелища бомбардировок Алеппо и потоков пропаганды, заполнивших в последние месяцы их телевизионную программу.
А вот холодное предостережение, что в случае эскалации конфликта Россия может восстановить и мгновенно укрепить свои военные позиции в арабской стране, было обращено напрямую к НАТО: Москва решила дать понять, что она пришла на Ближний Восток всерьёз и надолго. Это предостережение прозвучало тем убедительнее, что его озвучил сам Путин.
Кроме того, сам президент заявил, что в Сирии останется самое стратегически важное и смертоносное оружие — интегрированная система противовоздушной обороны С-400/С1. Видимо, чтобы осознали свою ошибку те, кто считал, что вмешательство в помощь другу-диктатору Башару Асаду лишь на время выводит Москву из предписанной ей роли региональной державы.
«Все партнёры предупреждены и знают: наши системы ПВО будут применяться по любым целям, которые мы сочтем угрозой для российских военнослужащих» — заявил в прошлый четверг президент своим позвякивающим советскими медалями генералам, собравшимся в Георгиевском зале в Кремле. «Исламское государство», как и другие сирийские вооружённые группы, не располагает ни самолётами, ни особо опасными ракетами. Но послание было обращено не к ним. И даже не к позвякивающим генералам.
Смертоносное орудие
«Это самая лучшая и самая смертоносная дальнобойная ракетная система обороны на планете». Так охарактеризовал С-400 Скотт Вольф, в прошлом американский военный лётчик, в настоящее время главный редактор специализированных изданий «Pilot» и «Fighter Sweep». «Она вселяет страх: это лучшая наземная угроза для воздушных сил коалиции». Речь идёт о новейшем воплощении ракет класса «земля-воздух». По сравнению с С-400 американские «Пэтриот» кажутся антиквариатом. Она может уничтожить всё, что летает в радиусе 460 километров, даже на скорости 17 тысяч км/ч и очень низко над землёй. Только самолёты-«невидимки» могут выйти сухими из воды: у американских В2 и F22 были бы хорошие шансы. Но С-400 дополняется батареями Панцырь-С1. А они как раз специализируются на сбивании самолётов-«невидимок».
Ракетные подразделения прибыли в Сирию только после того, как в ноябре прошлого года турецкой авиацией был сбит российский Су-24. По крайней мере официально. Их развёртывание фактически создало бесполётную зону более чем в 400 квадратных километров: любой самолёт, который взлетит с базы, находящейся на юге Турции, окажется в зоне огня сразу, как только оторвёт колёса от асфальта. Поэтому любой, кто захочет проникнуть на эти 400 квадратных километров, должен сначала поговорить с русскими — чтобы избежать неприятных последствий.
Укрепление российской мощи в Сирии стало бесповоротным. Операции против врагов Асада поразили американских генералов своей точностью и эффективностью. Самое яркое впечатление произвели те операции, целью которых и было продемонстрировать военные возможности России. Например, когда ракеты «Калибр», запущенные с двух корветов Каспийского флота, поразили цели в Сирии на расстоянии в 1000 км. Это произошло 7 октября, в день рождения Путина. Смертоносное поздравление. «Калибр» — крылатые ракеты, аналогичные американским «Томагавкам». Их задача — пробивать самую современную и сложную систему ПВО. «Исламское государство» мечтает о таком оружии. Но хотя ракеты предназначались террористам или им подобным, послание, разумеется, было не для них.
«Capability» и холодные войны
В военных возможностях Москвы можно было усомниться, если вспомнить, что в короткую войну с Грузией семь самолётов с красной звездой были сбиты, а, по меньшей мере, четыре других сильно повреждены — и всё это за семнадцать вылетов. Перевооружение советских масштабов, предпринятое по воле Путина, оправдало себя. Стремление России вновь выдвинуться на роль супердержавы привело к тому, что отношения между Востоком и Западом достигли «самой низкой температуры с конца холодной войны», как отметил аналитический отдел журнала Economist.
Согласно анализу лондонского еженедельного издания, существует опасность прямого столкновения, что вызовет «рост военных расходов в Европе» в ущерб санации государственных финансов и социального обеспечения.
«Мы находимся накануне новой холодной войны», — гласит вывод аналитического отдела. Это ошибка: новая холодная война, она же гибридная война или как ещё её пожелают назвать, уже давно идёт. Но «Economist» прав в своей оценке результатов нового противостояния. Это гонка вооружений, подобная той, что происходила во время Холодной войны, той, что пишется с большой буквы. Промышленники и торговцы военного сектора счастливы: если есть война, пусть даже холодная, есть надежда.
Есть своя ирония в том, что главная причина, по которой возникла нынешняя ситуация, та же самая, что и семьдесят лет назад, когда началось политическое, идеологическое и военное противостояние США и Советского Союза: часть Запада была не уверена в «capability» России быть глобальной державой.
Слово «capability» в том смысле, в котором оно используется в международной политике, с трудом поддаётся переводу. Попробуем: мощность, ресурсы и военная сила. В сочетании с желанием и реальной возможностью их использовать.
Легко заметить, что Запад упорно не хочет признавать за Москвой «capability». Сложно не увидеть в этом исторического высокомерия по отношению к стране, которая простирается от Центральной Европы до Японского моря. И хотя в 1946 году она была обескровлена беспредельными потерями в ходе выигранной войны, а в начале 1990-х — потрясена свержением режима, казавшегося вечным, это отнюдь не оправдывает близорукость Запада.
Утраченная молодость
Двадцать пять лет назад, 17 марта 1991 года, на общенациональном референдуме, проведённом Михаилом Горбачёвым, желавшим спасти Советский Союз, три четверти голосовавших — в том числе на Украине — высказались за продолжение существования СССР в обновлённом виде. Девять месяцев спустя, на другом референдуме, 90% украинцев проголосовало за независимость. СССР перестал существовать.
В этот решающий момент мир потерял шанс перестроиться и стать более безопасным местом. Это могло бы произойти, если бы Запад лучше обращался с советским сумраком и больше бы заботился об отношениях с молодой СССР/Россией, которая вышла из-под серого плаща брежневской эпохи полная страстей, культуры и великих идей.
В интервью The Atlantic Горбачёв сказал, что «был решающий год, 1989-1990-й, когда серьёзная помощь Вашингтона могла бы всё изменить». В американском Белом доме был Буш-старший. Помощь не пришла.
Возобладали неуверенность, двусмысленность и близорукость. Они продолжали господствовать и позднее, при Клинтоне, во время шоковой терапии, при помощи которой Ельцин, оставленный в полном одиночестве, разрушил экономику, создав нечто вроде капиталистического Дикого Запада, не обременённого какими-либо правилами, населённого импровизированными предпринимателями, внезапными богачами и серийными преступниками.
Из этого Дикого Запада и родился путинизм, который действительно в некоторой степени навёл порядок. Собирая мзду с серийных преступников и защищая их, скажут критики Путина. Конечно, кремлёвский лидер вооружил страну могучим оружием и воспользовался недовольством по отношению к Западу, играя на патриотических струнах. И заручился всеобщей поддержкой.
Опасные парадоксы
Фёдор Лукьянов считает, что многое из того, что сегодня происходит в России и в международных отношениях, уходит корнями в бурю 1991 года и порождённое ею недоверие, которое так и не было преодолено. «Запад, гордый так называемой победой в холодной войне, почувствовал себя вправе соорудить новый, односторонний мировой порядок». Русские услышали только, «как трещат те немногие гарантии», которые давал прежний режим, и «увидели, что им предлагают лишь возможность участвовать в системе, построенной вокруг США», заявляет главный редактор журнала «Россия в глобальной политике». Это сильно отличалось от того, что представлял себе Горбачёв — «общего европейского дома», включавшего СССР и США.
Лукьянов считает, что нынешняя агрессивность внешней политики России опасна, но оправдана ошибками Запада. Он вспоминает, как Запад, начиная с 1991 года, расширял свою военную и политическую зону влияния: тогда в НАТО было 12 стран, теперь 28. И НАТО — или отдельные члены альянса — впервые в истории «начали развязывать войны: Югославия, Афганистан, Ирак, Ливия». За первым расширением союза «немедленно последовало первое применение силы». Какие из этого должна была сделать выводы «страна, которая никогда не имела никаких перспектив вступления в НАТО, но которую убеждали, что укрепление и расширение альянса не имеет каких-либо существенных последствий?» — задаётся вопросом специалист по внешней политике России.
Но Москва начала активно вести себя на мировой шахматной доске лишь во второй половине путинского правления, когда страна стала откатываться к авторитаризму. Политико-идеологическая машина Кремля бесстыдно использует внешнюю политику для внутриполитических целей в период тяжёлого экономического кризиса. При чём здесь Запад?
«Западная политика, — отвечает Лукьянов — привела к турбулентности в международных отношениях, и часто была деструктивной. […] это убедило разные правительства, в том числе российское, в необходимости осуществления более строгого контроля внутри страны».
По мнению аналитика, истинная проблема России — не откат к авторитаризму, а культурный регресс. Сегодняшние русские, объясняет он, уже не идеалисты, которые начинают дискуссии и стремятся изменить мир к лучшему: такие люди закончились в перестройку, «последний момент, когда шла настоящая дискуссия о культуре». В Кремле и в стране сегодня господствует «угрюмый реализм» без идеалов и без широкого взгляда на будущее, «в том числе и во внешней политике». Русские стремятся монетизировать всё и сделать это немедленно, особо не заботясь о долгосрочных последствиях. Если мы примем во внимание, что Россия вновь выдвигается в ранг глобальной державы, подобная картина не может не вызывать опасений.
Лукьянов указывает на парадокс, который привносит дополнительное беспокойство, как будто его и без этого недоставало. На протяжении значительной части холодной войны Советский Союз мог рассчитывать на поддержку своей внешней политики со стороны западных коммунистических партий и «братских стран». Сегодня путинская Россия стала маяком для правых популистских движений в Европе и США. Перечислим самые известные из них: Северная Лига Сальвини, Национальный Фронт Ле Пен, Дональд Трамп. Кроме того, к Москве испытывает небескорыстные симпатии ряд экономических групп и влиятельных лиц, которые ведут с ней дела. Таким образом, в столкновении с Западом Кремль может рассчитывать как минимум на информационную поддержку, а то и на самую настоящую пятую колонну.
Роль «братских стран» играют постсоветские диктатуры: Казахстан, Узбекистан, Туркмения на границах с Центральной Азией; Белоруссия на границе с Западной Европой. Это не слишком хорошая компания, но она всё более верна Москве: после того, как Путин вошёл в Сирию, поддержав их худшего коллегу, они знают, что в случае чего могут рассчитывать, что Кремль сохранит их у власти. Или, по крайней мере, сохранит им жизнь.
Человек, который понял Россию
Когда первого мая 1998 года сенат США ратифицировал включение в НАТО Польши, Венгрии и Чехии, Томас Л. Фридман из New York Times, только что получивший вторую Пулитцеровскую премию, позвонил Джорджу Кеннану, чтобы узнать его мнение о событиях. «Это трагическая ошибка — никто никому не угрожал. Думаю, это начало новой холодной войны» — отвечал ему из своего дома в Принстоне престарелый, но не утративший ясности мысли архитектор сдерживания СССР, один из главных государственных деятелей и самый оригинальный американский дипломат XX столетия. «Россия постепенно начнёт реагировать враждебно, и это повлияет на всю её политику».
В 1946 году Кеннан разработал идею «сдерживания» («containment»), впоследствии полностью искажённую администрацией Трумана. В основе её лежал глубокий и прозорливый анализ положения дел. Кеннан отмечал инстинктивное и традиционное чувство ненадёжности, господствующее в России. Он указывал на то, что Сталин нуждается во внешних врагах, чтобы создавать консенсус внутри страны. Он предвидел конец СССР и считал, что его можно приблизить, если однозначно признать Москву глобальной державой и, избегая провокаций, сделать упор на мягкое сопротивление её экспансии, в первую очередь при помощи укрепления демократии в Европе.
По этой причине Кеннан поддерживал план Маршалла и выступал против создания НАТО. Затем он оставил карьеру и посвятил себя преподаванию. До самого конца Кеннан критиковал американскую дипломатию. Пять лет назад, 17 марта, он умер, перейдя столетний рубеж.
Быть может, абсолютно непростительно, что Запад ничему не научился у Кеннана и «повернулся спиной» к русским в девяностые годы. Будем надеяться, что не этим запомнится наше поколение.
