Ночное небо переливается яркими цветами. Голубовато-зеленые, синие, фиолетовые и пурпурные полосы пульсируют над белой землей. Моря бороздят гигантские чудовища, поющие оглушительно звонкими голосами, а белые медведи охотятся на зубатых китов на суше и на море. Великаны построили себе дома в горах, а в скалах обитают эльфы и тролли. Полгода здесь проходят в темноте, в губительном, суровом и вероломном холоде, вторая половина года — царство солнечного света и тепла, когда природа зелена и изобильна. Это врата в иной мир. Аборигены, больше напоминающие животных, чем людей, живут в гармонии с суровым окружением, отвергая внешнюю власть и сражаясь с ужасной жестокостью. Вы узнали это место. Это фантастический север.
За минувшие годы вам довелось провести там немало времени, хотя, вероятно, вы сами того не подозревали. Мировой успех диснеевского мультфильма «Холодное сердце» (2013) — это лишь вершина айсберга. Тяжелые испытания, выпавшие на долю семьи Старк, и грядущая битва к северу от Стены в романах Джорджа Р. Р. Мартина привлекли десятки миллионов читателей по всему миру, читающих на разных языках книги серии «Песнь Льда и Огня», первая из которых увидела свет в 1996 году. Телевизионная адаптация «Игра престолов» тоже привлекла миллионы зрителей в разных странах.
А еще есть Рагнар Лодброк и его родичи, чья сага разворачивается в телевизионной драме «Викинги» (2013 —). Очень произвольно трактуя средневековые тексты о приключениях Рагнара и его ярких наследников в IX веке, телесериал, снятый каналом History, уделяет много времени демонстрации странности и необычности этих северян-язычников, выделяющихся даже на фоне чуждого нам средневекового мира. И англичане, и северяне говорят на англо-саксонском и на старо-норвежском время от времени, в другое время они говорят на английском с британским или скандинавским акцентом с налетом архаичности. У Рагнара и его парней есть хорошо продуманные татуировки и прически. Они никогда не слышали о Париже и Риме. Они советуются с прорицателем и приносят своим богам в жертву животных и людей. Насколько все это точно? Примерно настолько, насколько точны сами саги. Рагнар Лодброк из написанной Саксоном Грамматиком в XII веке хронике «Деяния данов» или из исландской «Саге о Рагнаре Лодброке» XIII века вряд ли хоть немного напоминал настоящего Рагнара Лодброка, если такой когда-либо существовал.
Из-за каких особенностей современной эпохи вершина земного шара притягивает наш взгляд? Откуда взялось наше очарование «северностью»? В западной культуре север всегда был воображаемым царством и географическим местом. С древних времен это была земля на краю света, которая существует по своим собственным законам, и холст для разнообразных фантазий. Многие эти фантазии сохранились в целостности, словно вечная мерзлота, сохранившая вечнозеленым наш интерес к северу. Но время от времени что-нибудь происходит.
Для древних земли на дальнем севере, Гиперборея и Туле, одновременно были реальными и нереальными местами. Это были неизвестные земли (terrae incognitae), как их описывает карта Птолемея, так как они находились настолько далеко от греков и их соседей, что казались более легендарными, чем реальными. Для греческого поэта Пиндара, писавшего в V веке до нашей эры, Гиперборея, страна за северным ветром, как гласит ее название, была страной, недостижимой для обычных людей. Ее счастливые обитатели, свободные от болезней, старости, войн и работы, проводили свое время в пирах и танцах. Персей и Геракл, два героя и два сына бога Зевса, смогли добраться до туда. Но они были особенными людьми. Пиндар, обращаясь к чисто человеческой аудитории, предупреждал: «Ни пешком, ни на корабле вам не добраться до места встречи с гиперборейцами». Совершенно другое мнение мы встречаем в прозаическом труде Геродота, писавшего примерно в то же время, что и Пиндар. Геродот считал Гиперборею реальной, хотя и очень далекой страной. Она лежала далеко на север от Скифии и даже от страны кельтов, но несмотря на это, в ней царил мягкий климат, и солнце сияло днем и ночью.
Как и Гиперборея, Туле ассоциируется с реальным и с воображаемым местом. Древнегреческие авторы ссылались на не дошедшую до наших дней работу IV века до нашей эры, помещавшую Туле на расстоянии шести дней плавания к северу от Британских островов. Более поздние писатели пытались соотнести Туле, а заодно и определить границу мира, с Оркнейскими островами, Исландией, Фарерскими островами и Норвегией. И римский поэт Вергилий (70 — 19 гг до н. э.), и позднеантичный философ Боэций (480-525 гг н. э.) считали Туле северо-западной границей мира, за которой простиралась жуткая неизвестность. В поэме Эдгара По «Страна снов» (1844) путешественник объясняет:
Я вернулся в край родной
Из Туле темной и немой,
Лежащей в блеске гордого убранства
Вне времени и вне пространства.
В ранний период Римской империи греческий географ Страбон (примерно 30 год н. э.), автор «Естественной истории» римлянин Плиний Старший (77 г. н. э.) и римский историк Тацит (98 г. н. э.) размещали Туле за пределами Британии, ставшей частью Римской империи в 43 году н. э. По мере расширения границ Римской империи на север римские авторы использовали уже существовавшие знания об этих краях и добавляли к ним новые сведения. Историк Тацит сообщал, что в Британии влажный, мягкий климат, плодородная почва и длинные дни, длящиеся почти 24 часа. Некоторые северные племена, скотты, очень походили на германцев. «Рыжие волосы и длинные конечности представителей населения Каледонии (Шотландии) однозначно указывают на германское происхождение», — писал Тацит. Скотты и пикты, еще одно племя, населявшее северные районы Британии, оказались неукротимыми и настолько агрессивными, что римский император Адриан приказал возвести мощную линию оборонительных укреплений — Адрианов Вал. Но этого оказалось недостаточно, чтобы сдержать их. Набеги и вторжения с севера продолжались, ив IV веке н. э. стали настолько частыми, что императоры решили оставить Британию.
Благодаря Тациту и другим авторам, ссылавшимся на него, свирепые племена, жившие к северу от Адрианова Вала, присоединились к мифическим обитателям Туле и Гипербореи, пополнив число жителей севера. В нескольких своих трудах Тацит превозносит доблести народов, живших за северными рубежами Римской империи. Пикты и скотты заслужили его восхищение своим отказом поступиться свободой, а германские племена северной Европы — храбростью и верностью семье. Хотя Тацит приводил этнографическое описание северны племен, он также говорил о фантастическом царстве, свободном от упадничества цивилизации. Никто из германцев не насмехался над пороком, поучал он своих соотечественников, и они не считают модным развращать и подвергаться развращению.
Несколько веков спустя другая группа северян высадилась к югу от Адрианового Вала, как подтвердив, так и запутав представления о «северности», унаследованные от греков и римлян. В 865 году так называемое «Великое войско» вторглось в Восточную Англию. Если верить сагам, то возглавляли войско сыновья Рагнара Лодброка. Этот союз скандинавских отрядов обрушил три из четырех англо-саксонских королевств — Нортумбрию, Восточную Англию и Мерсию — прежде, чем был, наконец, побежден королем Уэссекса Альфредом Великим в 878 году.
Великое войско стало последним вторжением северян, норманов, как их прозвали в Англии, на тот период. Но скандинавские торговцы и разбойники плавали вдоль побережий десятилетиями. Большинство вторжений были набегами в стиле бей и хватай, как нападение на монастырь Линдисфарн в 793 году. У богатых церквей были свои сокровища, и они также часто хранили драгоценности своих патронов. Это делало их заманчивыми целями. Пираты-язычники нападали совершенно внезапно, забирали добычу и пленников и оставляли после набега дымящиеся руины. Анонимные хронисты в богатом аббатстве Ксантен в верховьях Рейна добросовестно описывали набеги северян на их область и соседние края несколько лет подряд, пока не записали в 849 году с плохо скрываемым гневом: «Язычники с Севера, как обычно, принесли разрушения в христианский мир, но дополнительно описывать это возмутительно».
В следующие 150 лет северяне создали поселения и проложили торговые пути повсюду от Константинополя до Северной Америки через северный район Атлантического океана, а также в центральную и восточную Европу. Некоторые земли, в которых селились северяне, например, Исландия, были очень мало населены и представляли собой благодатные страны для заселения и колонизации. Политические конфликты на континенте предоставили другим группам норманов возможность взимать дань или установить постоянный контроль над некоторыми территориями. Таким был Роллон или Хролфр, первый герцог Нормандии. Он согласился принять христианство и не пускать пиратов в Сену в обмен на руку дочери короля Карла и Руан с окрестностями во владение.
Как непоколебимая храбрость норманов и их жуткая эффективность в бою подтвердили существовавшие стереотипы о северянах, так же и их гордость стала еще одним подтверждением этих взглядов. Когда от Роллона потребовали поцеловать ногу короля Карла в обмен на герцогский титул, он решительно отказался: «Я ни перед кем не преклоню колена и не буду целовать никому ноги». Он велел одному из своих воинов поцеловать королевскую ногу вместо себя. Выполняя приказ, тот настолько резко поднял ногу короля, что опрокинул Карла на спину.
Гиперборейцы, возможно, были настолько же активны, как норманы, и разделяли их любовь к пирам, но больше ничего общего между ними не было. Если гиперборейцы любили хорошую жизнь и не нуждались в войнах, то норманы были очень жестоки и нападали на безоружных и слабых так же часто, как и на сильных. Алкуин, нортумбрийский священник при дворе Карла Великого, причитал после налета на Линдисфарн: «Язычники осквернили святилище Бога, пролили кровь святых вокруг алтаря, опустошили дом нашей надежды и разбросали тела святых, как навоз на улицах». Но на самом деле вожди викингов не были более кровожадными, чем их христианские современники, включая Карла Великого. Некоторые авторы объединили описание недавних набегов викингов с представлениями об особенном варварстве северян и с мнением о том, что Север населен странными созданиями. Они утверждали, что некоторые норманы не совсем люди, и что их берсерки обладают силой и яростью волков и медведей.
Многие писатели, еще со времен античности, отмечали внушительное телосложение и светлую кожу северян. Но для других их очевидная храбрость не могла служить оправдание отвратительных манер. По словам Ахмаба ибн Фальдана, посланника халифа Аль-Муктадира к волжским булгарам в 921 году, русы (так называли северян, поселившихся в этой области) отличались впечатляющим сложением: «Я не видел никого, кто был бы сложен лучше, чем они — они словно пальмы, светлые и рыжеволосые». При этом он жаловался, что они редко купались и никогда не мыли руки, даже перед едой или после отправления нужды. «Они самые грязные из божьих созданий… Они словно ослы, бродящие по полям».
Время постепенно развеяло часть ореола таинственности. В XI веке норманы приняли христианство и больше получали от мирной торговли, чем от пиратства. По мере заката Эпохи Викингов северные земли перестали ассоциироваться с угрозой и нападениями, а на смену им пришли восхищение богатством и любопытство. Ганзейская Лига — конфедерация торговых городов вокруг Балтийского и Северного моря — контролировала торговлю слоновой костью, мехами и рыбой, помимо прочего. Величественные арктические кречеты оставались любимыми охотничьими птицами королей и принцев по всей Евразии вплоть до начала современной эпохи. Белые медведи были желанными трофеями. Норвежский король Хокон послал в дар медведя королю Англии Генриху III в 1252 году, и белых медведей можно было встретить в залах чудес природы в XVI и XVII веках.
Но север все равно оставался границей известного мира. Европейские исследователи в XVI и XVII веках утверждали, что неизведанные области дальнего Севера таят короткие торговые пути в Китай, которые можно также найти за северными рубежами Северной Америки. С XVI до XIX века торговые компании, правители и авантюристы снарядили десятки экспедиций в поисках северо-восточного и северо-западного проходов, как называли эти гипотетические пути. Сохранившаяся загадка того, как выглядит мир на вершине земного шара, позволила Северу сохранить ассоциации с фантазиями, мифом и приключениями. В романе «Пылающий мир» (1668), интересном фантастическом произведении, ученая и писатель Маргарет Кэвендиш (Margaret Cavendish) поместила портал в параллельный утопический мир, населенный разумными животными, на Северном полюсе.
Самые известные черты нашего Фантастического Севера приобрели форму в начале нового времени. Но только в XIX веке полярные регионы стали приобретать заметную политическую привлекательность. Вальтер Скотт повторил восхищение Тацита перед свободолюбием северных племен, описывая в романтическом духе кланы шотландских горцев, чей образ жизни был разрушен за несколько поколений до него, в романе «Уэверли» (1814). Как и в фильме «Отважное сердце» (1995), шотландцы разрываются между сопротивлением тиранической власти Англии и сотрудничеству с ней. Естественно, повстанцам достается все лучшее, и именно они произносят самые возвышенные речи, хотя и обречены на поражение.
«Уэверли» получил огромный успех, и Скотт стал известен как «чародей севера». Заданный им пример оказался на редкость долговечным. Диана Гэблдон (Diana Gabaldon) написала в 1991 году широко известную серию книг «Чужестранка», действие которых происходит перед восстанием якобитов, получившим бессмертие благодаря Скотту. Действия происходят в очень шотландском обрамлении. Подобным образом агрессивный северный Вольный народ — название означает, что они не признают власть далекого короля и живут за пределами цивилизации в беспощадном краю — из книг Джорджа Мартина «Песнь Льда и Огня» представляет собой гибрид из произведений Скотта и Тацита. Они одновременно благородные, обреченные повстанцы и дикие, неотесанные ходячие воплощения представлений о буйных чужаках.
Интерес к северу приходит и из других сфер. Чрезмерное увлечение Средними веками, как возрождающее, так и ревизионистское в XIX веке захватило европейскую культуру, и репутация средневековой Скандинавии значительно улучшилась. Норманы больше не считались кровожадными пиратами-язычниками, они стали превосходными мореходами и инженерами. В 1837 году датский археолог Карл Христиан Рафн (Carl Christian Rafn) заявил, что две саги о Винланде, появившиеся в XIII веке (Сага о Эрике Рыжем и Сага о Гринландцах), описывающие путешествия северян в Винланд, действительно свидетельствуют о том, что Лейф Эрикссон и другие плавали из Гренландии в Северную Америку в конце Х века. Через несколько лет его любопытный трактат был переведен на английский язык и широко разошелся под названием «Открытие Америки норманами в Х веке». Оспаривая господствовавшую точку зрения, согласно которой, саги о Винланде были чистым вымыслом, Рафн и его сторонники представили убедительную гипотезу о том, что северо-европейцы совершали транс-атлантические путешествия за 500 лет до Христофора Колумба.
Гипотеза о «северном» открытии Америки придала дополнительных сил сторонникам теории расового превосходства белых. Многие образованные люди того времени верили, что разные расы возникали в разных местах в разное время, как отдельные виды, и значительно отличались друг от друга биологически. Эта теория, известная, как полигенизм, утверждала, что первыми и лучшими людьми были белые. Ученые и философы использовали эту теорию, чтобы оправдать подчинение небелых людей, которые считались биологически и интеллектуально менее развитыми.
Внутри этой так называемой белой расы существовала северная подгруппа, известная, как тевтонская или арийская. Ее представители отличались внушительным телосложением, светлыми волосами и голубыми глазами. Эта северная подгруппа считалась самой чистой и представляла собой наиболее совершенное раскрытие человеческого потенциала и способностей. В соответствии с научным расизмом XIX века, жители севера больше не были грязными, безжалостными животными, какими их считали с конца античных времен. Вместо этого поклонники полигенизма и белого превосходства идеализировали другой тип северян, соответствующий господствовавшим расистским взглядам и напоминавший античные легенды о гиперборейцах — высокие, золотоволосые герои.
Эти верования находили много выражения в течение XIX века. Германский композитор Рихард Вагнер под влиянием идей философа Артура Шопенгауэра, считавшего, что «белые расы» создали наиболее высокую цивилизацию и культуру, предположил, что только тевтонские народы в состоянии создавать и ценить глубокое искусство, так как они отличаются наивысшим культурным вкусом. Вагнер естественным образом изложил свой тевтонский национализм, изменяя северные мифы, самый подходящий материал для его шедевра, четырех связанных опер, получивших известность, как цикл «Кольцо».
В период объединения Германии в середине XIX века немцы тоже обратились к Тациту в поисках истории своих корней. Некоторые черты, которыми Тацит наделил германские племена — светлая кожа и светлые волосы, голубые глаза, высокий рост и умение воевать — отвечали современным идеям о превосходстве «тевтонского народа». Философ Фридрих Ницше, одно время почитавший и Шопенгауэра, и Вагнера, обратился к северу в поисках истинной европейской религиозной традиции, призванной стать альтернативой узколобой христианской морали. Он идеализировал живучесть и стойкость как северян, так и тех, кого он называл «тропическими народами», с энтузиазмом описывая «белокурых бестий», господствующих над жалкими и раболепными жителей Юга. По его мнению, это было выражение естественного порядка вещей, не искаженного моралью, вынудившей людей подавить свои инстинкты. Отличавшийся плохим здоровьем всю свою жизнь Ницше считал, что сильные и энергичные должны править слабыми.
В США интерес к викингам появился во второй половине XIX века по более прозаической причине — из-за наплыва большого числа скандинавских иммигрантов. Американские писатели тоже восхваляли мускулистых и энергичных представителей народов севера, не говоря уже о их удивительных белокурых волосах и пронзительных голубых глазах. Скандинавские иммигранты использовали идею о викингских поселениях в Америке в качестве исторического прецедента для своих путешествий и поселения в США. В 1898 году в Миннесоте был обнаружен рунный камень, предположительно, описывавший нападение индейцев на викингов в 1362 году. Артефакт получил название Кенсингтонского Рунного камня и оказался подделкой XIX века. Он описывает выдуманное долгосрочное скандинавское присутствие в Северной Америке, в отличие от недолгого пребывания викингов в Винланде, каким оно было на самом деле. Вместе с тем, он дает убедительное, хотя и ненастоящее объяснение причин, по которым викингские поселения просуществовали недолго — их изгнали индейцы.
Писатели в ХХ веке продолжали обращаться к теориям северного окружения, чтобы научно обосновать свои взгляды о расовом превосходстве белых. Американский евгеник Мэдисон Грант (Madison Grant), автор вышедшей в 1916 году и ставшей невероятно популярной книги «Конец великой расы», утверждал, что «нордическая раса» создала лучшую западную цивилизацию, так как резкое солнце длинными летними днями и леденящий холод и суровые ветры зимой закаляют мужественность и удаляют «дефекты». Современный Гранту американский евгеник Лотроп Стоддард (Lothrop Stoddard) полагал, что нордическая раса представляет собой высшее развитие всех белых рас. В популярной и влиятельной книге «Цветная волна: угроза господству белых в мире» (1920) он предупреждал, что иммиграция в страны Северной Америки и Европы «цветных рас» подрывает господство белой расы.
Разумеется, похожие взгляды разделяли Гитлер и нацисты. Нацисты нашли дополнительное обоснование своей доктрины превосходства белой расы в трудах своих соотечественников Вагнера и Ницше, и они также обратились к Тациту, чтобы изучить мифические корни германского «фолька» или народа. Гитлер и многие другие высокопоставленные члены нацистской партии состояли в Обществе Туле, организации белых расистов, проводившей «научные» расовые исследования и интересовавшихся «северным» происхождением арийской расы. Нацисты считали Фантастический Север своей родиной и родиной белого превосходства, смесью описанных Пиндаром чудесных гиперборейцев с придуманными Грантом стойкими северянами.
Разумеется, в увлечении викингами нет ничего расистского, они действительно очаровывают. Средневековые скандинавы не задумывались о том, что надо лелеять свою «белую расу» и защищать ее чистоту, подобные идеи были им чужды. Их нынешняя популярность представляет собой проявление старого интереса к фантастическому северу, известного еще с античных времен. Викинги представляют собой пример незнакомого, харизматичного, воинственного народа, живущего в тяжелых северных условиях, как Вольный народ Вестероса или шотландцы в «Чужестранке».
Но с XIX и ХХ века идея «северности» играла центральную роль в теории белого расового превосходства, и фантастический север оказался неразрывно связан с этим. Многие белые расисты считают «нордическую расу» примером чистоты белой расы и отстаивают оригинальную расовую «чистоту» под прикрытием культурного наследия. Шовинистские движения усилились среди крайне правых в Европе и США. Расписанные рунами, объединенные в организации под названием «Арийское братство» или «Белый орден Туле», последователи этих движений скандируют лозунги вроде «Массовая иммиграция — геноцид белых наций» и «Разнообразие — кодовое слово для геноцида белых».
Возможно, это помогает объяснить, почему фантастический север переживает свою культурную весну. Может, это не слишком бросается в глаза, но белые расистские идеи возвращаются в политический мэйнстрим. Новостные издания, политики и эксперты говорят о поднимающейся волне иммигрантов из-за пределов Европы и США. История о нападении на поселение северян, поведанная Кенсингтонским Рунным камнем, нашла понимание у многих европейцев и североамериканцев, кто чувствует угрозу в серьезных демографических и экономических изменениях. С 2001 года ксенофобия, расизм и неприязнь к иммигрантам значительно усилились в Северной Америке и Европе. В наши дни резко участились нападения и насилия на евреев, мусульман и сикхов на фоне кризиса с беженцами из Сирии и недавними террористическими атаками. А на Фантастическом Севере гегемония белых осталась неоспоримой.
Наши арктические мечтания отражают проблемы современности. По мере того, как земной шар становится более жарким и сухим, прохладный цветущий северный ландшафт становится более привлекательным. Те, кто возмущен усилением власти правительства, политическим подкупом и промышленным разрушением, может черпать вдохновение в историях о гордом народе повстанцев, не затронутом разложением, населяющем север. Кто-то начинает увлекаться историями о силе и завоеваниях в условиях политических и экономических трудностей. Какое бы выражение не находили их мечты и фантазии, все они проистекают из комплекса идей, прослеживаемых до XIX века и далее в глубь письменной истории. Но мы можем содрогнуться при мысли о том, что лежит подо льдом.
