Замерзшие структуры власти в России обрекают страну на кризис. Непрестанные разговоры о слиянии власти и коррупции вполне вписываются в эту картину. Но есть и более древнее высказывание, из Талмуда, которое еще больше соответствует случаю как характеристика Путина и его ближайших коллег: «Власть хоронит тех, кто ею обладает».
Вертикаль власти
Когда Путин сменил Ельцина, он остановил свой выбор на «вертикали власти», предусматривающей директивное управление «сверху вниз». Да, корни такой системы возникли еще в 1990-е годы, но у него была возможность более эффективно распределить власть в центре, усовершенствовать региональную систему, улучшить качество судебной власти, продолжить развитие независимых СМИ и гражданского общества. Диверсификация и развитие зарождавшейся в России рыночной экономики могли содействовать этим процессам. Нельзя сказать, что Россия гарантированно смогла бы пройти этот трудный путь, когда Путин в 2000 году стал президентом. Но можно с уверенностью говорить о том, что соорудив свою вертикаль власти, Путин исключил другие возможности и установил иную динамику.
В результате Россия сегодня находится в состоянии латентной анархии, которая сдерживается деспотической и самоуправной личной властью кремлевского руководителя. Богатство, которое рекой текло в Россию в связи с ростом нефтяных цен (по крайней мере, до 2008 года), создало на Западе успокаивающую иллюзию того, что Россия встала на путь, который, пусть и через многочисленные ухабы, но приведет ее к некоему сближению с западными нормами. Но по правде говоря, еще в самом начале путинского правления появились тревожные признаки того, что централизация и персонализация власти становятся доминирующими тенденциями. Связи Путина с коррумпированными и криминальными кругами Санкт-Петербурга, когда он занимал там пост заместителя мэра, были предвестием тех методов, которые он сегодня применяет в России, на Украине и далее. Жестокое наступление в Чечне, которое начал Путин, находясь в должности ельцинского премьера, стало предзнаменованием сегодняшней интервенции России в Сирии. Ужасное отношение к неудобным российским журналистам, которые в конце 1999 и начале 2000 года писали правду о событиях в Чечне, было явным признаком того, что в перспективе независимая пресса в стране будет уничтожена. Губернаторов регионов и доселе независимых бизнесменов ставили на место постепенно, усиливая их зависимость от центральной власти; но они быстро поняли, чего ждать в перспективе. В конце концов, этим людям было известно, каково оно — жить в Советском Союзе, и они подгоняли правила под свои интересы, одновременно усиливая собственную власть на местах и укрепляя свое положение в бизнесе. А судебная система всегда считалась с интересами власть имущих.
Авторитарная власть к настоящему времени уничтожила шансы на постепенную эволюцию в сторону либеральной системы. При Путине этого не будет. Таков характер нынешнего режима — индивидуализированные авторитарные течения должны сами себя укреплять. Это происходит по причине основополагающего интереса власти — стремления к самосохранению. Борьба за стабильность наверху на краткосрочную перспективу как за главную цель политики усиливает риски для долгосрочной стабильности, а из этого возникает потребность в ужесточении центральной власти. Экономические реформы, о которых заговорили в период краткого правления Медведева, и цель которых состояла в ликвидации опасной зависимости российской экономики от природных ресурсов, стали практически невозможны в свете уличных протестов 2011-2012 годов. Правящая клика уже в то время противилась их невысказанным политическим последствиям. Возвращение Путина в Кремль в мае 2012 года означало одно: реформы обречены на забвение. Последние четыре года стали периодом усиления внутренних репрессий и международной изоляции, хотя могли стать лучшей частью путинского президентского срока. Они также показали, что власть отказывается принимать трудные решения.
Экономика и государство
Сегодняшние экономические проблемы России назревали давно. Они связаны с тем, что страна не сумела завершить переходный период и уйти от советского наследия к гибкой рыночной системе с ее инвестированием в основной капитал, которое необходимо для будущего процветания России. Одним из результатов стало сохранение Газпрома в том виде, в каком он существовал в СССР. Контраст с развитием и успехами в сталелитейной, угольной и нефтяной отраслях стал показательным примером, по крайней мере, пока не укоренилась путинская доктрина государственного доминирования в стратегических секторах экономики. Газпром обогащал своих людей — как при Ельцине, так и в последующие годы, а российское государство его использовало, в том числе, в качестве оружия в международных делах. Но мало кто станет утверждать, что Газпром это эффективное средство повышения благосостояния России. Давно уже утвердилось мнение о том, что развитие модернизированной экономики (с долгосрочной перспективой своевременной эволюции в меняющемся мире конкуренции, а не на базе стремления к временному благополучию) требует подотчетности государственной власти, независимого отправления правосудия на основе ясных законов, защиты имущественных прав всех, независимо от положения, а также наличия бдительного общества, пользующегося поддержкой свободных, а при необходимости наступательных средств массовой информации. Все эти условия в период правления Путина были нарушены.
Среднегодовой рост ВВП в России в период с 2000 по 2008 годы составлял 6,9 процента, что в значительной мере объяснялось повышением сырьевых цен, среди которых главное место занимала нефть. Страна проводила разумную бюджетно-налоговую политику. Она наращивала золотовалютные резервы, которые помогли ей преодолеть трудности мирового кризиса 2008-2009 годов, которые очень больно ударили по России (ВВП в этот период упал на 7,8%). Но последующий подъем в экономике оказался слабым. В период с 2009 по 2013 год рост ВВП составлял в среднем один процент в год. В 2015 году он снизился примерно на 3,7%. Кое-кто надеется, что в этом году темпы спада замедлятся, но было бы разумно предположить, что они будут такими же, как и в прошлом году. Реальные доходы населения страны к концу 2015 года снизились на 11%, а в долларовом выражении они стали такими же, как и десятью годами ранее. Сегодняшние прогнозы говорят о том, что средства в Национальном резервном фонде закончатся к середине 2017-го, если не к концу текущего года.
Российская экономика была и остается по сути дела такой, как ее охарактеризовали Клиффорд Гэдди (Clifford Gaddy) и Барри Икес (Barry Ickes): она основана на поступлениях от продажи полезных ископаемых, которые распределяет Кремль. Такая модель неплохо работала в России с 2000 по 2008 годы, позволяя российским руководителям обогащаться самим и обогащать своих приспешников, а также делиться доходами с населением, чтобы оно мирилось со своим подчиненным положением. Но за это пришлось расплачиваться. Во-первых, даже сырьевые отрасли, обеспечивавшие растущее благосостояние России, и те были не в состоянии угнаться за своими иностранными конкурентами. Во-вторых, для преодоления последствий советского периода делалось явно недостаточно. А в-третьих, переплетение интересов бизнеса и государства создало почву для благодушия и коррупции. Если твоя главная цель получить как можно больше, пока это возможно, ты вряд ли пойдешь на риск и не станешь осуществлять трудные инновации и инвестиции с неопределенным результатом, потому что воспользоваться плодами таких усилий ты вряд ли успеешь.
Но был и четвертый элемент расплаты за модель на основе ренты и за путинский режим, который на нее живет и обогащается, и он оказался особенно серьезным. Речь идет об усиливающейся деградации российского государства. Инфраструктура Советского Союза в сравнении с ним была намного внушительнее, хотя и Ленин, и Сталин были намного кровожаднее. В СССР работала система контролируемых изменений наверху и на более низких уровнях. У Советского Союза было четкое, хотя в последнее время немного расплывчатое представление о том, чего он хочет достичь внутри страны и за рубежом. Также у него были весьма разумные и устойчивые мысли о том, как это сделать. Нельзя сказать, что СССР был успешным государством, или что его мировоззрение и политика были обоснованными. Но между ним и путинской Россией сегодняшнего дня была существенная разница. Основу российского государства составляет маленькая группа давних друзей и доверенных лиц Путина, с которыми он время от времени консультируется, когда возникает такая необходимость. В этом окружении, похоже, есть четкое разделение на тех, кому поручено управлять экономикой и промышленностью, и на тех, кто привлекается к принятию политических решений. Можно строить предположения — причем с большой долей вероятности — о том, кто составляет политическую основу режима, но знать этих людей наверняка мы не можем.
Более того, Путин не сумел построить эффективные органы исполнительной власти взамен тех, которые он унаследовал. Вместо этого он создал многослойную иерархию своекорыстной власти, принадлежность к которой обусловлена лояльным отношением к общей системе. Власть предержащие знают, что их положение весьма условно, и что они могут всего лишиться. Они также понимают, что любые догадки относительно того, что и кто будет после Путина, не имеют под собой оснований. Они видят, что другие выжимают деньги из своих высоких и низких должностей, пользуются привилегиями, и что их за это редко наказывают. Коррупция и злоупотребления в самом широком смысле этих слов, включая право некоторых людей применять насилие в собственных интересах, в интересах своих родственников и знакомых, приобрели всеобщий характер и свою собственную динамику роста. Возмездие может настигнуть человека скорее за противодействие преступлениям, нежели за их сокрытие. Если ты начинаешь критиковать или ставить под сомнение политику и заявления Кремля, ты рискуешь получить ярлык члена пятой колонны. Особым весом пользуются те, кто раньше работал в органах безопасности, но и в их рядах тоже существует соперничество. В итоге никто из людей Путина не может взять на себя ответственность за что бы то ни было; никто не может и не хочет давать ему аргументированные советы. Он не может полагаться на вертикаль власти как на упорядоченную структуру командования. Он в равной мере руководитель сформировавшейся за последние 20 лет непрозрачной и деспотичной системы, и ее заложник.
База поддержки режима
Несмотря на усиливающееся ощущение того, что России неминуемо грозит социально-экономический кризис, путинская система обладает широкой базой поддержки. И дело здесь не только в его рейтингах популярности, которые повышаются благодаря остающемуся без ответа вопросу о том, кто или что займет его место в будущем, благодаря его вошедшей в привычку президентской привилегии уклоняться от ответственности, перекладывая ее на правительство премьер-министра Медведева, которое он обязывает решать экономические проблемы, и благодаря российской традиции смотреть на главу государства почти как на сакральную фигуру. Есть и другое обстоятельство. Находящиеся во власти люди извлекают из нее личную выгоду, причем не только те, кто стоит на самом верху, не только их родственники, но и чиновники пониже рангом. Кроме того, до недавнего времени у режима были средства, чтобы все больше заботиться о незащищенных и консервативно настроенных слоях населения. Привычка и ощущение того, что политические дебаты не для простого народа, это мощная сила. Вера в то, что Путин все исправит, по-прежнему жива и работает на него.
И наконец, следует помнить о том, насколько трудно осуществлять существенные перемены в любой стране, причем даже самому решительному и эффективному государственному аппарату, работающему в рамках согласованных, понятных и этически обоснованных ограничений. Но в России нет таких государственных структур. Там много взаимосвязанных проблем, которые необходимо решать, чтобы еще больше не отстать от зарубежных конкурентов. Из многочисленных примеров достаточно привести один — оборонный сектор, который Путин считает двигателем диверсификации и инноваций в экономике в целом. Сьюзан Оксенстерна (Susanne Oxenstierna) из Шведского агентства оборонных исследований (Swedish Defense Research Agency) провела всесторонний анализ российских военных расходов и экономического упадка страны. В нем она приводит данные Счетной палаты за 2012 год, указывающие на то, что 30% компаний из оборонно-промышленного комплекса работают себе в убыток, и что если 20% таких компаний можно модернизировать, то 50 процентам никакая реструктуризация уже не поможет. Военно-промышленный сектор не один такой, хотя в российском бюджете ему отдается предпочтение. Широкое распространение получили субсидии, выделяемые для спасения отживших свой век компаний. В России примерно 300 моногородов, которые живут за счет одного-единственного предприятия, а еще больше таких, где предприятий два, причем созданных в советское время. Многие из них сейчас (а может, и раньше) экономически нежизнеспособны. Проведенный недавно официальный опрос общественного мнения показал, что 59,8% жителей этих городов считают условия жизни в них невыносимыми, но в других местах найти работу не могут. 80% машинного оборудования и примерно половина промышленных станков там старше 20 лет. Транспортная система не отвечает современным требованиям. И так далее.
Сегодня у российского государства нет действенного ответа на эти накапливающиеся проблемы. Напротив, действия Кремля после возвращения туда Путина в 2012 году зачастую только усугубляют их. Усиливается роль личной власти в экономике, подавляются силы, считающиеся подрывными и деструктивными, бездумно вводятся санкции и контр-санкции, проводится милитаризация страны. Ход событий опровергает постоянные заявления Путина о том, что экономический кризис достиг своего пика. Даже устойчивый и существенный рост нефтяных цен не решит экономические и социальные проблемы России. Нефти по цене свыше 100 долларов оказалось недостаточно, чтобы скрыть эти проблемы после 2008 года или хотя бы как-то облегчить. Сейчас нет никаких оснований полагать, что резкий скачок сырьевых цен, который в любом случае почти никто не прогнозирует на обозримую перспективу, сам по себе даст достаточный объем инвестиций в основные средства и придаст людям уверенности в будущем России. Кремль двумя руками за облегчение, а еще лучше — за снятие санкций Запада, но и это тоже не устранит российские трудности. Однако страха перед переменами на всех уровнях, неуверенности в характере и последствиях таких перемен, незнания того, как их осуществлять, а также надежды на какое-то чудо, которое облегчит жизнь, пока вполне достаточно, чтобы сдерживать обеспокоенность общества экономическими и социальными перспективами России.
Утешение славой
Во всяком анализе и прогнозах на будущее наступает такой момент, когда в дело вступают оценочные суждения и субъективные предположения. Я не верю в ценности на национальной основе, будь они российские или английские. Ценности есть ценности. Существуют национальные традиции и наследуемые допущения, которые можно сопоставлять с этими ценностями. Выступление Светланы Алексиевич 7 декабря 2015 года при вручении ей Нобелевской премии стало замечательным примером таких суждений и мощным приговором идее, по-прежнему превалирующей в высших сферах российской системы: что гражданин обязан служить государству, а не государство гражданину. Алексиевич утверждала, что сделанный в 1990-е годы выбор между Властью и Порядочностью как основной целью государства в бывшем Советском Союзе, будет определять будущее, и что ставка на Власть приведет к возврату прежних тягот и невзгод. Ее утверждение полностью оправдалось.
Главная цель сегодняшних правителей России состоит в возврате стране статуса великой державы, как он им видится. Из-за этого приоритет в расходной части бюджета отдается не социальным расходам на здравоохранение и образование, а обороне и внутренней безопасности. Этим также объясняется настойчивое стремление России к своему славному прошлому и заявления о недоброжелательности соперников, а лучше врагов. Корни таких действий — в унаследованных из истории предположениях о былой мощи России и о ее вечной незащищенности. Это вполне понятное, но дезориентирующее нежелание смириться с реалиями советского прошлого. Это миф о том, как и почему страна утратила авторитет и власть после распада Советского Союза. И это страх правящей верхушки перед тем, что российский народ может выступить против своих правителей. Когда руководство предупреждает о цветных революциях и о стремлении США к смене режима, оно верит в это.
Некоторые россияне получают определенное удовольствие от того, как Путин со своим окружением методами угроз заставляет международное сообщество считаться с собой. Но в целом результаты получаются какие-то извращенные. В расширении НАТО они видят исключительно угрозу России, возникающую из стремления Вашингтона сохранить или добиться мирового господства. Но при этом они и мысли не допускают о том, что это отражение страха или опасений перед Россией со стороны новых и потенциальных членов альянса. Чем больше руководство настаивает на том, что Россия должна обороняться, не давая заключить себя в кольцо, чем больше российских соседей соглашаются с правом Москвы определять их политику, тем больше усиливается их страх перед Кремлем. Российские политические решения определяются в равной мере эмоциями и коварством. Захват Крыма в феврале 2014 года принес тактический успех, который впечатлил многих на Западе и, надо признать, стал результатом умелого военного планирования. Но как политика этот шаг не был продуман. Авантюра на востоке Украины оказалась непродуманной в еще большей степени. Российская интервенция в Сирии помогла на какое-то время спасти режим Асада (или кого-то из его сторонников, которые могут его сменить), но насколько продуманной была эта операция? Москве хочется больше зависеть от Ирана? Разумно ли было враждовать с Турцией? А настраивать против центра суннитов Татарстана и еще больше усиливать зависимость Путина от чеченского руководителя Рамзана Кадырова? Для чего все это в конечном итоге?
Тем не менее, на Западе существует тенденция видеть в российских представлениях о национальных интересах стремление доминировать на постсоветском пространстве, дабы защититься от Запада, и особенно от США. Вопросы о том, соответствует ли на самом деле российским интересам господство Москвы в регионе, является ли давление со стороны Кремля оптимальным способом достижения этой цели, действительно ли Вашингтон может диктовать политику европейским странам и делает это в стремлении к мировому господству и уничтожению России, зачастую просто не рассматриваются из страха перед той горячностью и яростью, с которой российский режим на все эти вопросы отвечает «да». И еще реже обращается внимание на другой вопрос: как долго российское общество будет заниматься поисками былой славы, находя в ней компенсацию за внутренние невзгоды? Реальность такова, что Вашингтон не может и не будет относиться к Кремлю как к равному. Соперничества между Востоком и Западом, которое существовало в прошлом веке, больше не существует. Для Запада проблема заключается в том, что Россия живет в прошлом. Но такая проблема существует у большинства других стран.
Кремль при Путине замкнулся в динамике неудач, каких российский народ не заслужил. Сам Путин по-прежнему кажется человеком грозным и внушительным, но он стал заложником прошлого. Его окружение не самостоятельно. Государственная система за пределами непосредственной досягаемости президента атрофировалась. Она не обладает внутренней силой, чтобы бороться и преодолевать подтачивающую ее изнутри и усиливающуюся коррупцию. У государства нет ни сил, ни способностей для возрождения российской экономики и общества. Кремль не в состоянии заниматься поисками легитимности в плывущей по течению стране посредством придания ей статуса великой державы. Конечную ответственность за эти неудачи несет Путин. Видимо, он знает это. Ему теперь не по силам сменить курс, который он выбрал. Его преемник со временем наверняка попытается это сделать, действуя поначалу осторожно из страха перед тем, к чему могут привести такие изменения.
