Я уже два часа подряд блуждал по Москве, и тут у меня возникли мрачные подозрения. «Арагви», «Прага», «Узбекистан» — эти звучные названия лучших ресторанов Советского Союза я выучил на курсах русского языка в Германии. Но может, они — единственные рестораны в столице восточной супердержавы — вот такая мысль пронеслась в моей голове.
Суббота, июнь 1990 года, мой первый день в Москве. Город серый и подавленный — из-за тяжелого экономического кризиса. Люди надеялись на перемены, и теперь они все больше разочаровывались из-за отсутствия прогресса в деле «перестройки» Михаила Горбачева, а также реформирования экономики.
На тогдашние девять миллионов жителей приходились несколько сотен ресторанов. Столицу коммунистической империи отличало катастрофическое состояние в сфере обслуживания: неприветливые продавщицы и угрюмые официанты. За вход в один из ресторанов на улице Горького мне пришлось дать взятку, хотя две трети столиков были свободны.
Плавание недалеко от Кремля
В середине того жаркого июньского дня я искал прохладу и отправился к «самому известному бассейну» Советского Союза — так было написано в моем путеводителе. Коммунисты построили его в 1958 году на месте снесенного в 30-е годы храма Христа Спасителя. Потрескавшаяся штукатурка, покрытый трещинами бетон бассейна напомнили мне сцену из постапокалиптического фильма. Бассейн был закрыт — наверняка из-за обветшалости, подумал я и решил искупаться в Москве-реке, неподалеку от Кремля. Очень скоро собралась толпа людей. Виктор, который позже стал свидетелем на моей свадьбе, подошел ко мне и сказал на гортанном английском: «У тебя счастливый вид. Ты наверняка иностранец».
Для меня эти две картины из прошлого символизируют точку отсчета огромных перемен, которые Москва пережила за 25 лет, прошедшие после распада Советского Союза. В кулинарном плане Москва стала вровень с такими городами, как Лондон. Обслуживающий персонал приветлив и работает быстро. «Плесень» последних лет коммунизма уступила место безудержной энергии — большей частью позитивной, но иногда брутальной.
Иностранец из западного государства не является чем-то особенным на улицах города, в котором сейчас уже живет 12 миллионов человек. В Москве проживают люди свыше 80-ти национальностей. Это Нью-Йорк Востока.
Если бы мне сегодня вздумалось поплавать в Москве-реке поблизости от Кремля, то я совершенно точно должен был бы по крайней мере ответить на неприятные вопросы полиции.
Москва сверкает и, вопреки экономическому кризису и санкциям, с каждым месяцем становится ярче, но зато спецслужбы и полиция жестко действуют в отношении тех, кто критикует политику Кремля.
Друзья и знакомые, которые приходят ко мне в гости, возмущаются грубостью москвичей, которые хлопают дверью перед носом в лучшем метро мира и выражают недовольство мегаполисом, надменно игнорирующим чужаков, если они «не соглашаются» с ним. Одновременно они удивляются достижениям москвичей. Из суперсовременного нового терминала аэропорта Шереметьево они едут в центр на экспрессе с Wifi и поражаются тому, что я по мобильному телефону плачу за парковку — с точностью до минуты.
«Неплохо задумано», — говорят они или: «Здорово, крутой город. У нас в Германии такого нет».
Каток у Мавзолея Ленина
Москва превращается в более свободный и — одновременно — все более несвободный город, она становится националистической и в то же время глобальной. Ведущий немецкий историк, эксперт по Восточной Европе Карл Шлегель (Karl Schlögel) описал это как синхронность обстоятельств, которая кажется несовместимой тому, кто наблюдает за событиями с Запада. Огромный памятник Ленину все еще стоит на Ленинском проспекте, самой длинной улице города, в окружении автомобилей класса люкс — их больше, чем в любом другом европейском городе.
На Красной площади покоится тело Ленина, зимой по распоряжению властей города рядом с ним сооружают огромный каток. В прошлом году, во время торжеств, посвященных окончанию Второй мировой войны, 150 патриотов пронесли через весь город российский флаг размером 2000 квадратных метров. Некоторые крупнейшие газеты, как положено верным Кремлю изданиям, захлебываются в антиамериканизме, тогда как молодые богачи регулярно арендуют подмосковные виллы для «вечеринок культа», на которых превозносится «американский образ жизни».
«Русь, куда несешься ты?»
Что означает эта синхронность несовместимых внешне процессов для будущего города и крупнейшей страны планеты Земля? Настоящие апологеты холодной войны в самых мрачных красках описывают Россию — будь то беспощадное преследование активисток панк-группы Pussy Riot, аннексия Крыма или вмешательство в Сирии. Неисправимые «понимающие Путина» оправдывают любую наглую фальсификацию выборов, любой коррупционный скандал или любую клеветническую кампанию против лидеров оппозиции.
Жаль, что в Германии ни сторонники холодной войны, ни «понимающие Путина» не могут объединить в своих мыслях негативное и позитивное. Для этого они думают слишком по-немецки. Они не могут вынести неопределенность, им нужны абсолютные истины. Поэтому представления о России — большей частью искаженные. Помочь устранить их могло бы для начала необремененное предрассудками мнение о российской столице.
Прогнозировать, куда двигаются и Москва, и сама огромная империя на Востоке, сегодня так же трудно, как и в XIX веке. Тогда Николай Гоголь (1809-1852) решил закончить свой большой роман «Мертвые души» словами «Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ!» Великий писатель пришел к выводу: «Не дает ответа». Она не дает его до сих пор.
