Даже беспредметные заявления чиновников о потенциальном размещении китайских заводов на Дальнем Востоке вызывают в российском обществе тревогу и панику. Но анализ китайского опыта по переносу предприятий за последние годы показывает, что масштабного экспорта заводов из КНР в Зауралье ожидать не стоит.
Читая комментарии российских законодателей и СМИ на сообщение Министерства по развитию Дальнего Востока о возможном переносе китайских предприятий в Россию, можно подумать, будто в Зауралье уже и вправду прохода нет от китайских инвесторов. Появившаяся в начале апреля на сайте Минвостока короткая новость, что ведомство обсудило потенциал экспорта производственных мощностей из Китая на Дальний Восток, вызвала не менее бурное обсуждение, чем прошлогоднее известие о сдаче китайцам в аренду 115 тысяч га диких степей Забайкалья.
Глава думского Комитета по региональной политике Николай Харитонов заявил, что размещать китайские предприятия на Дальнем Востоке «ни в коем случае нельзя». По его словам, депутаты будут противостоять этим зловредным планам. Не менее громко относительно «китайской экспансии» высказался депутат ЛДПР, глава Комитета Госдумы по охране здоровья Сергей Фургал: «Всем понятно, что в случае реализации данного проекта РФ может получить грязные технологии, плохую экологию и негатив населения. А наши соседи при этом — прибыль и занятость своих китайских граждан. Все налоги при этом будут уходить в Китай».
Не остались в стороне от обсуждения и СМИ. Редкие попытки дать слово сторонникам и противникам инициативы предсказуемо потонули в шквале негатива про грязное производство, китайскую колонизацию и неизбежную аннексию в итоге. Как часто бывает в дискуссиях о китайской экспансии в Зауралье, большинство участников не потрудились выяснить, о чем и с кем в Китае договорился Минвосток.
Недоговоренности на высшем уровне
По словам высокопоставленных сотрудников Минвостока, идея обсудить с Пекином перенос китайских предприятий на Дальний Восток родилась в сентябре 2015 года. Тогда вице-премьер Юрий Трутнев, курирующий развитие ДВФО, посещал Далянь в рамках Встречи новых чемпионов, которую ежегодно организует Всемирный экономический форум (эту площадку часто называют «летним Давосом»). Трутнев там выступал вместе с главой Госкомитета по реформам и развитию Китая (бывший Госплан, превратившийся в главный центр макрорегулирования китайской экономики) Сюй Шаоши (徐绍史). Сюй рассказывал о принятом накануне циркуляре Госсовета КНР »О стимулировании международной кооперации в области производственных мощностей и изготовления оборудования».
Именно в этом выступлении вице-премьер РФ впервые услышал о планах Китая стимулировать перенос за рубеж производственных мощностей в двенадцати отраслях. Тогда же Трутнев поручил сотрудникам Минвостока поскорее проработать вопрос с китайскими коллегами. В ноябре глава ведомства Александр Галушка посетил Пекин и встретился с руководителями Госкомитета по реформам, предложив зафиксировать интерес обеих сторон к потенциальному привлечению китайских производств на Дальний Восток. А 17 декабря во время визита Дмитрия Медведева в Китай два ведомства подписали меморандум о сотрудничестве на Дальнем Востоке, в котором перенос промышленности стал одним из четырех тем для возможного сотрудничества (наряду с развитием Северного морского пути, транспортировкой грузов Северо-Востока КНР через порты Приморья и привлечения китайских инвесторов в ТОРы и Свободный порт Владивосток). Апрельский разговор директора департамента Минвостока по привлечению инвестиций и поддержке экспорта Рустама Макарова с директором департамента ГКРР по развитию промышленности Северо-Востока Китая Чжоу Цзяньпином (周建平) стал, по сути, первыми рабочими консультациями, да и их нельзя назвать особо предметными. По словам знакомых с ходом переговоров чиновников, на этой встрече китайцы согласились обсуждать конкретные предложения, когда они у Москвы появятся, а пока что будут запрашивать мнение своих региональных властей.
В отсутствие больших проектов, которыми можно похвастаться, чиновники часто хвастаются декларациями о намерениях (и российские, и китайские бюрократы — не исключение, тут два «стратегических партнера» находятся в числе мировых лидеров). Также поступил и Минвосток, очевидно, не рассчитывая на столь бурную реакцию общественности. Седьмого апреля Рустам Макаров появился в эфире телеканала РБК, чтобы обсудить инициативу с экспертами и отбить критику. Он сказал, что 80% рабочих будут гражданами РФ, снижать требования по экологии власти не будут, а сбывать продукцию предполагается на «гигантском рынке» АТР. Позже Минвосток выступил с дополнительными разъяснениями: ведомство будет вести переговоры и с другими странами, да и Китай не намерен переносить промышленность исключительно в Россию. Изучение данных о том, почему, куда и как Китай намерен переносить промышленность, показывает, что Дальнему Востоку промышленная экспансия гигантского соседа пока вообще не грозит.
Правила переноса
Исторически производства переносят в другие страны в основном по трем причинам: дешевизна ресурсов (обычно — рабочих рук), освоение новых больших рынков и забота об экологии. Промышленная экспансия Японии в азиатские страны хорошо иллюстрирует этот механизм. Сначала производства (например, заводы гигантов японского автопрома вроде Toyota) переезжали в страны с дешевыми рабочими руками и низкими экологическими стандартами, укрепляя конкурентоспособность японских машин на мировых рынках, а также здоровье японских граждан. Затем в странах, куда переносились производства, возникал собственный средний класс: бывшие дешевые рабочие руки и их потомки превращались в потребителей. Соответственно, переносить производства есть смысл в страны с более дешевым трудом, потенциальным емким рынком и низкими экологическими стандартами (или заявленными высокими, но с возможностью решить вопрос за умеренную сумму).
В циркуляре Госсовета, который так вдохновил Минвосток, прослеживаются обе логики: и экономическая (выход на новые рынки, где меньше издержек и будут новые потребители), и социально-политическая (ликвидация избыточных мощностей и забота об экологии). О механическом «переносе» в документе нигде впрямую не говорится. Там лишь в общем виде расписаны приоритеты «международного сотрудничества» для двенадцати отраслей (сталелитейная промышленность, цветная металлургия, стройматериалы, железнодорожное оборудование, электроэнергетика, химическая промышленность, текстиль, автопром, связь, строительная техника, авиапром, судостроение), но в случае каждой отрасли рекомендации Госсовета разные. Например, для легкой промышленности (13-й пункт циркуляра) рекомендуется переносить производства в «страны с подходящими условиями», главными из которых являются «значительные трудовые ресурсы, низкая себестоимость, близость целевого рынка». А, например, производителям энергетического оборудования (11-й пункт) Госсовет советует сконцентрироваться на наращивании экспорта продукции, произведенной в Китае.
В целом Пекин выступает за строительство производств в новых странах для отраслей с низкой маржинальностью и уровнем необходимых технологий (стройматериалы, текстиль) либо с прицелом на завоевание больших рынков массовой продукции (автопром), а компаниям в более технологичных секторах рекомендует ограничиться поставками китайского оборудования и размещением там при необходимости сервисных центров и отдельных элементов компонентной базы (R&D-центры рекомендуется размещать лишь в странах, имеющих для этого потенциал).
Подобный подход проявляется, например, в единственной запущенной программе переноса китайских производств на постсоветском пространстве — в Казахстане. В декабре 2014 года во время визита премьера Ли Кэцяна в Астану была достигнута принципиальная договоренность о запуске программы, стороны объявили о пятидесяти двух проектах на общую сумму 24 миллиарда долларов. В марте 2015 года перед форумом в Боао казахстанский премьер Карим Масимов (профессиональный синолог, прекрасно говорящий по-китайски) подписал с Ли Кэцяном несколько соглашений на сумму 14 миллиардов долларов, а уже в декабре, приветствуя Масимова в Пекине, Ли говорил о первых результатах. В Казахстан будут переноситься предприятия по производству стройматериалов (цемент, стекло, металлоконструкции), переработке сельхозпродукции, цветной металлургии, производству текстиля, а также в сфере энергетики (производство ядерного топлива, возобновляемые источники энергии, электросети). «Сборка автомобилей, производство полипропилена уже запущены, легкое метро в Астане должно быть пущено до конца года», — говорил Ли Кэцян (эти заявления, судя по недавнему началу стройки, все же не совсем соответствуют действительности).
Еще больше материала для понимания того, как функционирует «перенос предприятий по-китайски», дает Африка, где предприниматели из КНР начали строить заводы задолго до того, как Госсовет озаботился регулированием этой сферы и выпуском соответствующих циркуляров. По данным китайской статистики, на конец 2014 года в Африке действовало свыше трех тысяч предприятий с китайским капиталом, а двадцать специальных торгово-инвестиционных зон привлекли свыше 360 промышленных предприятий. Помимо добычи углеводородов и освоения полезных ископаемых, китайцы строят в Африке заводы по производству стройматериалов, бытовой техники, предприятия машиностроения и легкой промышленности.
Как показывает в своих исследованиях наиболее авторитетный специалист по китайскому присутствию в Африке, профессор Университета им. Джона Хопкинса Дебора Бротигэм, в 2000-е бизнесмены из КНР при выборе мест для создания промышленных предприятий руководствовались все теми же принципами — дешевые рабочие руки, потенциал роста местного рынка, а также возможность не слишком обращать внимание на экологические стандарты. Кстати, как показывают полевые исследования Бротигэм и ее команды, на большинстве китайских предприятий в Африке основной контингент рабочих составляют именно местные, так что слухи о «желтой колонизации» Африки она называет мифом.
Дальний Восток в опасности?
Вооружившись знаниями о китайском опыте создания заводов за рубежом, а также данными статистики, можно оценить, подходит ли Дальний Восток для добрососедской промышленной экспансии.
Прежде всего, необходимо оценить уже накопленный опыт — ведь в Африке китайцы начали строить заводы до всяких распоряжений из Пекина. Из-за передачи ведения статистики по прямым зарубежным инвестициям от Росстата к ЦБ сейчас в учете региональных данных царит неразбериха. Однако доступная за прежние годы статистика убедительно показывает, что желанием вкладываться в Дальний Восток китайцы не горят. По данным Росстата за 2013 год, семерка крупнейших инвесторов в ДВФО выглядит так: Япония (2,34 миллиарда долларов, в основном это вложения в газовые проекты на Сахалине), Багамские острова (714,8 миллиона долларов), Нидерланды (525 миллионов долларов), Австрия (500 миллионов долларов), Кипр (495,7 миллиона долларов), Индия (462 миллионов долларов), Германия (440 миллионов долларов). В докладе об иностранных инвестициях в Дальний Восток, выпущенном ЦЭФИР в 2013 году по заказу канадской Kinross и Консультативного совета по иностранным инвестициям РФ, указывается, что в 2011 году до 44% иностранных предприятий на Дальнем Востоке были китайскими, однако речь идет в основном о мелких фермах, торговых компаниях или точках общепита. Никаких попыток основать на Дальнем Востоке промышленные предприятия крупнее лесопилки китайцы, судя по доступным данным, не предпринимали.
В чем же причины? Первая и главная — маленький внутренний рынок на Дальнем Востоке. В ДВФО, занимающем треть территории самой большой страны мира, живут менее 6,2 миллиона человек, и население продолжает сокращаться из-за миграционного оттока. Удаленность от европейской части России делает транспортировку товаров, произведенных на Дальнем Востоке, крайне затратной, а само производство экономически необоснованным. Именно поэтому АвтоВАЗ возил свои машины в регион по специальному субсидируемому тарифу. Точно так же налогоплательщики субсидируют доставку в обратном направлении собранных под Владивостоком на заводе «Соллерс». И именно поэтому сам Минвосток, заманивая инвесторов в ТОРы, делает ставку на экспорт.
С точки зрения дешевой и многочисленной рабочей силы Дальний Восток тоже явно не Африка. Экономически активное население — чуть менее 3,4 миллиона человек, а уровень безработицы — всего 5,4%. Зарплаты в самом населенном субъекте ДВФО, Приморском крае, в 2014 году даже после девальвации лишь сравнялись с уровнем зарплат в граничащей с РФ провинции Хэйлунцзян (黑龙江): 28 тысяч 277 рублей в месяц (426 долларов) против 2 тысяч 278 юаней в месяц (429 долларов). Но уже в 2015 году средняя зарплата в Приморье составила 33 тысячи 811 рублей (около 509 долларов), данные по Китаю еще не опубликованы, но из-за летней девальвации в долларовом эквиваленте зарплаты на Северо-Востоке Китая, скорее всего, вновь окажутся более конкурентоспособными.
Важны и социальные аспекты. На Северо-Востоке Китая безработица сравнительно низкая. По данным 2014 года, в Хэйлунцзяне (黑龙江) она составила 4,5%, в Цзилине (吉林) 3,4%, в Ляонине (辽宁) — 3,4%, а в Автономном районе Внутренняя Монголия (АРВМ,内蒙古自治区) — 3,6%. При этом, как показывают данные China Labor Bulletin, все четыре провинции в последнее время являются важной частью нарастающего в КНР стачечного движения. Об опасностях забастовок местные власти знают не понаслышке: в марте хэйлунцзянский губернатор Лу Хао (陆昊) попал под огонь критики из-за волнений на местных угольных шахтах. Вряд ли в этой ситуации власти Северо-Восточного Китая будут рады инициативе российских коллег, которая может лишить их хоть каких-то рабочих мест.
Если считать, что китайские предприятия, которые Минвосток планирует разместить в ДВФО, будут работать на экспорт в Азиатско-Тихоокеанский регион, то продукция по логике должна будет ориентироваться на все страны региона, кроме России и Китая (откуда заводы, собственно, и предполагается переносить). Беда в том, что Северо-Восток КНР — один из наименее экспортоориентированных китайских регионов. Лишь провинция Ляонин входит в десятку крупнейших экспортирующих китайских провинций, в то время как Хэйлунцзян не поднимается выше 21-го места, Внутренняя Монголия — выше 24-го, а Цзилинь — 25-го.
Вероятно, еще не так давно Пекин мог бы закрыть глаза, если бы кто-то из местных начальников отважился покорять российских соседей заводами на заемные деньги госинститутов вроде Банка развития Китая или Экспортно-импортного банка. Именно эти два института, согласно исследованиям Бротигэм, играли важную роль в процессе промышленного освоения Африки. О значительной роли, которую предстоит сыграть «политическим банкам», говорится и в прошлогоднем циркуляре ГКРР (пункт 32). Проблема в том, что сейчас оба банка находятся в центре антикоррупционной кампании, а также усилий Пекина сделать госбанки более эффективными и предотвратить разрастание плохих долгов. Именно поэтому в России этим банкам можно финансировать проекты друзей президента Владимира Путина вроде «Ямал СПГ», но вряд ли стоит ожидать от них массированных кредитов на проекты в ДВФО без оглядки на экономическую логику.
Таким образом, защитникам промышленной девственности Дальнего Востока бояться анонсированной Минвостоком инициативы не стоит. В плане реализации она, скорее всего, уйдет не дальше, чем подписанная в 2009 году Дмитрием Медведевым и Ху Цзиньтао программа сотрудничества ДВФО и Северо-Востока КНР, о которой сейчас Москва и Пекин предпочитают не вспоминать. Если на Дальнем Востоке через пару лет появится хотя бы несколько китайских предприятий, это уже можно будет считать большой удачей. Куда более опасны для развития региона сами антикитайские фобии, когда люди готовы паниковать при появлении любой химеры, родившейся в чиновничьих кабинетах. Тревожный звон отпугивает реальных инвесторов и заглушает призывы к радикальному улучшению инвестклимата через структурные реформы.
