Российское руководство состязается в метафорах для описания состояния национальной экономики. В октябре 2015 года Владимир Путин заявил, что пик кризиса пройден, а полгода спустя аналитики Всемирного банка нашли другую формулировку: российская экономика достигла дна. После 3,7% спада ВВП в прошлом году сейчас экономика потеряет около 1,2%, а 2017-2018 годах, вероятно, вновь начнет расти. Промышленное производство поднялось в первом квартале на символические 0,1%, что можно считать обнадеживающим признаком. Хотя российские власти выражают больше оптимизма в краткосрочной перспективе (0,2% в 2016 году), они не отрицают вымученного характера подъема, который совсем не похож на тот, что наблюдался в стране в 2000-х годах вплоть до финансового кризиса 2008 года. Спасет ли Россию подъем цен на нефть?
Начавшийся летом 2014 года обвал цен на черное золото довел его котировки до минимума в 30 долларов в январе 2016 года и спровоцировал резкий спад курса рубля. Как бы то ни было, его последствия были «самыми незначительными», утверждает министр экономического развития Алексей Улюкаев. Вместо массовой скупки национальной валюты ради ее поддержки, как было полтора года назад, Центробанк отказался от активной интервенции на рынке. «Эта рациональная политика позволила не допустить паники», — полагает экономист Института Карнеги Андрей Мовчан. В отличие от «первого шока» в декабре 2014 года, когда рубль достиг исторического минимума, никто не бросился к банкоматам за валютой. В Москве заявляют о стабилизации инфляции, которая официально составляет 7,3% в год.
Подъем цен на нефть на 20 долларов за три месяца позволяет российскому руководству вздохнуть чуть свободнее. Сегодня госбюджет почти наполовину зависит от нефтяных поступлений. Однако улучшение ситуации на рынках пока что не отражается в цифрах. По таможенной статистике, с января по апрель бюджетные доходы от экспорта газа и нефти сократились соответственно на 29% и 36% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, несмотря на рост объемов (11,4% по газу). Кроме того, российское правительство высчитывало бюджет на 2016 год из средней цены на нефть в 50 долларов, вокруг это отметки российская Urals крутится последние недели. В 2000-х годах основным фактором подъема национальной экономики был рост котировок черного золота (и сырья в целом). Значительная часть нефтяной манны распределялась среди граждан, которые накопили за эти годы порядка 250 миллиардов долларов и окунулись в радости безудержного потребления. В ущерб инвестициям.
Такая архаичная модель ренты и легких денег начинает исчерпывать себя. Как отмечает министр Алексей Улюкаев, мы имеем дело «с глубокими структурными изменениями мировой экономики, переходящей в состояние “новой нормальности”. Это состояние характеризуется выравниванием темпов роста в странах с развивающимися и развитыми экономиками, отсутствием новых стран-лидеров, способных долгое время демонстрировать высокие темпы роста, бурным развитием технологий, приводящим к замедлению спроса на сырьевые ресурсы, и снижением значимости этих ресурсов как фактора роста и инвестиционной привлекательности». Как и многие экономисты, он выступает за восстановление роста с опорой на инвестиции: развитие инфраструктуры, поддержка несырьевых предприятий и иностранных инвесторов…
Как обстоят дела с финансами страны?
Прошлое десятилетие позволило России нарастить финансовые резервы, однако прочность этой подушки безопасности вызывает вопросы. В январе в созданном в 2008 году резервном фонде насчитывалось 49 миллиардов долларов, но к началу июня он «похудел» до 38,6 миллиардов. Как считают опрошенные РБК экономисты, если нефть прочно не установится на отметке в 50 долларов за баррель, он может быть исчерпан уже в 2017 году. Другие же утверждают, что никаких финансовых потрясений не стоит ждать еще, как минимум, три года даже при худшем сценарии, тем более что правительство идет по пути относительной бюджетной дисциплины. Ожидаются поступления (их масштабы пока что с трудом поддаются оценке) и от частичных приватизаций, которые коснутся, в том числе, Роснефти и АЛРОСА.
Банковский сектор в свою очередь идет на поправку. Чистка среди слабых (за полтора года Центробанк лишил лицензии 137 учреждений) продолжается. Кредитование медленно поднимается, но всему остальному приходится несладко из-за высоких ставок и низкого спроса, тогда как западные санкции перекрывают источники финансирования российских предприятий. Поэтому Центробанк впервые за десять месяцев снизил 10 июня ставку рефинансирования на 0,5% до 10,5%. «Самое главное в том, что госзаказы возобновляются», — отмечает Филипп Пегорье (Philippe Pegorier), один из руководителей Ассоциации европейского бизнеса и президент российского представительства Alstom. Однако возросшая активность государства может оказаться палкой о двух концах: на фоне слабости государственных финансов их использование может идти в ущерб населению страны, которое начинает страдать от принятых бюджетных решений.
Если в 2000-х годах российские семьи в полной мере пользовались плодами экономического бума, сейчас они стали главными жертвами структурной перестройки. В феврале их доходы упали на 7% в годовом исчислении, что стало самым серьезным спадом с конца 2014 года. Во Всемирном банке говорят об увеличении числа живущих за чертой бедности людей (менее чем на 1,9 доллара в день) на 3,1 миллиона. В 2015 году речь шла о 19,2 миллиона человек из 143 миллионов населения. Хотя наблюдатели и распинаются о стойкости народа, многочисленные сокращения в образовании и здравоохранении, а также появление все новых налогов, вызывают рост недовольства, особенно в регионах. Для 44% россиян экономический кризис представляет собой главную «угрозу» для страны: за год этот показатель вырос на 8%. Наконец над страной витает призрак повышения пенсионного возраста в 2018 году, но об этом в Кремле пока что побаиваются говорить напрямую. Крымским пенсионерам, которые недавно пожаловались премьеру на отсутствие индексации пенсий, Дмитрий Медведев ответил: «Денег нет!»
За три месяца до парламентских выборов и за два года до президентских придерживаться политики жесткой экономии может быть непростой задачей. Кроме того, она может поставить под угрозу государственную инвестиционную программу, которую некоторые представители российского руководства хотели бы профинансировать, переориентировав налоговые поступления. С января 2015 года накопления частных лиц увеличились на 18%, тогда как двигатель потребления заглох, о чем свидетельствует, например, состояние автомобильного рынка. Как отмечает главный экономист ВЭБ Андрей Клепач, для правительства «инвестиционный рост — приоритетный. Но вопрос — как его достичь. И, я думаю, та экономия, которую предполагается получить за счет ограничения роста доходов населения, — она не позволит дать существенного роста инвестиций. Для этого нужны и другие факторы».
Готов ли Путин к реформам?
По словам самого главы государства, рост не вернется сам собой: для этого нужны «структурные реформы». Непростая задача. Подъем экономики в 2000-х годах отчасти опирался на дешевую рабочую силу из Средней Азии, которая сейчас бежит из России. Как отмечают в Министерстве экономического развития, к 2025 году экономически активное население будет сокращаться на 200 000 — 300 000 человек в год. Причем большинство относится к государственной бюрократии и не создает никакой добавленной стоимости, подчеркивает Андрей Мовчан. По данным Росстата, на независимые предприятия и не связанное с нефтью производство приходится всего 10% ВВП. Малый бизнес жалуется на судебный произвол и повальную коррупцию.
Громогласные призывы к модернизации и диверсификации экономики в эпоху Медведева (тогда премьер и президент ненадолго поменялись ролями) так и остались словами.
Либералы, которых созвал Путин для формирования экономической программы на четвертый срок (2018-2024 годы), сулят 4% роста в обмен на структурные реформы. Но их влияние сейчас очень слабо по сравнению с преобладающими среди силовиков консерваторами, которые выступают за укрепление сформированной Путиным системы «ручного управления». По мнению эксперта Владислава Иноземцева, недавнее появление либералов в общественном пространстве лишь отражает стремление правительства воспользоваться более умной стратегией, чтобы оставить систему в неприкосновенности. И никак не отменяет сомнений насчет его способности провести реформы.
