Геннадий Афанасьев должен был выйти на свободу в 2021 году. Юрий Солошенко — в 2020. Время ощущается субъективно — с точки зрения узника российской тюрьмы, обе эти даты бесконечно далеки. А состояние здоровья политзаключенных (у Солошенко — рак, у Афанасьева — заражение крови) могло сделать эти временные рубежи и вовсе недостижимыми.
Но вот они дома — их персональный ужас закончился. Однако сам формат освобождения Афанасьева и Солошенко довольно любопытен. Потому что их не просто освободили, а обменяли. Причем это именно тот случай, когда украинских граждан обменяли на украинских же граждан. В Россию ответным чартером улетели одесситы Елена Глищинская и Виталий Диденко. В 2014-м они, по данным следствия, создавали в области сепаратистское движение под названием «Народная рада Бессарабии».
Если бы кто-то сказал еще месяц назад, что Россия будет готова обменивать украинцев на пророссийских украинцев — его бы подняли на смех. Потому что с первого дня войны вся позиция Кремля состояла из формулы «мы-к-этому-отношения-не-имеем». И даже признание участия российских войск в аннексии Крыма было половинчатым — солдаты, по словам российского президента, всего лишь помогали самим крымчанам «определиться с будущим».
И вот на этом фоне Кремль забирает к себе украинских граждан, которые два года назад призывали российского гаранта копировать «крымский прецедент» по всей территории Украины. И если обмен заключенными идет по формуле «наших на ваших», то в этом раскладе Глищинская и Диденко — самые что ни на есть «свои» для Москвы. Той самой Москвы, что еще недавно пыталась откреститься от любых намеков на то, что причастна к происходящему на территории соседней страны.
Если вы не видите в этом противоречия, то вспомните, что вся история Донбасса — это пример того, как Москва, цинично эксплуатируя просоветские настроения, превратила целый регион в рукотворное «Сомали». В котором автомат Калашникова стал единственным социальным лифтом. И все призывы местных просоветски настроенных людей «ввести войска» или раздать паспорта с двуглавым орлом так и остались без ответа.
Если судьба Глищинской и Диденко — это «сигнал» Москвы для «внутреннего пользования» о том, что «своих не бросаем», то очень скоро двое одесситов должны стать топовыми ньюсмейкерами на российских каналах. Они должны стать публичными, повсеместными и разговорчивыми. Тогда этот «сигнал» действительно станет «новой нормой»: коль скоро ты за Россию, то Кремль о тебе не забудет и, рано или поздно, заберет. А если Глищинская и Диденко повторят судьбу Александрова и Ерофеева, то ни о каком сигнале речи быть не может.
Потому что с момента возвращения российских спецназовцев в Россию их судьба никому толком не известна. Даже российские телеканалы подавали освобождение Надежды Савченко не как обмен, а как акт суверенного милосердия. Причем подразумевалось, что это шло чуть ли не в одностороннем порядке. Для этого Кремль даже разыграл историю про родственников убитых российских журналистов, которые попросили у Владимира Путина освободить украинскую летчицу. С учетом того, что сами родственники искренне считали ее причастной к гибели мужей, вся ситуация выглядит втройне цинично.
И именно теперь вопросы встают перед нами во весь свой риторический рост. Почему Кремль отдает Украине ее сограждан, если еще недавно не собирался даже разговаривать на эту тему? Переговоры идут между Киевом и Москвой или Кремль торгуется с Брюсселем и Вашингтоном? Что получает Россия в обмен на украинских граждан и ограничивается ли ее интерес лишь тем, что лояльные Кремлю граждане покидают украинские тюрьмы? Насколько велико пакетное соглашение и сколько фамилий стоит в этом списке?
Именно эти вопросы будут определять конфигурацию завтрашнего дня. Потому что в миролюбие Москвы — равно как и в ее готовность руководствоваться абстрактным гуманизмом — верится с трудом. В конце концов, решения о помиловании украинцев принимает тот самый человек, который два года назад доказывал всему миру ничтожность пограничного столба и то, что у «русского мира» нет границ, а есть только лишь горизонты.
