Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
На референдумах — когда надо ответить на особенно сложный вопрос — существует риск того, что избирательная кампания будет строиться на чересчур упрощенных и трудно разгадываемых утверждениях. В Англии тема — это совершенно очевидно — освещалась настолько плохо, что вопрос, который чаще всего «гуглили» после того, как стал известен результат, был: «Что такое ЕС?»
Всенародное голосование Брексит напомнило мне о том, что я в принципе не люблю референдумы.
Сейчас привычная шайка популистов, которая утверждает, что они-то и являются представителями «простых людей», наверняка примется кричать и обвинять меня в высокомерии и элитарности. Первое — справедливо, другое я принял бы за комплимент. Потому что, если подумать, это же здорово, когда можно похвастаться принадлежностью к элите. И когда кто-то использует это слово как ругательное, это может быть только прикрытием их собственного (оправданного) чувства собственной неполноценности…
Если я не люблю референдумы, это объясняется не презрением к избирателям — или утверждением, что «избиратели дураки», как нередко говорят.
Наоборот, это объясняется моей верой в представительскую демократию, в ходе которых избиратели на периодических свободных выборах избирают тех, кому они осмеливаются передать ответственность за управление страной. Эта система основывается на том, что избранные ими люди смогут найти всеобъемлющие решения, которые, в свою очередь, могут получить одобрение большинства избирателей. Если нет, то избиратели смогут сбросить их на следующих выборах. И поэтому мы видим, что партии, входящие в правительство, всегда так или иначе тяготеют к центру. А вот на всенародных голосованиях фронты обозначаются так резко, что этот поиск всеобъемлющих решений испаряется.
Если референдум, то переделать ничего нельзя. В случае референдумов (как правило) нет возможности что-то переиграть, в отличие от обычных выборов.
На референдумах — когда надо ответить «да» или «нет» на, возможно, особенно сложный вопрос — существует риск того, что избирательная кампания будет строиться на чересчур упрощенных и трудно разгадываемых утверждениях. В Англии тема — это совершенно очевидно — освещалась настолько плохо, что вопрос, который чаще всего «гуглили» ПОСЛЕ того, как стал известен результат, был: «Что такое ЕС?» (What is EU?)
В британской кампании чудовищно нагнетались националистические чувства — гораздо сильнее, чем при нормальной избирательной кампании.
Подобное действует на демократию разрушительно.
Мы сталкивались с подобным и во время датских референдумов, которых у нас, к сожалению, было слишком много. Достаточно упомянуть последний: на нем победили люди, которые строили свою кампанию на колоссальном недоверии к избранным парламентским путем властям — «могу ли я доверять тем, кто в Фолькетинге?» — а также на «гарантиях», которые впоследствии оказались блефом (как утверждение о том, что параллельное соглашение с Европолом заключить будет так же просто, как щелкнуть пальцами).
Когда у избирателей спрашивают, они должны иметь возможность избирать людей, которым доверяют и которые потом будут готовы отвечать за то, с чем они шли к избирательным урнам.
Референдумы слишком часто являются выражением того, что избранные политики бегут от этой ответственности — и тем самым ставят избирателей в несправедливую ситуацию.
Если референдум, то переделать ничего нельзя. В случае референдумов (как правило) нет возможности что-то переиграть, в отличие от обычных выборов.
На референдумах — когда надо ответить «да» или «нет» на, возможно, особенно сложный вопрос — существует риск того, что избирательная кампания будет строиться на чересчур упрощенных и трудно разгадываемых утверждениях. В Англии тема — это совершенно очевидно — освещалась настолько плохо, что вопрос, который чаще всего «гуглили» ПОСЛЕ того, как стал известен результат, был: «Что такое ЕС?» (What is EU?)
В британской кампании чудовищно нагнетались националистические чувства — гораздо сильнее, чем при нормальной избирательной кампании.
Подобное действует на демократию разрушительно.
Мы сталкивались с подобным и во время датских референдумов, которых у нас, к сожалению, было слишком много. Достаточно упомянуть последний: на нем победили люди, которые строили свою кампанию на колоссальном недоверии к избранным парламентским путем властям — «могу ли я доверять тем, кто в Фолькетинге?» — а также на «гарантиях», которые впоследствии оказались блефом (как утверждение о том, что параллельное соглашение с Европолом заключить будет так же просто, как щелкнуть пальцами).
Когда у избирателей спрашивают, они должны иметь возможность избирать людей, которым доверяют и которые потом будут готовы отвечать за то, с чем они шли к избирательным урнам.
Референдумы слишком часто являются выражением того, что избранные политики бегут от этой ответственности — и тем самым ставят избирателей в несправедливую ситуацию.
