Теракт в мюнхенском торговом центре «Олимпия» вновь поднял вопрос о социокультурной интеграции иммигрантов в европейском обществе. Стрельбу, в результате которой погибли 9 человек, устроил 18-летний Али-Давид Сонболи — сын иранских беженцев, выросший в Мюнхене.
Немецкие СМИ c нескрываемым удовлетворением сообщили, что речь идет не о терроризме, а об «акте индивидуального безумия» (amok), что стрелок не был связан с ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в России — прим. ред.) или другими исламистскими движениями, а был психически неуравновешенным тинейджером. При этом упускается из виду главное — что виновник трагедии происходил из семьи мусульман-иммигрантов, и уже в юном возрасте чувствовал себя изгоем в немецком обществе. Так не все ли равно — совершено преступление по мотивам личной мести или политическим соображениям? Террор отчаявшихся одиночек может быть даже опаснее исламистского заговора, что наглядно продемонстрировал недавний теракт в Ницце.
Одноклассники издевались над Али, считая, что он изображает из себя немца, будучи персом. Примечательно, что больше других его дразнили арабы и турки. В результате, он не смог четко определить свою идентичность (даже имя его было Али-Давид), дошел до умопомешательства. По свидетельству очевидцев, во время стрельбы он поочередно выкривал «Аллаху акбар» и «Я — немец!» и «Я убью вас, проклятые турки!». Среди его жертв — почти все тинейджеры, в том числе несколько молодых турок, он заманил их в «Макдоналдс» по подложному адресу в фейсбуке, выдавая себя за девушку-турчанку. Кто он — безумец или террорист? Или «два в одном»? Ведь Али-Давид целенаправленно (около года) готовил свою акцию, собирал информацию в интернете, а в рюкзаке у него было обнаружено 300 неиспользованных патронов.
Али-Давид вырос на окраине Мюнхена, в окружении мигрантов и социальщиков, в депрессивной среде. И такая городская субкультура разрослась по всей Европе — Германии, Франции, Великобритании, Швеции.
Неделей ранее — также в Баварии — в поезде на людей напал с топором 17-летний афганец, прибывший в Европу годом ранее. Причина та же — не адаптировался к «западным ценностям». Отсюда — психические проблемы, ненависть к окружающим. Уже два дня спустя после стрельбы в Мюнхене беженец из Сирии зарезал женщину в соседней земле Баден-Вюртемберг. А три дня спустя другой мигрант из Сирии подорвал себя на музыкальном фестивале в баварском Ансбахе.
Аналогичные процессы, но куда более масштабные, происходят во Франции, где граждане североафриканского происхождения уже более трех-четырех (!) поколений не могут интегрироваться во французское общество. Вернее, многие смогли, но большинство — сидит в окраинных гетто на социальном пособии, курит травку, слушает магрибинский рэп и ненавидит страну, давшую им приют. Эту атмосферу европейских предместий хорошо передает французский фильм «Дипан», получивший в Каннах Золотую пальмовую ветвь в 2015 году.
Молодые маргиналы из предместий периодически жгут машины добропорядочных буржуа, а самые радикальные совершают теракты с автоматом и «поясом шахида». Салах Абдеслям, участник парижских терактов, как и его брат Брахим, родился и вырос в Бельгии в эмигрантском квартале Мальбек, но взрастившее его общество ненавидел еще больше, чем новоприбывшие беженцы.
Легковесно звучат заявления канцлера Ангелы Меркель, утверждающей, что «мы справимся». Жизнь показывает, что успешная интеграция лиц, прибывших из стран Африки и Ближнего Востока, в Германии, как и других странах Западной Европы, практически невозможна. Дети мигрантов растут в семьях, где говорят на родном языке (турецком или арабском). Уже в детском саду и начальных классах начинается их отставание от немецких детей, которые впитывают немецкий язык и социокультурные навыки с молоком матери. Со временем разрыв не сокращается, а нарастает. Мало кто из детей мигрантов попадает в реальное училище и гимназию, открывающие путь к высшему образованию. Большинство остается недоучками и в лучшем случае идет в ПТУ.
Однако острота мигрантской проблемы упорно игнорируется официальной прессой и правящими партиями. Западные политики панически обходят эту тему, ее осмелился затронуть лишь кандидат в президенты США Дональд Трамп. Со свойственной ему прямотой Трамп сказал, что Франция и Германия заражены терроризмом, однако виноваты в этом сами, поскольку пустили на свою территорию слишком много мигрантов. Впрочем, любому трезвомыслящему человеку понятно, что прибытие в Европу миллионов людей из стран «третьего мира» закладывает под европейские общества бомбу замедленного действия.
Как долго продержится официальный курс на «политкорректность» и «толерантность» перед лицом нарастающих терактов и социокультурной конфронтации? Рост праворадикальных и националистических движений в Европе подсказывает, что смена установок близка. Даже Ангела Меркель заметно отошла за последний год от своей «гостеприимной» политики (Willkommenspolitik).
Интеграция протекает легче у носителей определенных культур. Представители российской белой эмиграции интегрировались в западноевропейское общество в течение одного поколения — уже ко Второй мировой войне. Так же быстро вросли в европейскую жизнь евреи, поляки, армяне. Отмечается быстрая и успешная интеграция вьетнамцев и китайцев — благодаря установке на трудолюбие и законопослушность.
Вместе с тем, представители традиционных обществ Ближнего Востока и Африки интегрируются трудно. Прежде всего потому, что живут в замкнутом семейном и соседском кругу, сохраняя привычки и традиции своей исторической родины. Справедливости ради надо сказать, что новые европейские ценности — потребительские, обезличенные, часто аморальные, с культом индивидуализма и сексуальных девиаций, многим трудно принять, в том числе и самим жителям Европы. Однако ислам особенно непримирим к таким явлениям — начиная с банковского «ссудного процента» до женской эмансипации и гей-культуры. Отсюда — чувство протеста и желание «наказать» декадентское общество. Лица, совершающие карательные акции, находятся в полной уверенности, что они не преступники, а борцы за справедливость. Поэтому уже не имеет значения, кто они — террористы, маньяки или «городские партизаны». Главное — они хотят взорвать этот строй изнутри.
Постиндустриальное общество отчуждает мигрантов всех поколений. Низкоквалифицированная рабочая сила теперь практически не нужна, роботизация делает излишней и работу средней квалификации, например, на автомобильных конвейерах. Поколения североафриканцев, прибывших во Францию в 60-е годы, работали на заводах «Рено» и других производствах. Сегодня они сидят на социальных пособиях, а их дети не работали никогда.
Последнее масштабное исследование, проведенное Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) совместно с Евросоюзом, показывает, что интеграция иммигрантов проходит сложно и будет протекать очень долго. От того, удастся ли решить эту проблему, зависит стабильность и благополучие всего Евросоюза, ведь на сегодняшний день в ЕС только по официальным данным насчитывается 52 миллиона иммигрантов. Кроме экономического аспекта существует не менее важный культурно-психологический аспект. Когда противоречия между «новыми» и «старыми» европейцами достигнут критической точки, начнется борьба «за равноправие», в которой будут задействованы все методы, включая террор. Пока никто не знает, сколько сторонников ИГИЛ и «Аль-Каиды» (террористическая организация, запрещенная в России — прим. ред.)прибыло в Европу за последние полтора года в составе примерно полутора миллионов мигрантов из Африки и Ближнего Востока. И тем более неизвестно, сколько родившихся уже в Европе «неевропейских» тинейджеров помышляет о мщении.
