Фидель Кастро, непреклонный кубинский коммунист-антиимпериалист, бывший Председатель Госсовета и бывший Первый секретарь правящей, единственной легальной в стране Коммунистической партии Кубы, в свои 90 лет остался идеологом и символом созданного им самим авторитарного режима.
Хотя официально Фидель Кастро оставил все государственные и партийные посты в период с 2008 по 2011 годы, «демократически» передав полномочия в руки младшего брата Рауля, которому сегодня 85 лет, он по-прежнему считается духовным лидером так называемой «кубинской революции», начавшейся в 50-е годы XX века и все никак не заканчивающейся. У Фиделя Кастро до сих пор есть миллионы сторонников и почитателей, и на Кубе, и во всем мире — коммунисты, социалисты и социал-демократы, антиимпериалисты и антиамериканисты.
Для миллионов других людей Фидель Кастро — жестокий диктатор, узурпатор-догматик, за десятилетия пребывания у власти так и не сумевший ни создать эффективную устойчивую экономику, ни вывести большую часть населения Кубы из нищеты, ни приспособиться к изменениям времени; лидер государства, никогда не терпевший инакомыслия, отправлявший на казни и в тюрьмы десятки тысяч своих оппонентов; коммунистический вождь, политика которого вынудила более миллиона его соотечественников бежать с Кубы, часто прямо рискуя жизнью.
О личности Фиделя Кастро и восприятии его власти и идеологического наследия кубинцами, латиноамериканцами, политиками и общественностью России и Запада в интервью Радио Свобода рассуждает российский политолог, историк и социолог, знаток Латинской Америки Татьяна Ворожейкина.
— Фидель Кастро одновременно и диктатор, и популярный и любимый до сих пор миллионами персонаж. Если взять список всех известных и одиозных правителей ХХ—XXI веков, он, наверное, окажется, самым «обаятельным» в этой кунсткамере злодеев.
— Причина этого, главным образом, историческая. Фидель Кастро был лидером освободительной революции, причем такой, которая была ни на что не похожа, никем не инспирирована, не связана ни с СССР, ни с Китаем; революции, которая была надеждой, прежде всего, в Латинской Америке, миллионов людей, той половины населения, а в некоторых странах и гораздо больше, которая существовала вне рынка, вне общества, вне государства. Эта фигура олицетворяла мечту и надежду на социальную справедливость. Для многих в Латинской Америке это значимо до сих пор.
— Фидель Кастро вместе с Че Геварой, которого я лично считаю «бандитом-революционером», сейчас в западном мире, в Европе, в России, живет больше на футболках у молодежи, в названии каких-то баров или коктейлей, чем в головах. Можно ли сказать, что Фидель и его основные соратники — Че Гевара, Камило Сьенфуэгос, брат Рауль — превратились то ли в миф, то ли в китч, в комиксовых героев массовой культуры?
— Я бы здесь отделила «людей власти», таких как Фидель и Рауль, от тех, кто в Латинской Америке называется «мучениками», то есть от Че Гевары и Камило Сьенфуэгоса. Я решительно против того, чтобы Че Гевару называть бандитом. Он бандитом не был! Он отдал жизнь, воюя за то, что считал правильным и справедливым — как бы сейчас ни относиться к его взглядам и деятельности. Че в гораздо большей мере, чем Фидель, стал культовой фигурой, символом борьбы молодежи Западной Европы, уже в памятном 1968 году, после того как его убили в 1967 году в Боливии. Это, условно говоря, освободительное движение против традиционных форм политического и социального господства в Западной Европе, которое связано с повесткой дня 1968 года, эту фигуру восприняло.
— То, как жили и живут кубинцы уже много десятилетий, — это совсем не то, чем мог бы гордиться руководитель любой страны. Однако и сами братья Кастро, и многие жители Кубы явно считают, что они победили и побеждают в этой бесконечной «революции», которой почти 60 лет. Как это объяснить? Возможно, отсутствием информации о реальности и на самом верху, и внизу?
— Во-первых, революция действительно была подлинной. Память и мифы о ней сохраняют свое влияние в части кубинского населения, конечно, более старших возрастов. Во-вторых, нельзя сбрасывать со счетов идеологический контроль и репрессии против инакомыслящих на Кубе. Выдвигать критические версии происходящего на Кубе опасно: можно потерять работу, сесть в тюрьму. Хотя остров находится близко от США, возможность получения информации существует, тем не менее? кубинские власти время от времени и их ограничивают, в частности, возможности интернета. Сейчас это уже изменилось, тем не менее раньше было. Преследуют популярных блогеров и прочее, т. е., иначе говоря, людям просто страшно.
В-третьих, конечно, и это очень важная и очень сложная проблема — наличие кубинской эмиграции в США и, в общем, непримиримой, негибкой позиции ее ведущих лидеров и наиболее консервативных организаций, их желание вернуть все «как было до 1959 года». В последнее десятилетие ситуация изменилась, новое поколение кубинцев-эмигрантов занимает гораздо более гибкую позицию. Они сами приехали уже из революционной Кубы, а не дореволюционной. Они понимают, что историю вспять повернуть невозможно. Но тем не менее для кубинцев, живущих на острове, кубинская эмиграция — это очень важная проблема. Она заключается в том, а как поведут себя те, кто рано или поздно вернутся? Как новые хозяева, диктующие свою волю? Потому что они, конечно, будут гораздо богаче, чем коренные кубинцы. Или как-то еще? Существуют на этот счет подспудные опасения у тех, кого можно назвать простыми людьми.
Еще один фактор — это, конечно, пятьдесят с лишним лет американского торгового эмбарго. Оно дало кубинскому руководству прекрасный предлог объяснять все экономические трудности происками американского империализма. Конечно, восстановление дипломатических отношений с Кубой в декабре 2014 года и особенно визит Обамы в марте этого года ситуацию смягчают. Все это лишает кубинское руководство вот этого универсального объяснения. Мы знаем, как действенен антиамериканизм, я имею в виду в России, когда ничего другого власть не может предложить, в смысле экономическом. Но, конечно, акт Хелмса-Бёртона, один из последних антикубинских актов, принятый Конгрессом США в 1996 году, по-прежнему действует. Обама действовал в обход его, потому что он прекрасно понимает, что отменить его пока нереалистично. Вот сочетание этих факторов — одно из объяснений того, что ситуация остается прежней.
— Когда я сам был на Кубе, еще в относительно «жесткие» времена, в 2008 году, у меня случился разговор со случайным знакомым, неким молодым человеком, за полночь, в городе Сантьяго-де-Куба, который мне долго жаловался на бедность, на жизнь, на быт, на дефицит. И я его довольно провокационно спросил: «Чего вы тогда ждете, с вашим опытом революционной борьбы?» Цитирую дословно его ответ: «Мы ждем, когда умрут все те, кто давно должен умереть». Рано или поздно братьев Кастро не станет. Какой наиболее вероятный путь изберет Куба и ее жители? Случится то же, что в СССР в конце 80-х — начале 90-х годов? Или они пойдут путем, которым идет Вьетнам или еще раньше пошел Китай? Или мир с тех пор стал настолько другим, что ничего подобного не произойдет?
— Во-первых, кубинская экономическая модель нежизнеспособна. Ее поддерживали на плаву сначала поставки советской нефти, потом, в 2000-е годы, поставки венесуэльской нефти. Сейчас этот источник тоже иссякает: в первом квартале этого года поставки венесуэльской нефти на Кубу сократились на 40 процентов. Страна неизбежно должна будет либерализовывать полностью государственную экономику. И что-то уже делается: после прихода к власти Рауля Кастро в 2008 году разрешили мелкий бизнес, парикмахерские, хостелы, рестораны, кафе. Сократили на полмиллиона человек, на 11 процентов, занятость в госсекторе. Эти люди тоже должны чем-то жить. Создали зону свободной торговли в порту Мариэль. Но реформа эта медленная, зигзагообразная. В частности, в начале июля этого года Рауль Кастро отправил в отставку министра экономики Марино Мурильо, который считался главным реформатором.
Экономическая реформа и открытие страны для внешнего мира не совместимы с сохранением такого типа власти, который сложился на Кубе. Это власть, основанная на единстве власти и собственности. Фактически коммунистическая власть трансформировалась во власть военную, контролирующую все наиболее прибыльные сферы экономической активности. Напомню, что Рауль Кастро был с 1959 по 2008 годы министром Революционных вооруженных сил Кубы. В России также, кстати, удалось создать авторитарный политический режим, опирающийся на структуры безопасности и контролирующий тоже все наиболее прибыльные сферы экономики. Мне кажется, в отношении Кубы это вопрос открытый. Время покажет, удастся ли там сохраниться режиму, условно говоря, «вьетнамско-китайского» или «российского» типа. Потому что в них есть одно и то же общее — единство власти и собственности и контроль политической власти над основными источниками доходов в стране.
— Как сам Фидель Кастро эволюционировал за почти 58 лет своего правления как личность? На старых фотографиях он выглядит обыкновенным молодым самовлюбленным атаманом, этакий классический pistolero. Потом, особенно в самые последние годы, перед тем как он ушел с поста главы Кубы, он был похож на настоящего наследственного монарха. У него появился совсем другой взгляд. Это просто возраст или долгая привычка к власти?
— Это природа самого режима! Она отражается на облике властителей. Человек, который пришел к власти ради благородных целей и установления социальной справедливости, в общем, возглавляет режим, или возглавлял его до последнего времени, суть которого — власть ради власти. И главная цель этой власти — это ее самосохранение. Фиделю 90 лет, Раулю — 85, и эти люди до глубокой старости не могут выпустить власть из рук. Создается ощущение от Фиделя, что он так давно у власти, что уже не отличает судьбу страны от своей собственной. И еще до его ухода в отставку у меня было представление, что люди такого типа, и он, в частности, считают себя бессмертными. Я думаю, что облик человека отражает его сущность. Фидель считает себя непогрешимым, он сохранил за собой неформальное место высшего судьи всего того, что происходит на Кубе. В частности, после восстановления дипломатических отношений с США он сказал, что «никакие подачки от американского империализма нам не нужны». Это проблема! Сколько лет прошло с 1959 года — 57? И все одна и та же семья находится у власти!
— В последние годы почти во всех странах Латинской Америки произошли тектонические политико-общественные изменения. Появились политические партии «с человеческим лицом». Потому что раньше проблема всего континента была в том, что там были в основном или ультраправые, или ультралевые — и все! И все равно прошлые и нынешние лидеры очень многих латиноамериканских стран, разных взглядов, по-прежнему Фиделя считают своим духовным учителем, ездят его навещать, с благоговением упоминают в речах. Это потому, что они сами все в молодости были революционерами? И такова природа кубинского режима, как вы сказали? И это подпитывает сейчас нынешнюю Кубу и ее режим? Или все наоборот: Куба и ее режим с новой силой подпитывают латиноамериканский социализм?
— Для руководителей левых партий Латинской Америки, тех, которые находились у власти, таких как уругвайский экс-президент Хосе Мухика, или находящаяся в процессе импичмента Дилма Русеф, т. е. людей с партизанским прошлым, может быть, и есть какой-то ностальгический элемент в личности Фиделя, но крайне небольшой. Я думаю, дело в другом. Сохраняются причины, которые привели к кубинской революции и сделали ее символом борьбы за справедливость! А именно глубокое социальное неравенство и неравенство возможностей, с которыми сталкиваются, несмотря на существенные изменения в социальной ситуации в Латинской Америке в 2000-е годы, десятки миллионов человек. Кстати, я хочу внести поправки. Континент полевел в 2000-е годы. Сейчас идет, совершенно очевидно, обратная волна — в Аргентине, Бразилии, не за горами какие-то изменения даже в Венесуэле. В Перу не удалось прийти к власти левому популистскому лидеру и т. д. Символическая поддержка левых, конечно, важна для Кубы. Но эти новые левые партии, прежде всего такие, как Партия трудящихся в Бразилии, конечно, абсолютно независимы от Кубы и в экономическом, и в политическом отношении. И вряд ли можно считать, что Куба подпитывает латиноамериканский социализм. Наоборот, ее образ бедной и стагнирующей страны — это скорее минус, чем плюс для латиноамериканских левых. Тут еще есть один важный момент, о котором, в частности, сказал недавно Барак Обама. Он заявил примерно следующее: «Мы пошли на улучшение отношений с Кубой — и у нас резко улучшились отношения со всеми латиноамериканскими странами».
— Почему в современной России и многие политики, и разные известные люди, не все, но многие, и масса простого народа до сих пор так положительно воспринимают фигуру Фиделя Кастро и Кубу в целом? Притом что это режимы-антиподы — полуказарменный социализм на Кубе и российский государственно-олигархический капитализм? В России ведь у власти сегодня, образно говоря, находятся «500 семей», как в некоторых государствах Латинской Америки в ХХ веке и ранее, т. е. это люди того сорта, кого сам Фидель вроде бы ненавидел больше всего. Отчего это в России так — от того малого знания реалий, о котором мы уже говорили? Или от непотопляемого «советского» взгляда на мир, который удобряется еще и крепнущим антиамериканизмом?
— Я здесь вижу несколько причин. Первая из них, как это ни странно: если вернуться в 60-е годы, то кубинская революция была, в общем, одним из важнейших символов обновления социализма, совпавшим по времени с хрущевской «оттепелью». Романтические воспоминания — это важно для какой-то части людей старшего возраста, в частности, это все прекрасно описано в книге Вайля и Гениса «60-е. Мир советского человека». Но это, конечно, уже уходящая натура. Да, главное, то, конечно, что с советских времен Куба — это «символ стойкости» в борьбе против «американского империализма. И, я думаю, нынешняя пропаганда, которая идет из телевизора, совершенно иррациональная, риторика власти — все это, несомненно, подогревает эти настроения. Все, кто против американцев, условно говоря, «наши и хорошие». Что касается режимов, то, как я уже говорила, они не такие уж антиподы. Оба режима — и нынешний кубинский, и нынешний российский — основаны на единстве власти и собственности и на подчинении общества интересам этого «тандема». А какую экономическую политику они проводят — это вещь вторичная, потому что видно, как она может, эта политика, изменяться. Она — функция от существа этого режима. Здесь хорошо видна определенная сущностная близость Гаваны и Москвы.
