Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Олимпийские игры в Хельсинки в 1952 году были ознаменованы возвращением Советского Союза в компанию олимпийцев. В мире, разделенном на коммунистов и капиталистов, США обрели себе достойного противника. Столица Финляндии была поистине тихой гаванью, и потому мало кто мог представить себе, что она станет ареной, на которой впервые столкнутся два главных героя холодной войны.
Это 14-я из 29 статей, где в политическом и социальном контексте эпохи рассматривается каждая Олимпиада по отдельности: от Афин (1896) до Лондона (2012).
Хельсинки был выбран в качестве организатора Игр в 1940 году, однако случившее за год до того советское вторжение в Финляндию и последовавшая затем Вторая мировая война не дали этим планам осуществиться. Финская столица станет хозяйкой Олимпиады через 12 лет. При численности населения в 367 тысяч человек на олимпийском стадионе, рассчитанном на 70 тысяч зрителей, могла бы поместиться одна пятая часть жителей города.
Столица Финляндии была поистине тихой гаванью, и потому мало кто мог представить себе, что она станет ареной, на которой впервые столкнутся два главных героя холодной войны — США и Советский Союз — в противостоянии, которое будет длиться более трех десятилетий. После тех 40 лет, что Россия не участвовала в Играх — пережив внутреннюю революцию и две мировые войны — состоялось возвращение русских (тогда уже советских) спортсменов на Олимпиаду.
Для Советского Союза участие в Играх должно было увенчаться неоспоримой победой. «Войну мы выиграли — должны выиграть и в спорте!» — так звучал лозунг, отражавший новую реальность. Проиграть капиталистам было немыслимо.
Хотя профессионализм в спорте еще не был принят Международным олимпийским комитетом (МОК), лучшие спортсмены стали получать государственные субсидии, чтобы целиком посвятить себя тренировкам. В то же время московские власти инвестировали в школьный спорт и строительство учебных центров по всей стране.
На вопрос о выделяемых спортсменам государственных субсидиях Советский Союз отвечал, говоря, что это была единичная практика, и что большинство атлетов были студентами, государственными служащими или служащими вооруженных сил.
Мир разделился на коммунистов и капиталистов, а Игры стали для двух геополитических блоков еще одним поводом помериться силами. Каждый успех «своих» спортсменов воспринимался соответствующей супердержавой как доказательство превосходства собственной социальной системы над социальной системой соперника.
В Хельсинки это противостояние проявилось еще до начала соревнований, когда Советский Союз отказался жить со спортсменами из капиталистических стран в одной олимпийской деревне в Кяпюля. Солидарные с советской командой, остальные спортсмены Восточного блока последовали с ней в расположенную отдельно гостиницу.
На 15-е Олимпийские игры СССР взял только политически благонадежных спортсменов. За бортом оказался ряд свободомыслящих атлетов, таких, например, как эстонец Хейно Липп, один из лучших представителей десятиборья в 40-е годы.
Участие СССР в соревнованиях усилило давление на США, которые опасались конца своей гегемонии. В Хельсинки этого еще не произошло: американцы завоевали 40 золотых медалей, а Советский Союз — 22.
В мужской легкой атлетике Советский Союз не выиграл ни одной медали, в то время как Соединенные Штаты увезли домой 14. Но было ясно, что у американцев появился достойный конкурент, с которым в будущем им предстояло бороться за каждый сантиметр, каждый балл, каждый гол.
«Из-за русских американские спортсмены испытывали на себе гораздо большее давление, — рассказывал американец Боб Матиас, который в Хельсинки стал двукратным олимпийским чемпионом в десятиборье. — В некотором смысле это были настоящие враги. Победа над ними доставляла нам невероятное удовольствие. Нам необходимо было их побеждать. Это чувство разделяла вся сборная». Разгром команды СССР был совсем не тем, что «поражение какой-нибудь дружественной страны, например, Австралии».
Судя по результатам, великим героем хельсинских Игр был представитель Восточного блока, хотя и не придерживавшийся официальной политической доктрины — спортсмен из Чехословакии Эмиль Затопек, победитель в забегах на 5 тысяч метров, 10 тысяч метров и в марафоне. Его окрестили «чешским локомотивом».
Дана Затопкова, жена Эмиля, станет олимпийской чемпионкой в метании копья. Супругов связывало не только взаимное чувство: оба родились в одном и том же районе Копршивнице в один день (19 сентября 1922 года) и учились в одном университете.
В Хельсинки Затопек проявил величие сразу на нескольких уровнях. Один поступок едва не стоил ему спортивных достижений. Скромный человек, он был объектом восхищения у многих молодых людей, мечтавших о том, что их соотечественник в спортивной борьбе вернет их стране величие и признание. Среди них был Станислав Юнгвирт, талантливый бегун в дистанции на 1500 метров. Его отец, антикоммунистический активист, был политзаключенным, из-за чего Станислава не допустили в олимпийскую сборную. Затопек ответил на это угрозой: «Если его не возьмут, я не поеду».
Чехословацкая команда отправилась в Хельсинки без Эмиля и Станислава. Однако престиж Затопека был таков, что национальные власти уступили. Через несколько дней обоих отпустили в Финляндию. Станислав немного не добрал до выхода в финал на 1500 метров. Пять лет спустя он установит мировой рекорд.
Что касается Затопека, то он со своим независимым духом продолжал бросать вызов коммунистическим властям. После советского вторжения в Чехословакию в 1968 году с целью подавить демократическое движение Александра Дубчека спортсмен предложил запретить СССР участвовать в том же году в Олимпиаде в Мехико. Он был уволен из армии, где занимал высокий пост, и на шесть лет отправлен на урановые рудники в Богемии.
Для финнов Игры в Хельсинки стали отличной возможностью «отомстить» за своего национального героя, Пааво Нурми, в 1932 году отстраненного от участия в Олимпиаде по обвинению в профессиональных занятиях спортом и почитаемого финнами наравне с Сибелиусом.
На церемонии открытия Игр трибуны захлестнули эмоции, когда на стадион вбежал тогда уже 55-летний Нурми и под непрекращавшиеся аплодисменты пронес олимпийский факел. Это была своего рода запоздалая реабилитация.
На Игры в Хельсинки также были вновь допущены ранее отстраняемые Япония и Германия. Однако в Олимпиаде участвовали две немецкие команды: от Федеративной Республики Германия (ФРГ), созданной в 1949 году (так же, как и ГДР, которая на Играх в Хельсинки представлена не была), и от независимого протектората Саар — территории, оспариваемой немцами и французами. В 1955 году он вошел в состав ФРГ.
Основанный в 1948 году Израиль дебютировал с делегацией из 25 спортсменов — участие, в скором времени ставшее неудобным для ряда стран и превратившееся в источник серьезного конфликта.
Для Советского Союза участие в Играх должно было увенчаться неоспоримой победой. «Войну мы выиграли — должны выиграть и в спорте!» — так звучал лозунг, отражавший новую реальность. Проиграть капиталистам было немыслимо.
Хотя профессионализм в спорте еще не был принят Международным олимпийским комитетом (МОК), лучшие спортсмены стали получать государственные субсидии, чтобы целиком посвятить себя тренировкам. В то же время московские власти инвестировали в школьный спорт и строительство учебных центров по всей стране.
На вопрос о выделяемых спортсменам государственных субсидиях Советский Союз отвечал, говоря, что это была единичная практика, и что большинство атлетов были студентами, государственными служащими или служащими вооруженных сил.
Мир разделился на коммунистов и капиталистов, а Игры стали для двух геополитических блоков еще одним поводом помериться силами. Каждый успех «своих» спортсменов воспринимался соответствующей супердержавой как доказательство превосходства собственной социальной системы над социальной системой соперника.
В Хельсинки это противостояние проявилось еще до начала соревнований, когда Советский Союз отказался жить со спортсменами из капиталистических стран в одной олимпийской деревне в Кяпюля. Солидарные с советской командой, остальные спортсмены Восточного блока последовали с ней в расположенную отдельно гостиницу.
На 15-е Олимпийские игры СССР взял только политически благонадежных спортсменов. За бортом оказался ряд свободомыслящих атлетов, таких, например, как эстонец Хейно Липп, один из лучших представителей десятиборья в 40-е годы.
Участие СССР в соревнованиях усилило давление на США, которые опасались конца своей гегемонии. В Хельсинки этого еще не произошло: американцы завоевали 40 золотых медалей, а Советский Союз — 22.
В мужской легкой атлетике Советский Союз не выиграл ни одной медали, в то время как Соединенные Штаты увезли домой 14. Но было ясно, что у американцев появился достойный конкурент, с которым в будущем им предстояло бороться за каждый сантиметр, каждый балл, каждый гол.
«Из-за русских американские спортсмены испытывали на себе гораздо большее давление, — рассказывал американец Боб Матиас, который в Хельсинки стал двукратным олимпийским чемпионом в десятиборье. — В некотором смысле это были настоящие враги. Победа над ними доставляла нам невероятное удовольствие. Нам необходимо было их побеждать. Это чувство разделяла вся сборная». Разгром команды СССР был совсем не тем, что «поражение какой-нибудь дружественной страны, например, Австралии».
Судя по результатам, великим героем хельсинских Игр был представитель Восточного блока, хотя и не придерживавшийся официальной политической доктрины — спортсмен из Чехословакии Эмиль Затопек, победитель в забегах на 5 тысяч метров, 10 тысяч метров и в марафоне. Его окрестили «чешским локомотивом».
Дана Затопкова, жена Эмиля, станет олимпийской чемпионкой в метании копья. Супругов связывало не только взаимное чувство: оба родились в одном и том же районе Копршивнице в один день (19 сентября 1922 года) и учились в одном университете.
В Хельсинки Затопек проявил величие сразу на нескольких уровнях. Один поступок едва не стоил ему спортивных достижений. Скромный человек, он был объектом восхищения у многих молодых людей, мечтавших о том, что их соотечественник в спортивной борьбе вернет их стране величие и признание. Среди них был Станислав Юнгвирт, талантливый бегун в дистанции на 1500 метров. Его отец, антикоммунистический активист, был политзаключенным, из-за чего Станислава не допустили в олимпийскую сборную. Затопек ответил на это угрозой: «Если его не возьмут, я не поеду».
Чехословацкая команда отправилась в Хельсинки без Эмиля и Станислава. Однако престиж Затопека был таков, что национальные власти уступили. Через несколько дней обоих отпустили в Финляндию. Станислав немного не добрал до выхода в финал на 1500 метров. Пять лет спустя он установит мировой рекорд.
Что касается Затопека, то он со своим независимым духом продолжал бросать вызов коммунистическим властям. После советского вторжения в Чехословакию в 1968 году с целью подавить демократическое движение Александра Дубчека спортсмен предложил запретить СССР участвовать в том же году в Олимпиаде в Мехико. Он был уволен из армии, где занимал высокий пост, и на шесть лет отправлен на урановые рудники в Богемии.
Для финнов Игры в Хельсинки стали отличной возможностью «отомстить» за своего национального героя, Пааво Нурми, в 1932 году отстраненного от участия в Олимпиаде по обвинению в профессиональных занятиях спортом и почитаемого финнами наравне с Сибелиусом.
На церемонии открытия Игр трибуны захлестнули эмоции, когда на стадион вбежал тогда уже 55-летний Нурми и под непрекращавшиеся аплодисменты пронес олимпийский факел. Это была своего рода запоздалая реабилитация.
На Игры в Хельсинки также были вновь допущены ранее отстраняемые Япония и Германия. Однако в Олимпиаде участвовали две немецкие команды: от Федеративной Республики Германия (ФРГ), созданной в 1949 году (так же, как и ГДР, которая на Играх в Хельсинки представлена не была), и от независимого протектората Саар — территории, оспариваемой немцами и французами. В 1955 году он вошел в состав ФРГ.
Основанный в 1948 году Израиль дебютировал с делегацией из 25 спортсменов — участие, в скором времени ставшее неудобным для ряда стран и превратившееся в источник серьезного конфликта.
