Казань купается в летнем солнце. В 800 километрах от Москвы лица начинают меняться. Скулы становятся выше, глаза — уже. Темные волосы и смуглая кожа встречаются чаще белокурых шевелюр и бледных лиц.
В Казани вы все еще в России, но в то же время не совсем. Татары, мусульмане и потомки тюркско-монгольских народов Поволжья, преобладают тут над православными русскими.
На белых стенах кремля легкий бриз колышет зелено-бело-красный флаг Республики Татарстан. Четыре минарета из белого мрамора высотой 58 метров оставляют позади пять позолоченных куполов православного храма. Перед нами уникальное для России явление: крест и полумесяц существуют вместе в одной крепости, которую завоевали войска Ивана Грозного в 1552 году.
Татары вспоминают об этой истории и в начале XXI века. На открытии в 2005 году мечеть была названа в честь имама Кул-Шарифа, который защищал кремль от русских войск.
Ислам снова в моде у наследников Золотой орды, и это видно. В 1990-х годах в республике размером с Бенелюкс появились сотни мечетей. Они придали восточный оттенок славянскому в общем и целом пейзажу, хотя так и не смогли привлечь толпы людей.
Ни чадры, ни никаба
У мечети Нурулла девушки в мини-юбках и на высоченных каблуках не привлекают к себе внимания верующих. «Здесь мусульмане очень терпимые», — говорит Наталья Андрианова, на шее у которой висит золотая цепочка с православным крестом.
Она вышла замуж за татарина, который отмечает с семьей православное Рождество, но при этом даже не задумывался о смене веры. Это типичный пример многих смешанных семей в Татарстане.
На берегах Волги поговаривают, что проще сложить каменную мечеть, чем вновь разжечь веру в сердцах людей. Ректор Российского исламского университета Рафик Мухаметшин с этим не спорит.
«Половина татарских мусульман никогда не ходят в мечеть, пьют спиртное и едят свинину», — объясняет интеллектуал с седой бородкой, поправляя традиционный татарский головной убор.
В университете студентки носят не чадру или никаб, а платья со светлыми платками. Тут выступают за «евро-ислам». 1 500 учащихся приобщаются к адаптированному к европейским ценностями исламу, а их дипломы признаются государством.
Подъем религиозного экстремизма
Будущие имамы Татарстана учатся за этими стенами, а не в Саудовской Аравии, Египте или Пакистане, где существуют «другие традиции», подчеркивает Рафик Мухаметшин.
Большинство верующих придерживаются толерантной интерпретации Корана, которую воплощают связанные с властями лидеры и имамы под надзором ФСБ (бывший КГБ). Тем не менее официальному исламу приходится соперничать с пришедшими извне фундаменталистскими течениями салафитского толка. Подобный подход к вере пользуется все большим успехом среди молодежи.
Дошло до того, что министр внутренних дел выразил обеспокоенность по поводу подъема религиозного экстремизма в Поволжье.
В 2012 году нападение на бывшего муфтия и убийство его помощника при невыясненных обстоятельствах (одни говорят о сведении счетов, другие — о теракте) стали ударом по татарской модели мультикультурализма и терпимости, на которую так напирает власть после распада Советского Союза.
«Когда шок прошел, власти приняли эффективные меры», — считает Рафик Мухаметшин, указывая через окно на купол расположенной напротив мечети. Иностранного имама, который проповедовал там ваххабитскую идеологию, выдворили из республики, как и многих других его собратьев.
В городах и деревнях выросло число задержаний. Немногочисленные салафитские организации были расформированы, а их члены предпочитают не высовываться.
Однако борьба двух исламов еще не окончена. У радикальных суннитов завоевание умов сейчас идет через интернет, несмотря на бдительный надзор спецслужб.
«Наши студенты зарегистрированы в социальных сетях и на религиозных сайтах на русском, — рассказывает Рафик Мухаметшин. — Если им встречается радикальный контент, они вступают в дискуссию и пытаются повлиять на экстремистские взгляды. Но это мало что дает».
Прихожанам мечети Казан Нуры иногда попадаются представители салафитов, хотя это яркое деревянное строение совершенно не похоже на гнездо опасных исламистов.
Оно было возведено на деньги бывшего мэра и напоминает скорее церковь, у которой часовню заменили на минарет. «Радикалы приходят сюда молиться и уходят, не сказав ни слова», — объясняет имам Камиль Исхаков.
Иногда этот молодой человек с лицом прилежного студента вступает в беседу с теми, кто не согласен с его интерпретацией учения Мухаммеда. Однако зачастую все сводится к диалогу слепого с глухим.
«Некоторые радикалы пытаются учить нас тому, как должны одеваться наши жены, хотя сами они читают Коран всего несколько месяцев», — возмущается один пожилой мусульманин, которому нравится пить чай и говорить о Боге с христианскими священниками.
Уникальная атмосфера терпимости
История казанского Храма Воздвижения Святого Креста может рассказать о любви креста и полумесяца куда больше пространных рассуждений. При Сталине здание отдали под лабораторию.
В начале 1990-х годов католики польского, прибалтийского и немецкого происхождения нашли прибежище в скромной часовне. Аргентинский священник Диогенес Уркиза встал во главе возрождающегося прихода.
«Мэрия выделила нам землю на строительство новой церкви», — рассказывает он, перепрыгивая с французского на русский. Оставалось только найти деньги. Местные власти нашли спонсоров среди состоятельных казанских мусульман, которые профинансировали все строительство. Здание было официально открыто в 2008 году в присутствии муфтия, великого раввина и митрополита.
«В Татарстане царит уникальная, почти нереальная атмосфера терпимости», — подчеркивает латиноамериканский священник.
В отличиях сила
Из украшенного прекрасными иконами кабинета митрополит Иван Ашурков следит за сохранением равновесия между православными и мусульманами. Он провел десять лет на Северном Кавказе, где дает о себе знать подъем фундаменталистских течений. «Здесь ничего подобного нет, — утверждает он. — Татарстан мог бы послужить примером для Франции».
Его голубые глаза опасно сужаются, когда переводчица упоминает слово «колонизация». «Не колонизация, а поиск новых территорий», — поправляет священник.
Посланники Москвы, священники и чиновники, продвигают эту линию веками. Но без особых успехов. Потомки Золотой орды все еще мирно сопротивляются ассимиляции.
По дороге из Казани на пути встречаются целые деревни, где говорят только по-татарски. Их можно легко определить по красивым домам, которые контрастируют с обветшалыми приграничными селами.
На посевной праздник мужчины устраивают традиционные состязания, а женщины готовят блюда из трех сортов мяса.
Во время прогулки вдоль поля глава татарского патриотического фронта Данис Сафаргали мечтает вслух, глядя на заходящее солнце: «Страна сильна, когда уважает различия. Почему бы не создать российскую конфедерацию по образцу Швейцарии?»
- На традиционно мусульманские народы приходится почти 20 миллионов из 146 миллионов населения России. Кроме того, этот показатель растет из-за более высоких показателей рождаемости. Большая часть мусульман проживают на Северном Кавказе, а также Башкортостане и Татарстане.
- По конституции 1993 года Россия является светским государством, которое гарантирует равенство представителей всех конфессий перед законом. Тем не менее по закону 2007 года четыре религии (буддизм, иудаизм, ислам и православие) были признаны «традиционными».
- В стране не существует точной статистики по числу последователей той или иной веры. В зависимости от опросов, от 55% до 73% называют себя православными, от 6% до 18% — мусульманами, от 1% до 2% — буддистами, иудеями, католиками и протестантами. В Сибири шаманские ритуалы и традиции занимают особое, пусть и относительно небольшое место.
