Тарас и Татьяна — жертвы войны на Украине. Он воевал на передней линии, она бежала с семьей. Оба рассказывают, как складывается их жизнь на протяжении последних двух лет военного конфликта, до сих пор далекого от разрешения.
И у войны есть свои положительные моменты. То, чего сейчас не хватает Тарасу, побывавшему на боевом фронте, так это «простой жизни». ‘Это опасная, но простая жизнь«, — говорит нам 26-летний ветеран, сидя летним вечером в небольшом саду в Киеве. Конфликт, вот уже два года бушующий на востоке Украины, мог отнять у него жизнь, однако возвращение на гражданку оказалось одинаково болезненным. В самой недавней из войн на европейской земле погибло около десяти тысяч человек — и люди продолжают умирать — но и тем, кто выжил, приходиться платить высокую цену. Человеческая цена конфликта в Донбассе также измеряется более чем 1,6 миллиона перемещенных лиц внутри страны и около 1,4 миллиона беженцев в России и других странах Европы.
Попытки обрести мир на востоке Украины делаются уже на протяжении последних двух лет. Первый вариант минских соглашений был подписан 5 сентября 2014 года, но их провал привел к очередному саммиту и подписанию пять месяцев спустя нового документа. Между тем интенсивность конфликта ослабла, однако сохраняются опасения, что малейшее нарушение может дать начало новой эскалации.
Сегодня конфликт ограничивается спорадической артиллерийской перестрелкой, без какого-либо реального натиска с целью захвата территории. Крупномасштабных наступлений не наблюдается с февраля 2015 года, когда несколько дней спустя после подписания Второго минского соглашения Дебальцево перешел под контроль сепаратистских сил. Но провокации на линии фронта продолжаются с обеих сторон, о чем свидетельствуют собранные силами команды Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) документальные подтверждения. В пятницу стороны пришли к взаимному решению о прекращении огня, чтобы оно совпало с началом учебного года, и в течение выходных эта договоренность, похоже, не была нарушена.
Ситуация из разряда ни горячо ни холодно, когда нельзя говорить об открытой войне, но также несправедливо утверждать наличие общего соглашения о прекращении огня. По данным ООН, в период с июня по июль погибли по меньшей мере 20 гражданских лиц и 122 получили ранения. В начале августа Россия задержала группу предполагаемых украинских агентов, готовивших теракты на объектах инфраструктуры в Крыму — территории, аннексированной Россией в марте 2014 года.
За более чем два с половиной года в войне погибло более 9 тысяч 500 человек и около 22 тысяч ранены. Один из них — Тарас Ковалик, который до сих пор помнит пулеметную очередь, задевшую ему ногу и повредившую нерв, из-за чего сегодня он с трудом передвигается. Это произошло в июне 2014 года, через месяц после того, Тарас вступил в батальон «Айдар» — одну из добровольческих групп, которые поддерживали украинскую армию и впоследствии вошли в состав регулярных войск — в Луганске.
«Продолжать революцию»
Для Тараса все началось очень близко к тому месту, где с ним беседует Público, на площади Независимости. Именно здесь в течение нескольких месяцев зимой 2013 года и в начале 2014 года собирались тысячи людей, требуя отставки президента Виктора Януковича и конца коррупции, по их словам, уничтожающей страну. Тарас говорит нам, что к тому времени закончил кулинарные курсы и работал «в ресторане лучшей гостиницы Киева». Он начал участвовать в акциях протеста на Майдане и вскоре возглавил один из отрядов «самообороны», группу, выступавшую на переднем крае наиболее бурных демонстраций.
Несколько месяцев противостояния и ожесточенных столкновений с ОМОНом завершились тем, что Янукович покинул страну. Майдан охватило всеобщее ликование, однако длилось оно недолго. За несколько дней российские войска взяли штурмом главные правительственные здания Крыма, и черноморский полуостров был формально — и как считает Киев, незаконно — аннексирован Россией. То же самое произошло почти одновременно в нескольких городах на востоке Украины, но тогда новые власти в Киеве нанесли ответный удар, приступив к «антитеррористической операции» против пророссийских сепаратистов. Через несколько дней разразилась война, и у Тараса не оставалось сомнений в том, что ему делать.
«Это было продолжением нашей революции. У нас было удачное начало, и теперь мы должны были остановить агрессию России», — говорит он. По словам Тараса, из-за проблем со здоровьем в детстве и из-за одного офицера в армии, который его недолюбливал, он не мог поступить на службу в регулярные войска. Оставались добровольческие батальоны, чья роль в самой активной фазе конфликта была решающей. В мае он воевал на передней линии, но через несколько недель получил травму и был вынужден вернуться в Киев. Оглядываясь назад, Тарас признается, что, учитывая обстоятельства, ему повезло. «Почти два дня пришлось ждать вертолета, на котором меня отправили в больницу в Харькове, и тогда только мне смогли сделать переливание крови», — объясняет он.
Следующие пять месяцев Тарас проходил в Киеве курс лечения, но его никогда не оставляло желание вернуться на восток. Он говорит, что в своем решении вернуться на место боевых действий был «не сгибаем» даже в виду озабоченности семьи и своей подруги — его уверяли, что он уже выполнил свой долг. «Я решил вернуться назад, когда на фронте был убит один из моих друзей, и вернулся даже со своею больною ногой», — рассказывает Тарас. Достаточно было постоянно носить брюки, чтобы скрыть шрам, и ни у кого не возникало подозрений, говорит он. Кроме того, он был одним из немногих бойцов с опытом и в скором времени встал во главе отряда артиллеристов. На этот раз он пробыл на войне девять месяцев.
У Тараса всегда было предчувствие, что его жизненный путь пересечет поле боя. Еще юношей он начал расспрашивать о войне своих бабушек и дедушек, которые во время Второй мировой войны входили в украинские националистические группы и воевали против Красной Армии. Один из его прадедов сражался за Советы. «В нашей семье водится много историй о войне», — заключает он. Тарас говорит, что в детстве, участвуя в скаутской организации, приобрел некоторые навыки выживания и военной подготовки.
Именно во время одного из этих лагерей летом 2008 года Тарас понял, что что-то назревает. Мир проснулся, пораженный вхождением российских танков в Грузию в поддержку сепаратистских сил в Южной Осетии. Конфликт завершился российской военной оккупацией двух регионов соседней страны, и молодой человек понял, что «следующей может стать Украина». «В тот момент я осознал, что упражнения, которые делал, были не простым развлечением».
Сегодня Тарас миролюбивый человек, на лице которого во время разговора время от времени мелькает нервная улыбка. Его речь представляет собой необычное сочетание военного языка и психологической терминологии, изученной в ходе сеансов терапии. Он часто говорит о «черно-белых» реалиях войны и о том, насколько важно научиться справляться с «новыми навыками», усвоенными во время боевых действий.
Травмы войны
История полнится примерами ветеранов, у которых после возвращения из зоны конфликта возникают серьезные проблемы с психикой. Тарас пережил это сам, хотя и не желает вдаваться в подробности. Он говорит, что испытывает «трудности общения» с окружающими людьми. «Наш образ мышления меняется, поскольку многое из того, что делается там, на самом деле меняет человека», — объясняет он.
Помощь Тарасу была оказана неправительственной организацией Wounded Warrior (Раненый солдат), которая запустила необычный проект для лечения бывших участников военных действий. Оно заключается в создании сети ветеранов, пытающихся наладить мосты между врачом и пациентом. Предпосылка этого лечения состоит в том, что, «в то время как многие ветераны с большой неохотой открываются психотерапевтам, они будут чувствовать себя более естественно с другими ветеранами, пережившими войну», — читаем на сайте организации.
Вернувшись к гражданской жизни, многие ветераны страдают от недопонимания со стороны окружающего их общества, и контраст с той самой «простой жизнью» «черно-белой» войны бывает трудно преодолеть. Коррупция приводит Тараса в замешательство: «Мы видим дорогие автомобили возле правительственных зданий и понимаем: это нечто черное». Однако формула «черного и белого» не может быть применена к гораздо более сложной гражданской жизни. «Есть и другие цвета, и это означает, что нам необходимо приспосабливаться. Во время войны мы находимся в состоянии, близком к животному. Мы видим врага и убиваем его. И мы чувствуем себя хорошо: не от смерти, но от простоты», — говорит Тарас.
Он ходил на один из первых курсов терапии в Wounded Warrior и вспоминает о первом сеансе, на котором присутствовал: «Было много эмоций, много горя, много гнева». Он понял, что терапия работает, когда почувствовал, что ему стало легче общаться с семьей и со своей подругой, отношения с которой претерпели изменения и сегодня, как он чувствует, основываются на уважении. «Я думаю, что мы поженимся», — говорит он так, будто в этот самый момент принимает важное решение.
Тарас отзывается довольно критически о том, как правительство и общество воспринимают ветеранов. Государственной помощи в психологическом лечении практически нет — менее 50 евро в год, когда самый базовый курс в Wounded Warrior стоит около тысячи. Люди «чувствуют себя под угрозой и говорят: дайте им работу и проблема будет решена. Они не понимают, что ветераны, возможно, не способны работать в первый год, что им может понадобиться другой вид поддержки».
Сегодня Тарас чувствует себя намного лучше. Он сотрудничает с организацией и считает, что в данный момент он нужнее не на фронте, но оказывая помощь другим — тем, кто побывал в такой же ситуации, как и он. Правда, остается много других проблем. Тарас признается, что ему «страшно» вступать в драки. «Я знаю, что могу убить кого-нибудь», — говорит он, не мигая. Заметно, что к этому выводу он пришел уже давно и потому он его не шокирует — Тарас просто пытается с этим справиться: «Я стараюсь выйти из конфликтной ситуации, прежде чем окажусь в этом состоянии».
Забытые беженцы
Сначала Татьяна Киселева увидела группу людей, которые с российским флагом собрались вокруг здания спецслужб в центре Луганска. Было 6 апреля 2014 года. Татьяна несколько раз в неделю проходила мимо этого здания по пути на курсы английского языка и удивилась, когда на следующий день улица оказалась перекрыта, а та же самая группа забрасывала яйцами фасад здания, где уже было несколько разбитых окон. Украинского флага не нем уже не было. На следующей неделе мужчины стали подвозить к зданию шины и строить баррикады. В конце месяца, когда Татьяна, отводя дочь на танцы, встретила подругу, та сообщила о том, что слышала, будто мужчины должны вступать в вооруженные группы. Вскоре на улице стало попадаться много людей с оружием.
Данное описание, сделанное Татьяной, преподавателем русского языка и зарубежной литературы, показывает, насколько стремительным был захват ряда крупных городов востока Украины пророссийскими сепаратистскими группировками в период после падения Януковича. «До тех пор пока не начали раздавать оружие, мы думали, что все это не более, чем акты вандализма, которым быстро положат конец», — говорит Татьяна. Она беседует с нами, пока ждет свою девятилетнюю дочку с занятий информатикой. Их дают волонтеры, сотрудничающие с организациями, оказывающими поддержку перемещенным лицам в Киеве. Татьяна, ее муж и дочь принадлежат к тому 1,6 миллиона перемещенных лиц, разбросанных по всей территории Украины, которых некоторые наблюдатели уже называют «забытыми беженцами Европы».
Вот уже два года они находятся в Киеве. «Вандализм», которому Татьяна сначала была свидетелем, постепенно принял иные формы. Сепаратисты стали «конфисковывать» автомобили, ввели комендантский час, перекрывали некоторые дороги. А потом начались бомбардировки. 2 июня взрывом было разрушено здание областной администрации, рассказывает Татьяна. Ее муж работал в центре города, всего в одной автобусной остановке от места взрыва.
У семьи уже давно были собраны вещи, когда они наконец решились уехать. «В начале июля боевые действия усилились, и мы слышали залпы уже целыми днями напролет», — говорит учительница. Они оставили почти все в доме и взяли с собой только летнюю одежду: «думали, что скоро вернемся». Уже две недели, как они почти не спали из-за шума бомбардировок, и сняли комнату в Харькове, в 300 километрах от Луганска. Семье пришлось столкнуться с первыми трудностями, когда они пытались снять квартиру, чтобы начать жить на более постоянной основе. Им показывали только жилье с «ужасными условиями» и требовали платить за три месяца вперед. «Обращались с нами не особенно любезно. Когда люди узнавали, что мы из Донбасса, говорили, что уже не хотят сдавать квартиру», — вспоминает она.
Найти жилье — одна из самых больших проблем для ВПЛ на Украине. Зачастую с них требуют более высокой платы, чем с других граждан страны. Несмотря на ощущение дискриминации, действительная причина может быть другой. На Украине никто как правило не заключает договоры аренды, однако перемещенные лица обязаны иметь подтверждение своего проживания. «Это проблема для квартиросъемщиков, которым приходится заключать договоры, а потом платить налоги», — объясняет координатор программы Международной Организации по миграции (МОМ) на Украине, Эстер Руис де Асуа (Ester Ruiz de Azua).
Таким образом, Татьяна с семьей перебрались в Киев, где находятся до сих пор. Мужу, работавшему в компании оператора связи, удалось получить перераспределение в офис столицы. В большинстве киевских школ русский не преподают, и Татьяна не смогла найти себе новое место. На протяжении двух месяцев она работала в продленке, но вскоре оставила работу. «В какой-то момент мне пришлось обратиться за психологической помощью, потому что, когда дети начинали кричать, это вызывало у меня неадекватную реакцию», — объясняет она. Татьяна стала давать уроки русского языка для иностранцев через интернет, но сейчас у нее нет клиентов, и она проводит дни как хочет.
С тех пор Татьяна обращалась к целому ряду психологов. Из-за пережитых бомбардировок она и ее близкие до сих пор чувствительны к громким звукам. Государственные выплаты всегда оказывались недостаточными, чтобы эффективно поддерживать семью. В первые два месяца Татьяна получала 440 гривен (менее 15 евро), а затем 880, поскольку имеет несовершеннолетнюю дочь. Правительство создало специальное пособие для поддержки беженцев, но семья Татьяны лишилась к нему доступа из-за того, что не уведомила службы социального обеспечения о смене места жительства — бюрократические препоны, в конечном счете, перекрывают многим ВПЛ доступ к такой помощи, говорят активисты этого центра.
Нарушение прав
Алексей Кравченко сам является перемещенным лицом, но сегодня работает с НПО «Восток», собирая и распространяя информацию об оккупированных территориях. Его работа состоит в том, чтобы помогать людям, которые хотят пересечь так называемую «линию разграничения» и покинуть Донбасс. «Мы видим, как нарушаются права внутренне перемещенных лиц», такие, например, как право на свободу передвижения, объясняет он. «Если у переселенца есть новый адрес в зоне, контролируемой правительством, то к нему будет регулярно наведываться специальная комиссия, чтобы проверить, проживают ли люди по указанному адресу. Если человек в отъезде — в отпуске или по другим причинам — он может потерять статус внутренне перемещенного лица, а вернуть его назад довольно трудно. Если человек теряет этот статус, у него будут проблемы с получением социальных пособий, с открытием собственного бизнеса, получением кредита или медицинской помощи», — рассказывает Кравченко.
По данным Министерства по социальным вопросам, на поддержку внутренних беженцев выделено 2,6 миллиарда евро, и по состоянию на апрель этот статус получили более 780 тысяч семей. Правительство решило приостановить выплату пенсий людям, живущим в оккупированных районах, заставляя тысячи пенсионеров пересекать линию разграничения каждый месяц, чтобы забрать свои деньги.
Еще одной серьезной проблемой для ВПЛ является поиск работы. По данным проведенного МОМ опроса, лишь 30% имеют полную занятость. Экономическая рецессия отчасти объясняет эти трудности, но существуют и бюрократические препятствия. Татьяна, например, имеет право искать работу только на неполный рабочий день, так как для украинских властей она по-прежнему появляется в системе как преподаватель в своей прежней школе.
Два года спустя Украина, кажется, настолько же далека от достижения мира, как в период первых бомбардировок. Политический прогресс, который должны были обеспечить Минские соглашения — в том числе предоставление автономного статуса территориям, контролируемым сепаратистами, и проведение в этих регионах выборов — блокируется продолжающимися столкновениями. По словам киевского правительства, пока продолжают погибать солдаты и гражданские лица, обсуждение политических аспектов не представляется возможным. Повстанцы и Москва обвиняют украинских лидеров в нежелании выполнять условия соглашения.
Между тем Запад начинает проявлять признаки нетерпения в связи с отсутствием прогресса в проводимом Киевом политическом и экономическом реформировании, равно как и в мирных переговорах. В июне Сенат Франции одобрил рекомендацию по снятию санкций против России, и подобные предложения были озвучены в парламентах трех регионов Италии. «К сожалению, самые различные политические силы сегодня призывают к возвращению бизнеса с Россией в привычном режиме», — говорит заместитель премьер-министра, ответственная по европейским делам Иванна Климпуш-Цинцадзе. Следующий пересмотр экономических мер Европейского союза в отношении России состоится в декабре.
