Пять часов утра. Над полями в Донбассе забрезжили лучи встающего солнца. 41-летний Василий Слипак завершает дежурство и направляется в свою траншею. Внезапно раздаются взрывы. Он хватает пулемет и ползет вперед. Выстрелы учащаются. Он занимает выбранный пост. И поливает огнем позиции противника. Час спустя он падает, получив две пули калибра 12,7 мм. Одна задела бедренную артерию, а вторая попала в живот, пробив бронежилет. Кто-то бросается к нему, чтобы помочь, но тоже падает под пулями. Наконец, до него добирается батальонный врач. Сначала он не замечает рану в животе и пытается обработать ногу. Василий теряет сознание, не произнеся ни слова. И умирает несколько минут спустя, прямо посреди боя.
Все это произошло 29 июня на линии фронта на востоке Украины в полусотне километров от Донецка. Российско-украинская война унесла жизни 9 500 человек. В тот день ее жертвой стал и певец Парижской оперы. Владеющий семью языками украинский артист приехал во Францию, когда ему было еще 22 года. А затем решил бросить все это, чтобы присоединиться к другим добровольцам на родине. «Это мой выбор», — сказал он перед камерой за неделю до гибели в траншее с сигаретой в руке.
«Мне хотелось порвать его паспорт»
«Когда я узнал о его планах, мне захотелось порвать его паспорт», — рассказывает оперный певец Гийом Дюссо, вместе с которым они исполняли главные произведения. Самые запоминающиеся черты Василия — это его голос… и огромный рост в 1,94 метра. «Исключительный диапазон», — отмечает оперный режиссер Ален Мартен. «Лучший из ста моих певцов», — добавляет Жан-Поль Морель, директор ресторанов Bel Canto, где выступают мастера лирического искусства.
В каких постановках он участвовал? «Фауст» Гуно, «Волшебная флейта» Моцарта, «Аида» Верди, «Сказки Гофмана» Оффенбаха, «Кармен» Бизе… Центральное положение на сцене.
Хард-рок
Жизненный путь Василия Слипака начался в его родном Львове на западе Украины. Мать увидела в нем задатки и отправила его в национальный мужской хор «Дударик». Подросток полностью посвятил себя пению. Пусть даже для этого пришлось отодвинуть в сторону учебу. «Его голос был так хорош, что его думали отправить в Лондон», — рассказывает его бывшая учительница Стефания Павлишина. В конечном итоге его приняли в Париже. Благодарить за это нужно старшего брата Ореста, врача по образованию. В середине 1990-х годов он отправился на конгресс кардиологов во Францию. Он захватил с собой кассету с записями Василия и дал ее послушать одному из своих парижских собеседников. Им оказался организатор фестиваля в Клермон-Ферране, который сразу же отправил Василию приглашение. Это положило начало его широкому признанию. Певец собрал множество наград и в скором времени был принят в Парижскую оперу.
Сначала он пел в хоре, но там ему быстро наскучило. Он мерился силами с партнерами по сцене и обескураживал их мощью своего голоса. Затем он потребовал себе сольные роли. Ему предложили их, но они показались ему слишком незначительными. А данные обещания не торопились исполнять на практике. Он посчитал, что с ним обращаются неподобающим образом и ушел, громко хлопнув дверью, в 2002 году. «Гибкость не относится к числу его сильных сторон», — признают в руководстве оперы.
Он ушел со сцены и даже думал забросить ее навсегда. Он общался с бывшими румынскими легионерами и подрабатывал в разных местах. Вышибалой в ночных клубах на Елисейских полях, продавцом мебели в Natuzzi, менеджером в салоне сотовой связи… Он даже работал в группах, задачей которых было зачистить дома от тех, кто самовольно вселился в квартиры. Наконец, он попробовал себя в хард-роке и выступал в готическом образе вместе с парой других украинцев. То было тяжелое время. «Как-то в ночь на Рождество мы спали втроем под елкой на шести квадратных метрах», — рассказывает его молдавская подруга Ирина.
«Твой голос — дар божий»
Три года спустя украинский художник вернул ему надежду. «Твой голос — дар божий», — сказал он. Василий вернулся к работе. Он вновь занялся пением, чтобы выправить голос. Причем особенно напрягаться ему не пришлось. И контракты снова пошли. «Его способности позволяли ему ограничиться минимумом, — рассказывает певица Перрин Мадеф. — Перед нашими выступлениями я говорила ему: «Мне нужно распеться». А он отвечал: «Пойду покурю». Тогда он выкуривал по две пачки в день и утверждал, что если бросает, у него портится голос. «Он был неуязвим, — вспоминает певец Гийом Дюссо. — Как-то мы пили до 3 часов ночи, а ему на следующий день нужно было выступать в «Реквиеме» Форе. Причем, как выяснилось, он тогда еще даже не открывал партитуру».
Василий любил друзей и праздники. Он до блеска вычищал тарелки с македонским салатом и шоколадными тортами в ресторанах. Всегда был душой компании. «Когда я узнавал, что он не придет, то отменял все приглашения», — шутит его друг Евгений Гальперин. На вечеринках он, бывало, переодевался в девушку с косой. Как-то на Новый год он повел друзей в лес Фонтенбло и шел во главе процессии в черном плаще, распевая «Тореадора» из «Кармен». Однажды утром после ночных возлияний он проснулся в квартире на бульваре Сен-Жермен. Он налил себе кофе и вышел в халате на балкон. А затем внезапно начал во весь голос петь «Набукко» Верди. Прохожие замерли, офисные служащие прильнули к окнам… Скоро на него были обращены взгляды сотни людей. Тогда он завершил ноту и… распахнул халат. Он будоражил свадьбы и пел «Калинку», бросая на пол стакан.
Влюбленности
Василий с его пышной шевелюрой и усиками в стиле д’Артаньяна привлекал к себе взгляды. Особенно женщин, в которых он периодически по уши влюблялся. В конце 1990-х годов он купил факс, чтобы переписываться с одной из них. С течением дня кипа любовных писем росла. Годы спустя он как-то не вылезал из Skype с другой подружкой. «Он был на связи два месяца без перерыва, — рассказывает Евгений. — Он приходил ужинать с компьютером, и мы здоровались с его подругой».
Василий отдавал себя полностью. Во всем. Даже когда ему дали на пробу электрический пояс. Рекомендованные два часа показались ему чем-то смешным. Он носил его днем и ночью. Пока лицо не стало морщить в гримасах.
Поэтому, когда в феврале 2014 года началась украинская революция, он отдался ей душой и телом. «Он всегда был патриотом, — говорит его близкая подруга Анна Жайяр-Шезановская. — При СССР он делал значки с цветами украинского флага и тайно носил их в школе на изнанке пиджака». Во время первой революции на Майдане в 2004 году он даже носил оранжевые плавки и носки, в цветах революции.
В Париже он стал голосом украинской общины. «Нам нравилось, когда он приходил на демонстрации, потому что его было слышно без мегафона», — вспоминает антипутинская российская активистка Мария Титова.
Василию не сиделось на месте. Он ходил по блошиным рынкам и покупал походную обувь и камуфляжную форму. Кроме того, он собирал молоко, кофе и сыр. «Каждую неделю мы вместе собирали у меня 100-килограмовую посылку для добровольцев», — вспоминает журналистка Алла Лазарева. Он привозил осиротевших из-за войны детей и устраивал для них во Франции летние лагеря. Накануне отъезда на фронт он покупал для них билеты на поезд на вокзале Сен-Лазар. Он давал концерты, чтобы собрать средства для национальной борьбы и отстаивал ее при любых обстоятельствах. После выступления с «Аидой» в Лионе он вышел к публике, завернувшись в украинский флаг. «Все его сбережения были потрачены, а банковский счет показал дно», — говорит Анна Жайяр-Шезановская.
«Хочу быть там, где пишется украинская история»
Как бы то ни было, Василий закусил удила. «Хочу быть там, где пишется украинская история», — заявил он. Через год после начала революции его план созрел. В один прекрасный день он обявился на репетиции «Фауста» в камуфляже. Кроме того, на голове у него появился чуб в стиле украинских казаков. «Что это еще за одежда?» — удивилась находившаяся тогда на сцене Перрин Мадеф. «Я уезжаю», — ответил он. «Тогда я не приняла это всерьез», — вспоминает она.
Он дважды на месяц отправлялся на фронт, в мае и сентябре 2015 года. Причем находился там в рядах ультранационалистической группы «Правый сектор». «Хорошие люди есть везде, а они — самые дисциплинированные», — отвечал он тем, кто выражал недовольство его близостью к экстремистскому движению. Там он получил прозвище «Миф», сокращение от Мефистофеля, одной из его любимых ролей. Он отправлял своим знакомым фото. «Вот сепаратистские танки!» — писал он. Есть и видео с тем, как он поет «Тореадора» товарищам по оружию.
По возвращении он был скуп на комментарии. Ему довелось убивать? «Из-за пулемета мне ничего не видно», — отвечал он. Кроме того, он скрывал полученную при разрыве снаряда рану. «Я обнаружил ее, когда он играл в пинг-понг, раздевшись по пояс», — говорит его друг Евгений Гальперин. Однажды он признался, что ему пришлось допрашивать пленного. «Психологически он был очень крепок», — сказал певец.
Приближалась его третья и последняя поездка. На этот раз он решил отложить выступления и поехать на больший срок. Друзья его не узнавали. Он ездил в военной форме в парижском метро и ел одни только бутерброды. На дне рождения он даже не стал выпивать. «Выпьем, когда я вернусь… если я вернусь», — заявил он.
«Я впервые ощутила, что он с пессимизмом смотрит на перспективы конфликта, — говорит его подруга Флоранс Ба. — По его словам, что-то удастся решить только спустя поколения».
«Мне будут завидовать»
16 июня Василий отправился на автовокзал и сел в автобус до Киева. Он прибыл на место два дня спустя и остановился у брата Ореста в центре города. И пробыл там четыре дня. Опять-таки все вновь было не как всегда. Никаких застолий, встреч с друзьями и виски на террасе. Не было и привычных споров с братом. Василий простил Оресту критику его участия в войне.
Затем Василий заказал по интернету бронежилет и написал сообщение Евгению, владельцу его парижского дома: «Мне заплатить за жилье или за бронежилет?» «Что я мог ему ответить?» — говорит Евгений. Василий получил свой жилет. И был им очень горд: «Ребята будут мне завидовать».
В день отъезда на фронт он разбудил брата в пять утра. «Он был в военной форме, подготовил свою последнюю роль», — рассказывает Орест. На этот раз братья не стали обниматься, а просто пожали руки. «Держись», — сказал Василий. Вернувшись домой, Орест нашел под газетой компьютер брата. До этого тот никогда с ним не расставался.
«Когда возвращаешься?»
За полтора дня до атаки Орест переписывался с Василием в Facebook.
— Там у тебя безопасно?
— Все спокойно, закапываемся и укрепляем позиции.
— Что сказать родителям?
— Что я помогаю добровольцам.
— Когда возвращаешься?
— В начале августа.
На видео он выглядит безмятежным. И перезаряжает автомат, вставляя в рожок пули, одну за другой. Вдали слышится грохот взрывов, а Василий напевает «Месяц на небе»: «Мисяць на нэби, зироньки сияють, Тихо по морю човен плывэ. В човне дивчина писню спивае, А козак Чуе, серденько мре».
«Мои товарищи не могли поднять головы»
Некоторое время спустя после его гибели российское телевидение показало некоего Дениса Ефременко, который заявил, что убил Василия с расстояния в 500 метров: «Мои товарищи были прижаты пулеметным огнем, не могли поднять головы, я принял решение уничтожить пулемётный расчет».
На Украине новость привела людей в ступор. Во Львове на похороны Василия пришли 15 тысяч человек. Власть тоже отдала ему дань памяти. Президент Петр Порошенко посмертно вручил ему орден «За мужество» и пообещал признать роль добровольцев, потери в рядах которых зачастую вообще не учитываются. Как бы то ни было, бои на востоке страны продолжаются.
В парижском пригороде Фретт-сюр-Сен Евгений окидывает взглядом первый этаж дома. Там жил Василий. Три комнаты с низкими потолками, в которых певец казался настоящим великаном. Здесь еще висят его костюмы и черный плащ, в котором он изображал смерть. На полке стоят книги Моцарта, а на батарее лежат кинжал и гильзы от снарядов. На зеркале в ванной висит чека от гранаты с крестом, а на холодильнике надпись «Украина превыше всего». Евгений собирает его вещи и раскладывает их по коробкам. Он натыкается на пару походных ботинок 46 размера и огромные часы размером с ладонь. И вздыхает: «У него все было большим, но талант его погубил».
