Libération: Есть ли основания опасаться, что Алеппо станет второй Герникой, как выговорите, Грозным или Сараево?
Жан-Марк Эро: Нужно задать себе один вопрос. Нет ли у Асада стратегического замысла разделить страну путем взятия Алеппо, часть которого находится в осаде и замучена голодом, и восстановить контроль над «полезной Сирией» (Латакия, Дамаск, Хомс, Алеппо)? Дамаск ухватился за малейшие нарушения оговоренного США и Россией прекращения огня, чтобы устроить варварскую бомбардировку города. Ясно, что режим хочет заставить этот мученический город капитулировать и выдворить оттуда враждебную ему часть населения, чтобы заменить ее другими, верными людьми.
— Какой вариант поддерживает Франция?
— Перемирие с устойчивым прекращением огня, которое должно открыть путь для гуманитарной помощи и создать условия для возобновления мирных переговоров.
— Но дипломатией не удается ничего сделать вот уже более пяти лет…
— Покровители режима, Иран и в первую очередь Россия, могут остановить Асада. Им нужно отказаться от двойной игры.
— Вы говорите о двойной игре России. Кремль в свою очередь подчеркивает недопустимость заявлений американцев и британцев, которые говорят о «варварстве» и военных преступлениях.
— Происходящее в Алеппо относится к военным преступлениям. Те, кто могут остановить это, но ничего не предпринимают, будут нести ответственность за то, что закрыли глаза на такие преступления или будут считаться пособниками. Русские упрекают американцев в том, что те не пошли до конца в логике подписанного 9 сентября соглашения, которое подразумевает разграничение джихадистской и неджихадистской оппозиции. Мы сражаемся с ИГ, а также с «Джебхат ан-Нусра», который теперь называется «Фатах аш-Шам» (все упомянутые организации запрещены в РФ. — прим. ред.). Группы умеренной оппозиции находятся в опасной близости от этой организации. Это серьезная тема, которую постоянно поднимает Россия… Ее можно понять.
— В докладе Организации по запрещению химического оружия говорится о двух случаях применения режимом хлора против населения. Совет безопасности же не принял по этому поводу никакого решения…
— Мандат Совместного следственного механизма был продлен. Его работа подтвердит указанные в последнем докладе случаи. Мы не собираемся уступать по применению химического оружия. Виновные будут наказаны.
— Но Россия может вновь использовать свое право вето…
— Нам это известно. Мы с Великобританией постарались повлиять на США с тем, чтобы они ужесточили свою позицию. Другие страны разделяют наше возмущение. Россия в конечном итоге осудит применение химического оружия. Мы ведем нескончаемую борьбу за убеждение. И у нас нет права сдаваться. Удивительно, что по этому конфликту не возникает больше инициатив.
— Потому что трагедия в Алеппо разворачивается в мусульманской стране?
— Я бы так не сказал. Но эта война идет уже более пяти лет и очень сложна. Более 300 тысяч человек погибли, а 10 миллионов стали беженцами. Большинство бегущих от ужасов людей остаются в Турции, Ливане и Иордании в надежде вернуться обратно, когда наступит мир. Как можно не понимать, что чем больше режим рушит и убивает, тем больше усиливается радикальный настрой оппозиционных движений и тем сильнее становится террористическая угроза, в том числе в Европе?
— Да, потому что вторая группа связана с «Аль-Каидой». И она остается террористической, несмотря на смену названия. Не стоит повторять ошибок прошлого, когда кто-то пытался делать различия между хорошими и плохими террористами, как в Афганистане.
— Ни одна из групп мятежников не хочет осудить «Фатах аш-Шам».
— Создается впечатление, что только радикалы в состоянии эффективно бороться против режима. Жестокость и агрессия Асада только усиливают экстремизм. Режим играет на этой двусмысленности. Он утверждает, что бомбит Алеппо, чтобы изгнать террористов. Однако его настоящая цель — нанести удар по умеренным, потому что только они могут собраться за столом переговоров. Именно этого Дамаск хочет избежать.
— В чем конкретные предложения Франции?
— Опыт показал, что из-за отсутствия доверия и коллективного подхода прекращение военных действий постепенно сходило на нет. Попытки решить вопрос исключительно на уровне Вашингтона и Москвы неизменно подтверждали свою ограниченность. Франция предложила сформировать механизм наблюдения и контроля при участии всех заинтересованных стран, в особенности соседей Сирии. Такой подход позволил бы объективно оценить ситуацию, установить нарушения перемирия, а также призвать к ответственности страны, которые предоставляют военную помощь группам умеренной оппозиции.
— Бесконечная война в этой стране стала самой большой неудачей внешней политики США и Обамы?
— Я был премьер-министром, когда поднимался вопрос о точечных ударах по режиму после нарушения им «красной линии», то есть применения химического оружия в Гуте. Франция была полностью готова начать операции, но в последний момент Обама передумал, а британцы отказались. Это, безусловно, отразилось на ходе событий.
— Чего пытается добиться Россия?
— Россия, как и Иран, высказывается в пользу единой Сирии. Однако между словом и делом существует реальная действительность. Вроде нынешней ситуации в Алеппо. Сергей Лавров подтвердил желание России видеть Сирию единой, светской страной, защищающей права меньшинств при переходном правительстве. Но ничего этого нет. Как нет и никаких переговоров в Женеве. С каждым днем мы все больше убеждаемся в том, что Асад никогда не сможет мирно управлять Сирией. Те, кто считают иначе, в том числе во Франции, заблуждаются.
— Правительственные силы могут взять под контроль Алеппо?
— Это крайне сложно. Правительственны армия очень слаба и может добиться этого только при российской поддержке с воздуха. Именно поэтому мы призываем Россию, которая разместила в стране несколько тысяч человек, проявить ответственность. Венесуэла сказала с трибуны ООН: «Это нормально, страна стала жертвой нападения внешних сил». Но это не так. Россия и Иран поддерживают режим в его борьбе с собственным народом. Мы же говорим так: «Мы поддерживаем страну под названием Сирия и поможем восстановить ее, когда начнется переходный демократический процесс».
