В последнее время политики и отставные военные много рассуждают о так называемой травле британских солдат, которых алчные адвокаты якобы безосновательно обвиняют в совершенных на войне преступлениях. Критикуя работу Следственной группы по обвинениям, относящимся к прошлому в Ираке (Ihat), отставной полковник Тим Коллинз (Tim Collins), воевавший в Ираке, назвал адвокатов «паразитами». Тереза Мэй (Theresa May) подчеркнула, что она хочет покончить с «индустрией» сутяжничества. Тони Блэр (Tony Blair), начавший военные операции в Ираке и Афганистане, заявил: «Мне очень жаль, что наши солдаты и их семьи вынуждены проходить через такие испытания».
Все это выглядит срежиссированной кампанией. Вбрасываемые в прессу истории тщательно отбираются — на радость журналистам и публике. В реальности, разумеется, дела обстоят иначе.
Во-первых, сама идея о том, что большинство обвинений — ложные, полностью абсурдна. Министерство обороны уже выплатило в виде компенсаций жертвам насилия в Ираке 20 миллионов фунтов — в общей сложности по 326 делам. По любым оценкам, это крупная сумма — и пугающий масштаб насилия. Любой, кто когда-либо судился с Министерством обороны, знает, что оно платит только в тех случаях, когда либо доказательства выглядят несомненными, либо ему необходимо что-нибудь скрыть.
Во-вторых, заявления о насилиях над пленными и над мирными жителями делались с самого начала Иракской войны — с 2003 года. В первые четыре недели войны о дурном обращении с пленными докладывали три полковника из дивизионного штаба. Позднее, в ходе двух публичных расследований (расследования смерти Бахи Мусы (Baha Mousa) и расследование смерти Хамида ас-Свиди (Hamid al-Sweady)), выяснилось, что Международный комитет Красного креста (МККК) — самая авторитетная организация в мире в вопросах международного гуманитарного права — также заявляла о дурном обращении с пленными.
В-третьих, далеко не все жалобы, поступающие в Следственную группу, исходят от адвокатов. В нее также обращаются бывшие и действующие военнослужащие, у которых в этом вопросе нет никаких финансовых интересов и которые требуют только одного — чтобы государство соблюдало законы. Сейчас эти дела рассматриваются судом, но очень вероятно, что они окажутся только вершиной айсберга. Многие свидетели боятся говорить открыто. Примерно пять месяцев назад я беседовал с бывшим военным священником. По его словам, когда он видел, как солдаты избивают иракцев, он просто приказывал им прекратить, но не докладывал об этом.
Баху Мусу избили до смерти в допросном центре. Ему было нанесено не меньше 93 телесных повреждений. 15-летний Карим Али (Kareem Ali) утонул в канале, в который его сбросили британские солдаты, спокойно смотревшие потом, как он тонет. Судя по делу Файсала ас-Саадуна (Faisal al-Saadoon), сейчас рассматривающемуся апелляционным судом, иракцу выстрелили в живот, разбили голову о мостовую и уничтожили машину. Необходимости действовать так у солдат не было. Что в этих делах «ложного» или «сутяжнического»?
Особенно тревожит то, что многие из этих расследований могут затронуть непосредственно Министерство обороны. Так, в деле Бахи Мусы есть информация о том, что военные следователи применяли запрещенные в 1978 году «пять техник», которые нарушают Женевскую конвенцию. Сами контрразведчики утверждают, что они «подчинялись Лондону» (то есть Министерству обороны) и не входили в обычную командную цепочку. Если это соответствует действительности, у министерства будут проблемы: «пять техник» сейчас считаются пытками.
Многие из обвинений относятся к физическому, сексуальному или религиозному насилию во время допросов. Судя по всему, такие практики носили систематический характер. При этом у Министерства обороны есть видеозаписи допросов, способные это подтвердить. Теперь ему следует открыть карты: вряд ли кто-то из высокопоставленных военных готов оправдывать физические, сексуальные и религиозные унижения как метод допроса.
Наконец, факт существования в британском районе действий секретных тюрем — помимо официальных мест содержания военнопленных — хорошо задокументирован. Если такие тюрьмы существовали, это нарушает Женевскую конвенцию, а если пленных вывозили из страны, то речь уже пойдет о серьезном нарушении. При этом, так как военные выполняли приказы, основная вина лежит на политическом руководстве. Когда десантник Бен Гриффин (Ben Griffin) пригрозил рассказать о насилии над пленными в Ираке и Афганистане, Высокий суд (по требованию Министерства обороны) запретил ему это делать. Не правда ли странно, что министерство вынуждено затыкать рот солдатам, если — по его версии — ничего не случилось?
Как выразился один судья, главное наследие Иракской войны — это судебные иски. Современные военные вынуждены следовать международному гуманитарному праву. Если они этого не делают, их привлекают к ответственности — что вполне справедливо. Многие бывшие и действующие военнослужащие, включая меня, хотят, чтобы армия соответствовала наивысшим стандартам. Все мы должны к этому стремиться. Это не будет препятствовать эффективности вооруженных сил — напротив, это будет ей способствовать. А что касается исков — все просто: если нарушения прекратятся, иски прекратятся тоже.
