Анна Политковская была одним из известнейших журналистов России. Но ее тексты нелегко переводить, потому что ее стиль совсем не похож на то, как пишут журналисты на Западе. Она придерживалась русской традиции глубокой вовлеченности, многочисленных отступлений, когда цель журналиста — погрузить читателя в определенное состояние ума, помочь почувствовать свою сопричастность к событиям.
Ее тексты могли представлять собой длинные диалоги или яростные воззвания. Нередко она вообще не заботилась о том, чтобы дать факты по теме, ведь она писала для «Новой газеты» — газеты российской интеллигенции, так что ожидалось, что круг читателей знаком с чеченской войной и прочими контекстами репортажей Политковской. В объяснениях не было необходимости.
Для России нет ничего странного в том, что журналист не пытается облегчить чтение. Напротив, считается, что тот, кто читает газеты определенного типа, обладает и соответствующим уровнем эрудиции. Это касается не только знаний об обществе, но и навыков чтения текста. Для нас российские журналистские тексты часто полны отступлений и даже несущественных деталей.
Но для русского читателя, привычного к большим объемам текста и к философским размышлениям в новостных материалах, каждая деталь имеет значение. Детали придают тексту целостность, читатель вовлекается в происходящее, ощущает его, как глубинный смысл в романе.
Тексты Анны Политковской могли быть и краткими и лаконичными, как рассказы Чехова. Но я ни разу не видела традиционной новостной заметки с подписью Анны Политковской. Она не писала ничего без личной оценки.
В западных СМИ так работать нельзя. Но в России это нормально. В авторитарном обществе журналисту приходится выбирать, на чьей он стороне, и Анна Политковская сделала это с самого начала.
