Если Москва с субкультурой панков и скейтеров — новый центр моды, то Гоша Рубчинский — ее самый яркий представитель. Имя российского дизайнера еще не у всех на слуху, но это и неудивительно. У него странные, даже эзотерические костюмы: слегка безразмерные пиджаки, подвязанные шнурками от ботинок джинсы с завышенной талией, футболки, украшенные изображениями серпа и молота. Наряду с грузинско-парижским лейблом Vetements он — один из наиболее востребованных дизайнеров мужской одежды, его коллекции регулярно раскупаются, и сегодня во время интервью за нами выстроилась целая очередь желающих получить его автограф.
Рубчинский, как и его наряды, неразрывно связан с ностальгией и выдерживает свой стиль в духе москвичей 90-х. Небольшого роста, худой, с выбритой головой, в свободных джинсах и толстовке, он напоминает скейтбордистов, с которыми он тусовался в Москве в годы, последовавшие за распадом Советского Союза. На его свитере изображен его собственный логотип — «Гоша Рубчинский» — написанный обычным шрифтом, ставшим модным символом маргинализированной молодежи, группы, самоопределение которой связано с отторжением потребительства. Осенью прошлого года линия одежды Рубчинского с красными футболками, украшенными изображениями серпа и молота, которые были раскуплены почти мгновенно, стали очередным примером того, что хочет сделать этот дизайнер: уничтожить пространство между подиумом и уличной одеждой. Предпочитающие эту одежду люди молоды, даже слишком молоды, чтобы понять, что означают эти символы, но Рубчинскому это неважно. «В прошлом году на Украине мы заметили, что ребята покупают одежду с этой символикой, они думали, что это модный значок, он почти утратил свой смысл, — говорит дизайнер. — Мы используем его не потому, что он выражает наши взгляды, а чтобы выразить то, что происходит в мире».
Недавно Рубчинский выпустил духи унисекс, и на их презентацию в Довер Стрит Маркет в Лондоне пришли его фанаты, выглядящие ровно так, как он их описывает: юноши-подростки, одержимые Гошей, которые выглядят и одеваются, как сам дизайнер. Бритые головы. Белые галстуки. Карманные деньги в руках. По меркам высокой моды его одежда вполне доступна (20 фунтов стерлингов (1540 рублей) за носки, чуть меньше 100 (7700 рублей) — за футболку) — для самого дизайнера важно, «чтобы это было доступно ребятам вроде меня».
Рубчинскому 32 года, он родился в Москве в 1984 году и учился в первом классе, когда СССР развалился: «Мне было шесть, так что я застал последние дни Советского Союза и начало эры Путина». Он помнит, как армия обстреливала здание правительства, а по площадям с грохотом катились танки. Однако самое сильное впечатление на «тихого мальчика», проводившего почти все свое время за рисованием, произвело то, что произошло после распада: мода, культура, танцы под телевизор под программу Party Zone, «и ты как будто в клубе побывал», выражающие дух времени публикации в журналах «Птюч» и «Ом», где были материалы о российской светской жизни, музыке и культуре, такие, каких никогда не бывало в британском «Face». «Я — дитя этих журналов. Как и все мы».
«Мы» — это его друзья, первое поколение из «восточного блока» модной молодежи, включая Демну Гвасалию из Vetements и культового стилиста Лотту Волкову. Один из них из Грузии, другая — из Владивостока, оба примерно одного возраста. Все трое познакомились благодаря Лотте, тусовались в Париже, выступали в роли моделей на показах друг у друга: Рубчинский открывал показ Vetements SS16 в скандально известной футболке DHL, Лотта выступает стилистом на показах обоих дизайнеров, у обоих есть возможность пригласить в качестве моделей друзей-скейтеров из России и Грузии. В результате их показы отличает намеренное отсутствие гламура, ориентированность на уличный стиль. Екатерина Золототрубова, редактор моды российского журнала Vogue, характеризует этот образ при помощи загадочного слова «гопник», которое используется в России для описания «плохих парней из пригорода», эстетически это мало отличается от того, что мы можем наблюдать в Великобритании у таких дизайнеров, как Кейтлин Прайс (Caitlin Price) и Коттвейлера (Cottweiler). Одежда Рубчинского попадает в тот же сегмент, за исключением скейтерских мотивов («одной из последних наших субкультур»), ностальгически возвращающих к вещам, которые носили в 1990-е, включая Tommy Hilfiger, Adidas и Nike. «На всех вещах были логотипы брендов. Для нас это было впервые. Это моя точка отсчета». Это «дети» 1990-х, заигрывающие с ностальгией по постсоветской моде российского свободного рынка. Что в целом является точным определением «классного» на данный момент.
Это также отражает испытание, с которым столкнулась молодежь перед распадом Советского Союза: как быть вовлеченным в культуру, когда коммерческая мода недоступна: «Мы были наслышаны об этом: бренды, логотипы, мы просто не могли этого получить». Хотя Гоша не может назвать себя коммунистом и не хочет говорить прямо о Путине, он считает, что в большинстве идеологий есть что-то хорошее, и, относительно коммунизма, он говорит о «свободе и о том, что он привнес». Однако ему точно так же интересно размышлять о точке отсчета в моде, «хотя скорее это марксизм и социализм. Это все актуально».
И это верно. На Западе в последнее время наблюдается увлечение молодежи левыми идеологиями. В России это можно расценивать как реакцию на крайности капитализма, путинскую Россию и усугубление неравенства. Что может быть тоньше, чем создать бренд из испытываемой людьми ностальгии к Советскому Союзу, взять воспоминания о коммунизме и пересадить их в сферу капитализма? Серп и молот имеют свой четкий смысл, но это новое поколение утратило определенную долю его исторического и политического контекста. Рубчинский отталкивается от панковских групп, использовавших эту символику в его детстве. «Здесь есть и доля юмора. Я хочу провоцировать людей», — говорит он, улыбаясь, когда его поклонник подходит к нему за автографом. Рубчинский терпеливо оставляет свою подпись. Теперь же он хочет быстро запастись футболками Lonsdale, «еще одного бренда, который мы не могли получить в России», и для этого отправляется в Lillywhites.
