Все борются с ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в РФ — прим.ред.); это и самый дискуссионный вопрос, и одновременно по-прежнему самый необсуждаемый вопрос. Есть множество игроков, которые продолжают борьбу с ИГИЛ в Ираке и Сирии. Россия вместе с силами режима в Сирии в первую очередь ведет борьбу с воздуха, а силы Ирана прямо или косвенно участвуют в наземных и воздушных операциях.
С другой стороны, США силами авиации борются с ИГИЛ и в Ираке, и в Сирии; в Ираке они проводят операции вместе с Францией, в Сирии — вместе с Турцией.
Эта общая панорама создает впечатление, что в сражении, происходящем на обширном территориальном пространстве, гигантская коалиция, в которой каждое государство действует почти как некий дивизион, воюет с ИГИЛ. Но это не так.
Россия не возражает против присутствия Турции в регионе; но «суннитскую» идентичность Свободной сирийской армии (ССА) Россия находит неудобной и предпочитает, чтобы при приближении к таким критически важным центрам, как Алеппо, эти формирования не предпринимали каких-либо действий или были ликвидированы. Причина — стремление сейчас уменьшить влияние групп, которые в будущем сядут за стол переговоров с силами сирийского режима. В то же время Россия не слишком обеспокоена проблемами, которые Партия «Демократический союз» (PYD) доставляет Турции; курдские вооруженные группы она рассматривает как некоторое противоядие от вероятности того, что Турция и, конечно же, Иран продвинутся вперед или перед ними откроется больший простор для действий.
Армрестлинг продолжается
Россия, которая готова сразу же взять под свое крыло курдские вооруженные группы, если их бросят США, поддерживает напряжение, возникшее между Ираном и Турцией из-за политики Турции в отношении Мосула.
Коротко говоря, Россия пытается гарантировать, чтобы центральные правительства в каждой из двух стран были бы в целом близки к Ирану, но смотрели бы не в сторону Ирана, а, по сути, были бы повернуты к России. А США, в некотором смысле как и Россия, тоже предпочитают, чтобы в будущей политической композиции вес арабов-суннитов был невелик; но ждут, что влияние этих групп сузят курды. Эта столь явная поддержка курдских вооруженных групп беспокоит и Иран; при этом Россию нисколько не тревожат его опасения.
Если действительно есть желание покончить с ИГИЛ и если этот процесс был бы возможен при участии иракского и сирийского центральных правительств, поддержке Ирана и контроле США и России с воздуха, тогда с какой стати выход Турции на поле боя и ее участие в войне вместе с силами ССА так активно поощрялся? И почему лагерь Башика становится проблемой в тот момент, когда планируется вести активную борьбу с ИГИЛ, но о террористической организации, осевшей в Мосуле, два года ничего не говорилось?
Позиция Турции
Куда бы Турция ни устремилась вместе с ССА или пешмерга, кто-нибудь ее одергивает: «Стой там». То, что Турцию сдерживают: «Иди, но останавливайся», — связано с некоторыми пожеланиями США. США ждут от Турции сотрудничества с курдскими группами, борющимися с ИГИЛ в Сирии, и военными или полувоенными силами в Ираке, большинство которых — шииты. Если бы не вероятность раздела Сирии или возникновения Курдистана, если бы не риск нарушения этнорелигиозных балансов в важных городах Сирии и Ирака и повышения шиитского влияния, то есть в некотором смысле иранского влияния, Турция ни в коем случае не уклонялась бы от позиции, соответствующей всем ожиданиям США.
США, которым нужно торопиться, чтобы, одержав победу над ИГИЛ, пойти к избирателям, для получения быстрого результата пытаются иметь дело с силами, присутствующими на поле боя более широко, чем Турция. Они говорят: давайте замкнем ИГИЛ в каком-нибудь узком пространстве, а с началом реконструкции возьмем за стол переговоров и Турцию.
Дело не в том, сидит ли Турция за столом или нет, а в том, чтобы обеспечить преобразование ее интересов в политику. А для этого она бьется над сохранением сильных позиций на поле боя. Следовательно, с одной стороны, идя вперед, с другой — останавливаясь, Турция, по сути, использует эту тактику как инструмент дипломатического торга.