Джордж Буш-младший верил в магию Америки. Барак Обама верил в магию своих идей. Хиллари Клинтон в магию не верит. По сути, благодаря своему складу ума она и стала кандидатом-тяжеловесом. Но американцы очень устали от президентов, верящих в магию. Видимо, настало время для чего-то более прозаичного.
Это моя любимая метафора для особы, которая на протяжении многих лет перепробовала, примеряя к себе столько образов, что стала вектором столкновения смыслов. Роберт Каган (Robert Kagan) назвал ее демократическим неоконом, интервенционистом, который умеет использовать преобразующий потенциал американской власти и влияния. Колумнист New York Times Росс Даутэт (Ross Douthat) видит в ней живое воплощение «Вашингтонского консенсуса». В своей книге «Тяжелые времена» (Hard Choices) Клинтон часто изображает себя реалистом-скептиком, который ожидал от Ирана, от России, от Израиля или от «арабской весны» гораздо меньше, чем наивные и романтичные юнцы в окружении Обамы.
Каждое из этих мнений является правдивым свидетельством пребывания Клинтон на посту госсекретаря и, следовательно, правдоподобно описывает ее вероятную роль в качестве президента. Она больше верит в значение силы, чем Обама; она в большей степени, чем Обама, воспитана на традиции соглашения по политическим вопросам и в игре конкурирующих держав лучше, чем Обама, понимает принцип «кто кого». Но она также (и прежде всего) более прагматична и имеет более деловой характер, чем Обама или Буш.
В большой статье о Клинтон, опубликованной прошлой осенью в Foreign Policy, я писал, что хотя Хиллари на самом деле имеет старомодные убеждения и верит в могущество Америки, она испытывает гораздо больше сомнений в отношении других государств и меньше от них ожидает, чем Обама и его команда. Если уж на то пошло, писал я, она является «человеком осторожным, не доверяющим высокопарным риторическим формулировкам, который глубоко осознает суровые реалии политической жизни и предпочитает политику не больших, а малых шагов».
Вполне возможно, что президент Хиллари Клинтон достигнет не больше, чем ее предшественники, но поскольку она будет вселять меньше надежд, она, вероятно, вызовет и меньше разочарований. Буш в своей второй инаугурационной речи обещал содействовать развитию демократии, преследуя «конечную цель покончить с тиранией в нашем мире». Это у него, конечно же, не получилось, да и не могло получиться. В свой первый год в Белом доме президент Барак Обама обещал действовать в целях создания мира без ядерного оружия и обеспечить «новое начало» на Ближнем Востоке, не предлагая при этом каких-либо заметных изменений в американской политике в этом регионе, вопреки своим собственным заявлениям. В обоих случаях его достижения оказались гораздо более скромными, чем он надеялся.
Более того, Обама был застигнут врасплох, когда вновь возникло противостояние великих держав, что произошло вопреки его интуитивной вере в то, что противников можно убедить в необходимости признавать взаимные интересы. Хиллари Клинтон в это не очень верит. Она признает, что государства имеют принципиально несовместимые интересы, что, как объяснил мне в прошлом году ее бывший советник по Ирану Деннис Росс (Dennis Ross), «означает признание реальности отношений между державами и необходимости применения силы в защиту своих интересов». Она придет в Белый дом уже человеком остепенившимся и трезвомыслящим.
Конечно, президент, который приходит на смену действующему президенту, представляющему ту же самую партию, как правило, обещает преемственность, а не решительную смену курса. И в отличие от последнего подобного примера (с Джорджем Бушем-старшим в 1988 году) Хиллари Клинтон, как бывший госсекретарь, в значительной степени была автором той политики, которую она наследует. Она, в некоторой степени, становится преемником самой себя. В своей речи на тему национальной безопасности, с которой она выступила в июне, она выставила на посмешище Дональда Трампа, напомнив при этом о своих собственных действиях, направленных на укрепление альянсов, своей роли в подготовке санкций против Ирана и своей поддержке плана Обамы по аресту или уничтожению Усамы бен Ладена.
Ее жесткие выражения, изобиловавшие бойцовскими терминами, оказались более выразительными, чем ее «политический рецепт»: она напомнила слушателям, что «вела ближний бой с Россией и Китаем» и «применяла болевые приемы» в вопросах санкций против Ирана. Она привела закодированные, «завуалированные» доказательства для тех, кто надеется, что она будет проводить более жесткую внешнюю политику, чем Обама. «Мы лидируем, имея перед собой цель, — заявила она. — И мы ее добьемся, мы победим».
Как мы должны представить себе Хиллари Клинтон в роли женщины — главного политического деятеля Америки? В свой первый день на посту президента она позвонит своим союзникам из великих держав: канцлеру Германии Ангеле Меркель, королю Саудовской Аравии Салману, японскому премьеру Синдзо Абэ, премьер-министру Великобритании Терезе Мэй и премьеру Индии Нарендре Моди… если это будет не слишком поздним вечером. А очень хромой утке Франсуа Олланду? Наверное, нет. Не исключено, что она спросит главу администрации Шерил Миллз (Cheryl Mills), с кем она должна поговорить в Бразилии. Когда Миллс напомнит ей, что Барак Обама в свой первый день провел интервью с Al Arabiya в качестве жеста доброй воли по отношению к арабскому миру, Клинтон выпалит в ответ: «а толку-то, чего он этим добился». В любом случае, никаких интервью, скажет она. Ни с кем. И как можно дольше.
Клинтон, конечно же, не будет звонить Владимиру Путину, который в любом случае будет занят, назначая тюремные сроки тем так называемым компьютерным гениям, которые обещали обеспечить победу на выборах Дональду Трампу, взломав почтовый сервер ее штаба. В Вашингтоне нет мнения, которое пользовалось бы более широкой поддержкой обеих партий, чем мнение о необходимости отрицательной «перезагрузки» отношений с Россией. Но Клинтон хочет быть не просто жесткой, а крайне жесткой. Она скажет Анжеле и Терезе (и тебе, Франсуа, тоже!) чтобы те даже не думали и не смели ослаблять санкции, введенные против России после аннексии Крыма и вторжения на восток Украины. И еще она скажет госсекретарю Биллу Бернсу (Bill Burns), чтобы он не утруждал себя и не заморачивался переговорами с Москвой о введении 24-часовых перемирий в Сирии. Рычагов воздействия на Россию больше нет.
Клинтон будет стремиться совместить несовместимое в иранском вопросе. Она будет относиться к Тегерану более скептически, чем Обама, но она не сделает ничего, чтобы поставить под угрозу то ядерное соглашение, которое он заключил, что она, конечно же, считает самым лучшим, чего он мог добиться. Не говоря уже о том, что это гораздо большее дипломатическое достижение, чем то, на что она сама могла бы претендовать. Действительно, трудно поверить, что президент Хиллари Клинтон когда-либо пошла бы на те политические риски, которые взял на себя Обама для того, чтобы достичь соглашения с ненавистным врагом. Это недоступно для понимания практичных и трезвомыслящих людей, которые настолько четко воспринимают мир в том виде, какой он есть, что плохо представляют себе, каким мир может быть.
Ну а как же насчет приверженности Хиллари интервенции? Разве она немедленно не прикажет Объединенному комитету начальников штабов разработать план по созданию бесполетной зоны над Сирией? Ну, нет — она сказала, что в «первый день» этого не случится, и этому будут предшествовать «многочисленные переговоры». Помимо прочего ей придется добиваться уверенности в том, что Путин не проверит ее, направив российский истребитель в центр бесполетной зоны. Ни один американский президент не будет приказывать военным сбивать российский самолет. А поскольку Путин это знает, он, вероятно, не будет обещать уступать дорогу не мешаться. Понимая это, Объединенный комитет может посоветовать ей, чтобы она не создавала бесполетную зону. И на такой риск Клинтон не пойдет.
Здесь мы подходим к развилке в суждениях Хиллари Клинтон. Как сенатор, а позже госсекретарь, она редко отступала от позиций советника высокопоставленных военных чиновников. Она была гораздо более уверена в достоинствах плана противоповстанческих действий в Афганистане, разработанного генералом Дэвидом Петреусом и Стэнли Маккристалом, которые послали бы туда дополнительный контингент численностью 40 тысяч человек, чем Обама и, возможно, даже больше, чем тогдашний министр обороны Роберт Гейтс. Она редко отступала от позиции Гейтса в каких-либо значимых вопросах. Конечно, один раз она это сделала — в вопросе по Ливии, где она выступала за вмешательство, а он был против. По Сирии Клинтон, возможно, придется выбрать между своим заявленными обязательствам и мнением Пентагона, который гораздо более осторожен и более склонен видеть неудачи, чем гражданский приверженец интервенции. Интересно, насколько по-кагановски она будет действовать, находясь в Белом доме. Наверное, в меньшей степени, чем в свою бытность госсекретарем.
Кстати, если уж на то пошло, Клинтон не будет звонить Биньямину Нетаньяху в свой первый день или во второй. Но она будет посылать незаметные сигналы о том, что она не будет давить на него так сильно, как она делала это, будучи госсекретарем, когда она преданно передавала послание администрации Обамы о том, что строительство поселений следует прекратить немедленно. Клинтон будет рада взять на вооружение другую концепцию, согласно которой на Израиль следует давить, чтобы облегчить жизнь палестинцам, а не для того чтобы как-то продвинуться в решении проблемы между двумя государствами (вероятность чего уменьшается с каждым днем).
В 2009 году прорыв в ближневосточном мирном процессе воспринимался как ключ к уменьшению враждебности арабского мира по отношению к США и даже к ослаблению эффективности террористической идеологии. Но все изменилось. У президента Клинтон на Ближнем Востоке будут дела поважнее. Помимо прочего, ей надо будет привлечь арабских союзников к проведению более эффективной кампании против «Исламского государства» (организация, запрещенная в РФ — прим. ред.), стабилизировать ситуацию в Ливии, положить конец гражданской войне в Йемене, укрепить хрупкую демократию в Тунисе и убедить саудитов в том, что мы на их стороне в эпохальной битве против Ирана, на ведении которой настаивает Эр-Рияд.
Эти последнее политические шаги, которое для Клинтон пройдут под заголовком «оперативного управления альянсами», лишь повысят уровень насилия и усилят межконфессиональные распри, раздирающие регион. Было бы лучше, если бы ей посоветовали сказать саудитам, что Вашингтон сократит свою поддержку проводимых ими военных действий, если они не предпримут серьезные усилия, направленные на установление длительного перемирия.
Наконец, Клинтон сразу же будет посылать мощные сигналы о том, что она так же заинтересована в решении новых глобальных проблем, как Обама. Одним из главных вопросов повестки дня станет изменение климата, поскольку полярные льды начинают таять, как мороженое, оставленное на солнце. С другой стороны, Клинтон, возможно, оставит в покое тему нераспространения ядерного оружия (которая была коньком Обамы) — хотя бы потому, что он почти ничего не добился в вопросе заключения новых международных соглашений вроде договора о запрещении производства расщепляющихся материалов.
Новой проблемой, с которой столкнется ее администрация, будет проблема беженцев и миграции, которая перевернула европейскую политику и почти то же самое сделала в США. Она сделает эту проблему главным пунктом для обсуждения во время своей первой встречи с членами Большой семерки, которая состоится в конце мая. Возможно, она даже чего-то добьется, хотя трудно сказать, чего. Если Европа не может выработать коллективное решение по этому вопросу (кроме того, чтобы назначить Турцию территорией для размещения всех будущих сирийских беженцев), Клинтон будет трудно добиться всеобщего согласия.
Тот мир, с которым столкнется президент Клинтон, очень неуступчив и не спешит идти на компромисс. Европа слаба, большая часть Ближнего Востока охвачена огнем, а две великие державы с диктаторскими режимами — Россия и Китай — все больше склоняются к тому, чтобы бросить вызов мировому порядку, в котором доминируют США. Для президента, который любит трудности — набор проблем более чем достаточный.
Хиллари Клинтон — круглая отличница. Может быть, она даже отличница с плюсом. Она не будет делать глупых ошибок. Она подбодрит всех союзников, которым нужна уверенность. Она постарается ослабить авантюризм Китая в Южно-Китайском море, не вызывая при этом бурю национализма. Она, наверное, разочарует неоконсерваторов. Она не пойдет ни на какие крайности. Она не будет нарушать политический консенсус. Возможно, она станет современным Дуайтом Эйзенхауэром — и будет крепко держать в своих руках рычаги власти. Мы могли бы сделать намного хуже. Мы чуть не сделали хуже.
