Во время своего последнего европейского турне на этой неделе и, пожалуй, последнего крупного визита за рубеж покидающий свой пост американский президент Барак Обама приберег целых два дня на Берлин. Такой необычайно длительный визит в столицу Германии не случаен. Именно здесь Обама впервые стал фигурой общемировой значимости, когда в июле 2008 года, будучи кандидатом в президенты, он буквально очаровал толпу из 200 тысяч берлинцев. Именно здесь у него появилось самое прочное взаимопонимание с мировым лидером, каким является канцлер Германии Ангела Меркель. Но самое важное состоит в том, что именно здесь проходит самая прочная, если не последняя, линия обороны его внешнеполитического наследия.
Восемь лет назад мало что указывало на то, что у Обамы появится такая политическая и личная близость к этой стране. Если говорить о характерах, то Обама и Меркель кажутся весьма странной парой. Харизматичный оратор встретил воплощенную сдержанность. Публичный интеллектуал затмил собой ученого-затворника. Биография Обамы охватывает весь мир; Меркель родом из провинциальной Восточной Германии. На первого возлагались огромные надежды; вторую вечно недооценивали. Если внимание Обамы было приковано к усиливающимся азиатским державам, то Меркель старалась удержать на плаву старый европейский континент. В то время казалось невероятным, что между двумя этими лидерами появится какая-то близость, выходящая за рамки вежливости и профессионального интереса.
В политическом плане Обаме и Меркель достались в наследство чрезвычайно ослабленные американо-германские отношения, находившиеся в то время на историческом минимуме. Их предшественники во власти открыто и резко спорили по поводу вторжения в Ирак. Отношение Америки к самой крупной стране в Европе ухудшились. Доверие немцев к американскому руководству улетучилось. Америка видела в Германии олицетворение старушки Европы с ее политическими, экономическими и военными недугами. Немцы чувствовали, что мировой жандарм стал неуправляемым, и видели в его экономике образец казино-капитализма. А поскольку отчужденность и подозрительность были сильны, особенно со стороны немцев, они, естественно, надеялись, что с приходом к власти Обамы отношения станут более теплыми, а сотрудничество наладится.
Но сделать это оказалось труднее. Обама не сумел быстро исправить то, что многие считали американскими бесчинствами в войне с террором, и особое разочарование вызвало то, что он так и не закрыл тюрьму в Гуантанамо. В американо-германских отношениях тоже появилась новая напряженность. Отказ Берлина поддержать натовскую интервенцию в Ливии был совершенно непонятен Соединенным Штатам, как и другим союзникам Германии (хотя история в определенной степени подтвердила обоснованность такого нежелания). Вашингтон открыто критиковал действия Германии по урегулированию кризиса в еврозоне, опасаясь нового спада в мировой экономике, которая только-только начала оправляться. В свою очередь, немцев привели в недоумение и разозлили сообщения о том, что Агентство национальной безопасности ведет масштабную слежку за международными организациями и правительствами западных стран, в том числе, за самой Меркель.
В первый, и даже в начале второго президентского срока Обамы отношения между США и Германией и между их лидерами были сдержанными. Надо отдать должное правительствам двух стран, которые с большой осторожностью относились к возникавшим конфликтам и избегали открытых столкновений. Однако новый импульс силы, на который надеялись многие в Германии, так и не материализовался, а Обама после своего яркого дебюта в 2008 году не посещал Берлин целых пять лет, как будто боясь наткнуться на тех, кого он разочаровал.
Но к тому времени как он в июне 2013 года вернулся в немецкую столицу, глобальные силы выстроились таким образом, что Соединенные Штаты и Германия начали взаимно притягиваться, а не отталкиваться. Сблизиться и наладить прочные отношения, которые продолжают укрепляться, Обаме и Меркель помогла целая серия прямых нападок на либеральный международный порядок, и вместе с этим, на мир и благополучие по обе стороны Атлантики.
Сначала Россия начала свою агрессивную кампанию по изменению международного статус-кво. Москва стала претендовать на исключительную сферу влияния на Украине и в других местах. Она потребовала для себя место за столом переговоров по урегулированию конфликтов типа сирийского. Она начала вмешиваться во внутреннюю политику западных стран, проверяя пределы возможностей и терпимости НАТО. Все это делалось в рамках наращивания конфронтации с Западом. Но ни европейское, ни трансатлантическое единство не дали сбоев, как бы ни надеялся на это российский президент Владимир Путин. Своей неожиданной решимостью Запад в значительной мере обязан команде Обама-Меркель. Именно канцлер Германии стала основной собеседницей Кремля и сплотила сопротивлявшихся европейцев на введение санкций против России. Американский президент, в свою очередь, подкрепил это трансатлантической согласованностью, сделав так, чтобы ответные действия и санкции США шли в ногу с карательными мерами Евросоюза.
Затем возникла необходимость не допустить территориальных захватов и консолидации «Исламского государства» (террористическая организация, запрещена в России, — прим. пер.) в Сирии и Ираке, а вместе с этим дальнейшего распространения международного терроризма. Несмотря на свое традиционное нежелание участвовать в военных акциях за рубежом, Германия еще в сентябре 2014 года присоединилась к ведомой США коалиции против ИГИЛ, оперативно поставила оружие и технику курдским боевикам, а спустя год приняла решение о развертывании контингента бундесвера в Турции и в восточном Средиземноморье. Эти действия Германии резко контрастировали с прежними отказами Меркель от поддержки западной интервенции в Ливии и Сирии. Причиной таких перемен стал шок от участившихся террористических нападений, в том числе, в Париже в ноябре 2015 года.
А еще был миграционный кризис. К лету 2015 года сотни тысяч людей отправились в опасное путешествие из разрушенных войной Сирии, Ирака и Афганистана, стремясь найти убежище в Европе. Все новые и новые европейские страны на пути их следования закрывали свои границы. Но Меркель приняла решение — смелое для многих, катастрофическое для остальных — открыть двери Германии беженцам. Говорят, что решение канцлера отстоять это свое нравственное обязательство и конституционное право произвело глубокое впечатление на Обаму, не в последнюю очередь из-за того, что у себя в стране он столкнулся с мощным сопротивлением республиканцев, не желавших принимать беженцев из Сирии.
И наконец, стремительный рост яростного популизма в Европе и США вызвал одинаковое беспокойство у Обамы и Меркель, застав их врасплох. Оба они понимают, что все более агрессивная националистическая политика грозит сворачиванием демократических свобод, на распространение которых ушли десятилетия, приходом насилия на место закона, как внутри стран, так и в отношениях между ними, а также уничтожением основ справедливости, благоденствия и мира. Меркель долгие годы ощущала это нарастающее по всей Европе давление, а теперь сама столкнулась с усилением популизма в Германии, который не в последнюю очередь стал ответом на ее политику в отношении беженцев. По ту сторону Атлантики Обаме пришлось осознать, что и у США нет от этого иммунитета, как показало недавнее избрание Трампа на президентский пост. По мнению американцев и немцев, такой трайбализм и самоизоляция в ответ на глобализацию явно ошибочны. Но им придется уяснить, что их инстинктивные призывы к открытости не столь убедительны, как бы им хотелось, и что они могут вызвать негативную ответную реакцию.
К этой истории сотрудничества можно добавить другие события и вопросы, начиная с иранской ядерной сделки и парижского соглашения о глобальном потеплении, и кончая зашедшим сегодня в тупик Трансатлантическим торговым и инвестиционным партнерством. Но возникает такое впечатление, что близость между Обамой и Меркель постепенно переходит на более глубокий уровень. Они все чаще и все неожиданнее выступают как родственные души: как лидеры, которые вопреки всем разногласиям сумели найти взаимопонимание в своем общем стремлении плыть против течения общественного мнения, хотя оба понимают, что люди их типа оказались в численном меньшинстве.
Такое стремление означает, что оба лидера могут выдерживать возникающее время от времени общественное возмущение. Решение Обамы воздержаться от бомбардировок Сирии, несмотря на применение Асадом химического оружия против мирного населения в 2013 году, а также его отказ от поставок оружия на Украину, которая вела войну с Россией, противоречили позициям почти всего американского внешнеполитического истэблишмента и политического класса. Когда Меркель отказалась от атомной энергетики, немецкий бизнес пришел в ярость. Когда она поддержала санкции против России, это стало вызовом широко распространенному курсу на компромисс. А когда она решила пустить в Германию беженцев, многие европейцы начали злобно обвинять ее в нравственном империализме. Все эти решения не делают Обаму и Меркель политическими идеалистами; скорее, они могут назвать себя реалистичными интернационалистами. А может быть, они просто дальше видят перспективу.
Если в этих случаях Обама и Меркель отошли далеко в сторону от мнения большинства и от политической инертности, то это из-за того, что они руководствуются своим стремлением осуществлять реалистичные, устойчивые и постепенные перемены. Это «долгая игра», как выразился один наблюдающий за Обамой аналитик, и в ходе этой игры ее участники стремятся отказаться от импульсивности, которая сопровождает новые циклы новостей и новые сроки полномочий. Они хотят заглянуть за горизонт, чтобы потом предпринимать соответствующие политические действия, и стремятся проявлять стратегическое терпение. Меркель, сформировавшаяся как личность за железным занавесом и ставшая свидетельницей его падения, а как политик испытавшая влияние своего наставника, бывшего историка Гельмута Коля, точно так же убеждена в том, что повседневная политика должна проводиться на базе принципов и с огромным упорством. Лишь в этом случае она даст результат в долгосрочной перспективе.
Обама приближается к концу своего президентства, и в его отношениях с Меркель выработался политический симбиоз, чего от него совсем не ждали в первые годы пребывания у власти. Теперь канцлеру Германии предстоит в одиночку поддерживать ту атмосферу, которую она создавала совместно с Обамой — как в области американо-германских отношений, так и в международных делах в целом.