Политика Путина — сценарий детективного романа

Интервью с Кристиной Курчаб-Редлих — журналисткой, корреспонденткой в России в 1990–2004 годах, автором биографии Владимира Путина «Вова, Володя, Владимир. Тайны путинской России».

Interia.pl: С самого начала, с 2000 года, когда Владимир Путин стал президентом России, вы следите за его действиями. В вашей новой книге «Вова, Володя, Владимир. Тайны путинской России» первой тайной, которую вы раскрываете, становится сложное детство главного героя, которое наложило сильный отпечаток на его поступки.

Кристина Курчаб-Редлих (Krystyna Kurczab-Redlich): В тезисе, что благополучное детство положительно влияет на формирование человека, а сложное — деформирует его психику, нет ничего новаторского. Детство Путина разрушило его психику из-за бед, которые ему пришлось пережить. Его официальная биография — это фальшивка.

— В официальной биографии изменены дата и место рождения Путина? У него была другая мать, другой отец?

—  Это сложный сюжет, который напоминает посредственный мелодраматический сериал. Большинство биографов опускает его именно по этой причине. А если они обращаются к нему, то лишь по касательной (как российский политолог Станислав Белковский) или не связывают этих фактов с влиянием на дальнейшую жизнь героя (как аналитики Юрий Фельштинский и Владимир Прибыловский). Любопытно, что авторов, придерживающихся официальной версии биографии, не смутил тот факт, что ни один из соседей семьи Путиных не помнит беременной «официальную» мать Вовы (так звучит уменьшительная форма от имени Владимир) — изможденную войной женщину 42 с небольшим лет. Они не помнят Марию с ребенком в коляске, не видели ее с младенцем. Приятели Путина по петербургскому двору, в свою очередь, вспоминают, что однажды там появился худенький мальчик лет семи или даже больше, а «тетя Маруся» представила его так: «Это мой сын Вова, не обижайте его».

— С чем пришлось столкнуться Вере, настоящей матери Путина, а потом и ему?

— Детали проще объяснить в книге, мы перенесемся сразу в Грузию, потому что Вера вышла замуж за грузина. Через какое-то время она привезла туда трехлетнего сына, которого воспитывали ее родители. Но на Кавказе не признают внебрачных детей, так что жизнь у Вовки была тяжелая. Он быстро освоил правила популярной в этом регионе борьбы самбо. Он научился бить и защищаться. Однако травмы тех лет — побои отчима, насмешки деревенских детей, и, наконец, очередной переезд к родителям матери, которые передали его, как посылку, родственникам в Петербурге, нанесли детской психике непоправимый вред. 

— Вы намекаете, что причины жестокости Владимира Путина следует искать здесь?

— Я ссылаюсь на мнения психологов, но не открываю ничего нового в биолого-психологической сфере, я лишь объединяю факты. Если сотая книга о жизни Сталина начинается с того, какое у тирана было трудное детство, то я позволила себе провести насколько возможно подробный анализ детства Путина, чтобы понять почему он с небывалой даже для политика легкостью обращается ко лжи и шантажу, понять его исключительный цинизм и жестокость. 

— Вы приводите список людей, к чьей смерти может быть причастен Путин. Их много.

Во время той «ельцинской» войны меня поразило отсутствие ненависти к русским, особенно к голодным и нищим солдатам-срочникам: чеченцы помогали им, чем могли, подкармливали их. Поразительно, что они разделяли власть, которая объявила им войну, и простых русских, которым пришлось принимать в ней участие.

— Потом это изменилось?

— Путин отправил в Чечню в основном «контрактников», людей, которые подписали договор на убийства. Зачастую это были разложившиеся уголовники, которых выпускали на свободу, чтобы они поехали в Чечню. Они принесли в армию самые отвратительные тюремные обычаи, а под действием алкоголя и наркотиков становились особенно жестокими. Во время «ельцинской» войны люди сильно настрадались, но сравнивая ее с тем, что приготовил им Путин, они называли ее мягкой. Армия устраивала ночные операции, во время которых разбуженных людей убивали, насиловали, грабили, а мужчин похищали, чтобы они назвали себя боевиками. Людей связывали вместе и взрывали динамитом. Семьям продавали останки тех, кто не выдержал пыток.

— Вы видели это на месте событий, близко.

— Да. В самом начале войны я стала свидетельницей такой ситуации. В Грозном почти месяц продолжались ковровые бомбардировки, люди не могли выйти из подвалов, и вдруг появилась новость: вы можете уйти в соседнюю Ингушетию, путь свободен. Все, в чем были, бросились в автобусы, машины, даже тракторы. Тут появились российские истребители и начали сбрасывать бомбы на этот транспорт. Это напомнило мне рассказы моей мамы, как в начале Второй мировой войны она бежала из Польши на восток, а гитлеровцы бомбардировали заполненную людьми дорогу. Эти два момента в истории отличаются друг от друга только тем, что о войне в Польше говорят до сих пор, а о войне в Чечне все молчат.

— В своей книге вы подчеркиваете, что война в Чечне повлияла на дальнейшие действия Путина уже на посту президента. Каким образом?

— Прежде всего, он стал президентом в результате операции, которую я называю «тонкая работа с троном на заднем плане». Она состояла в том, что чеченцев впутали в новую войну таким образом, чтобы вину можно было свалить на них самих, а Путина поставить во главе военной операции. Несколько чеченских агентов, интриги в Кремле и — бинго! Неизвестный Владимир Путин (когда, служа еще главой ФСБ, он позвонил одному из вице-премьеров, ассистент не стал его соединять, сочтя мошенником) внезапно прославился, когда, уже премьер-министром, пообещал «мочить террористов в сортире». На эту кремлевскую операцию, которая была продумана в том числе им самим, Путин ссылается до сих пор, с пафосом заявляя, что без него чеченцы бы оторвали Кавказ, а Россия бы распалась. Чтобы объяснить всю эту детективную историю с внедрением Путина в Кремль, мне, конечно, пришлось уделить Чечне много внимания. Чтобы показать постоянную ложь президента России, необходимы были подробные иллюстрации.

— Западные лидеры взирают на действия Путина снисходительно.

— Политкорректность терпит поражение, когда она превращается в политическую слепоту. С тех пор, как ушли президент Рейган и премьер Тэтчер, великих политических личностей не осталось. Теперь есть только конформисты. Они прекрасно знают, что война в Чечне сделала Путина военным преступником, знают, что раньше, в сентябре 1999 года, когда он возглавлял ФСБ, произошли загадочные теракты, а тех, кто пытался самостоятельно их расследовать (Политковская, Литвиненко, Юшенков, Щекочихин), убили. У них есть возможности узнать, что теракт в Театральном центре на Дубовке, в школе в Беслане и многие другие громкие террористические атаки, в которых обвиняют чеченцев, были делом рук чеченских предателей и российских спецслужб. В это сложно поверить, поэтому мне пришлось подробно расписать, кому и зачем были нужны эти теракты, поскольку без деталей сложно доказать, что в них был заинтересован сам Путин.

— Блэр, Ширак, Берлускони или Шредер хлопали Путина по плечу, позировали с ним для фотографий, довольные, улыбающиеся.

— Если бы Блэр, который назвал Путина «my friend», Ширак, наградивший его орденом Почетного легиона, Буш, который видел в глазах Путина приличного человека, Шредер, который пресек расследование связей Путина с торговлей наркотиками и оружием, если бы они все повели себя, как истинные лидеры демократических государств, российский президент уже лишился бы власти. Они и им подобные укрепили его международную позицию, позволили блистать в международных салонах, что постоянно показывало российское телевидение, а это, в свою очередь, отразилось на поддержке Путина внутри страны. Наш Путин велик, наша Россия мощна, ура! Геноциду в Чечне не придали значения, войну в Грузии замяли, происходящее на Украине и преследования непослушных политиков и бизнесменов в России игнорировали. На первом месте были нефть, газ и доходы французского или немецкого бизнеса. Потом произошла аннексия Крыма, Запад охотно закрыл бы глаза и на нее, но он уже не мог этого сделать, поскольку она была очевидным нарушением международного права.

Читатели, которые пишут рецензии на мою книгу, часто отмечают, что она читается как триллер. Конечно, я старалась, чтобы она не получилась скучной, но факты создавала не я, а Владимир Владимирович. Каждый этап его жизни — это детективный роман, каждый политический шаг — детективный сценарий, взять хотя бы то, как он увел Украину с пути в Европейский Союз, как его люди дирижировали усмирением Майдана, как, когда он лгал, что на Украине нет российских солдат, с телами погибших делались разные вещи, лишь бы не хоронить их официально в России.

— Жутко звучат также истории людей, которые осмелились перейти Путину дорогу.

— Мы говорим сейчас о тех, чьими могилами можно было бы заполнить длинную аллею на кладбище. В абсолютном большинстве случаев явного следствия не было, расследования прекращались, причины смерти не устанавливались. В лучшей ситуации оказались, конечно, те, кто восстановил против себя Путина лишь настолько, чтобы провести пару лет в тюрьме или в колонии.

— Самым громким стало дело Pussy Riot.

— Я смогла написать о нем благодаря одной из участниц Pussy Riot, которая подробно рассказала мне, как выглядит день в колонии, как можно издеваться над человеком не применяя прямого насилия (не нанося побоев и, порой, доводя до смерти), а, например, лишая на две недели возможность вымыться или запрещая целый день войти в здание зимой. Меня давно интересует тема политзаключенных в России, издевательств над ними, пыток. И, повторю, я испытываю огромное уважение к каждому россиянину, которому хватает сегодня смелости выйти на улицу с антипутинским плакатом. В конце книги я привожу слова, которые произнес в зале суда оппозиционер Ильдар Дадин, приговоренный к трем годам заключения: «Я готов пойти в тюрьму, потому что я хочу остаться человеком, а не животным. Я не хочу быть пассивным соучастником убийств тысяч украинцев, а сейчас — сирийцев, до этого — убийств в Грузии, чеченских войн. Конечно, я боюсь и очень хочу жить, но страх нужно держать под контролем». А сейчас, примерно год спустя, представители одной гуманитарной организации увидели на руках Дадина следы от подвешивания в наручниках, а сам он весь дрожал, заикался, странно говорил. Они пишут, что это совсем не тот человек, какого они помнят по залу суда. Пытки в местах лишения свободы бывают такими, что заключенные сами вскрывают себе вены.

— Несмотря на все это, кажется, что Путин пользуется большой поддержкой в российском обществе.

— Именно: кажется. Мы подходим к этому явлению «по-западному», будто он много лет подряд кого-то побеждает, а в России функционирует гражданское общество западного образца. Но когда в истории у этого общества было хоть мгновение, чтобы вздохнуть спокойно без террора власти и превратиться в гражданское? После монголо-татар пришла тирания царей, после них — зомбирование идеологией советского коммунизма. Потом был короткий перерыв на Горбачева и Ельцина, и вновь пришла авторитарная власть. Когда у нас на съездах шляхты принимались законы, ограничивающие полномочия короля, там за антицарские стихи ссылали в Сибирь, а крепостных крестьян били за то, что они криво взглянули на боярина. Гражданское сознание формируют также университеты: в 1088 году его открыли в Болоньи, в 1364 — в Кракове, а в Москве он появился только в 1755. Это важные точки, о которых нельзя забывать, проявляя тем большее уважение к россиянам, демонстрирующим свою гражданскую позицию. Исторический путь их демократии был гораздо сложнее нашего.

Путину легко оставаться самым важным, ведь у него нет никаких конкурентов, он их полностью уничтожил, обезвредив лидеров оппозиции: они либо мертвы, либо сидят за решеткой. Мало кто помнит, что в 2012 году перед последними президентскими выборами независимые социологические агентства сообщали, что Путина поддерживает 26% населения! Уровень поддержки действительно вырос до небес, но только после аннексии Крыма. Кроме того все информационные каналы подчиняются Кремлю. Как в таких обстоятельствах можно донести до народа такой основополагающий факт, что Путин — не законный президент, ведь на всех выборах с его участием были фальсификации? И, наконец, сколько сейчас найдется таких людей, которые открыто признают, что они не поддерживают президента? И, самое важное: он стал телевизионной звездой. Представим, что мы по 18 раз в день видим одного и того человека, выступающего в главной роли: Путин открывает, Путин закрывает, Путин с коровами, Путин с матерями…

— Путин в самолете, Путин на лыжах, Путин верхом с обнаженным торсом, Путин за стрельбой. Откуда взялась тенденция представлять президента именно таким образом?

— Это идея мастера PR-технологий Владислава Суркова, который почувствовал, что полуобнаженный Путин отлично повышает либидо женщин, представляющих в России большинство, причем чаще всего — одинокое большинство. С одной стороны, много разводов, с другой, мужчины злоупотребляют алкоголем и быстро теряют интерес к амурным приключениям. Об этом аспекте общественного восприятия биографы не пишут, потому что это выглядит не слишком возвышенно. Политологи могут рассуждать о тактике и стратегии Путина, а важно то, что женщины верят в него, как в бога, или, по крайней мере, как в спасителя, который защитит их от всех бед. Важно и то, что 16 миллионов россиян, живущих за чертой бедности, не бунтуют, потому что они привыкли к инерции и плохо представляют, как выглядит жизнь в других местах.

Если бы уровень поддержки был настолько высок, как заявляет кремлевская пропаганда, которую распространяют иностранные СМИ, стала бы послушная Кремлю Дума принимать пакет законов, которые еще сильнее ограничивают возможности для любого рода бунтов? Один закон позволяет открывать огонь по демонстрантам, если у них есть террористические намерения. А что считать таким намерением, решают сотрудники соответствующих органов. Так что никаких демонстраций, маршей, манифестаций, шествий! Допускаются (да и то в ограниченном масштабе) только одиночные пикеты.

— Есть ли шансы, что в российском обществе произойдут перемены?

— Их все меньше. Нужно ясно подчеркнуть, что террор закончился в 1980-х, горбачевская перестройка продвигала гласность, можно было говорить правду. Люди, которым зажимали рты, смогли внезапно заговорить, перестали бояться. Я была свидетельницей этих прекрасных времен. Но я помню женщину, парикмахера, которая говорила мне: не задавай мне вопросов о прошлом, ни о чем меня не спрашивай, у меня до сих пор стоит комок в горле от страха… При Путине, особенно во время его последнего срока, страх вернулся.

— В 2018 году состоятся очередные президентские выборы. Ужесточение законов нацелено на то, чтобы он остался у власти? Путин боится ее потерять?

— Если бы он не боялся понести ответственность за преступления, он бы не окружал себя таким забором законов или недавно созданной Национальной гвардией. Кажется, однако, что американские выборы мало что изменили. Явное вмешательство россиян в избирательную кампанию Трампа и его победа не только повысили рейтинг Путина, но и изменили мировой расклад сил — в его пользу.

— Что будет после Путина? Однажды ему придется отдать власть.

— Добровольно он ее не отдаст. Говорят, что если это случится, то придет кто-то еще хуже, чем Путин. Я лично такого человека не вижу. Аналога Сталина тоже не было. Путин, о чем подробно говорится в моей книге, представляет специфическую психологическую модель. Ему свойственны особый цинизм, особая жестокость, особая мстительность. Могут появиться новые жестокие и мстительные люди, но эти черты будут нормальными, а не гипертрофированными. И тогда Россия все же станет другой.