Война перекроила карту Украины, лишив ее значительной части угольных предприятий. Из примерно 150 шахт, которые работали в стране до 2014 года, половина оказалась на территориях самопровозглашенных республик. Некоторые были разрушены или затоплены в результате боевых действий.
Несмотря на ощутимые потери, правительство Украины все еще управляет 35 шахтами, из которых 24 работают на контролируемых властями территориях Донецкой и Луганской области. Еще 12 добывают уголь за пределами Донбасса, в том числе во Львовской и Волынской областях на западе страны.
Государственные шахты дают работу примерно 50 тысячам человек. Многие из них могут вскоре ее лишиться, поскольку Министерство энергетики и угольной промышленности планирует ликвидировать 11 шахт. Еще 14 шахт чиновники хотят приватизировать. Те из них, которые не удастся продать, по всей видимости, тоже будут закрыты.
На востоке
Лисичанск находится в нескольких десятках километров от линии разграничения, отделяющей Украину от так называемой Луганской народной республики. Два года назад здесь шли бои, и кое-где следы войны еще заметны. По пути следования поезда Киев — Лисичанск, на подъезде к конечной станции, можно было увидеть строительную технику у моста через Северский Донец. Мост был взорван пророссийскими боевиками в 2014 году. Сейчас его восстанавливают на деньги Европейского Союза.
Лисичанск — один из немногих городов Луганской области, где государственные шахты все еще работают. «Они являются градообразующими предприятиями, потому что дают львиную долю поступлений в бюджет города. На втором месте по налогам — нефтеперерабатывающий завод», — говорит мэр города Сергей Шилин.
Вид на железнодорожный вокзал Лисичанска. Фото автора. В 1991 году в объединение «Лисичанскуголь» входило 11 шахт, но после ликвидации «неперспективных» в конце 90-х годов осталось всего четыре. На них трудоустроены 5 тысяч человек.
В нынешних условиях Лисичанску не приходится рассчитывать на приток инвестиций. Здесь не работают многие предприятия, худо-бедно функционировавшие до войны. В поисках работы местные жители уезжают на заработки — по городу обильно расклеены объявления, предлагающие прямые поездки в российские города и аннексированный Крым.
В будущем работы в городе может стать еще меньше. Правительство включило в список на ликвидацию две местных шахты. Еще одну чиновники хотят продать частному инвестору. По этому плану только одна из четырех местных шахт останется в собственности у государства.
«Если шахты будут ликвидированы, город останется практически без средств к существованию», — признал в разговоре со мной мэр.
Впрочем, ситуация и сейчас очень далека от благополучной по причине огромных долгов по зарплате. Я встретился с тремя работниками «Лисичанскугля», которые рассказали о том, что происходит на государственных шахтах. Они не захотели называть свои имена. По их словам, шахтеры месяцами не получают оплаты за свой труд и вынуждены голодными спускаться в забой.
Советская мозаика на фасаде здания в Лисичанске. Фото автора.«В магазине семьи шахтеров берут продукты в долг», — пояснила Елена, проработавшая в шахте 30 лет и недавно вышедшая на пенсию. В ее голосе сквозят обида и горечь: «Начальство обещало, что в случае увольнения мне выплатят компенсацию в виде зарплаты за три месяца. Я уволилась, но мне так ничего и не заплатили», — рассказала она. По ее словам, шахты должны своим рабочим по 10-15 тысяч гривен. Для Лисичанска это немалые деньги.
Еще больше, чем невыплата зарплаты, шахтеров угнетает отсутствие перспективы. «Это выглядит, как саботаж: недавно было два пожара на шахтах, и явно неспроста. Еще говорят, что добытый уголь вывозится в неизвестном направлении без всякого учета. Планомерно все уничтожается», — рассказал другой шахтер.
По его словам, шахтеры массово увольняются, потому что «не видят перспектив», уезжают на заработки в Россию или на частные шахты, где еще платят зарплату. «А у нас, что дома сидеть, что в шахту спускаться — все равно голодным останешься», — сказал мой собеседник.
Мэр города признает, что люди массово увольняются. «Отток очень большой по шахте „Мельникова“ и „Капустина“. Люди уходят туда где, платят заработную плату, потому что надо содержать семьи», — сказал мне чиновник. Он убежден, что уйдут не все — кто-то останется. При этом мэр уверяет, что опасности закрытия шахт сейчас нет.
Шахтеры не верят: «Нам обещают, что шахта будет работать, но как это возможно. Нет кабеля, инструмента, оборудование все раздали другим шахтам. Непонятно, как работать. Сколько еще шахта проработает — может год, а может неделю», — раздосадован мой собеседник, молодой шахтер, собравшийся уходить с шахты и уезжать на заработки.
Несмотря на то, что в сентябре местные шахтеры выходили на акции протеста, требуя выплатить долги, мои собеседники в протестах разочарованы. «Наши представители летом ездили протестовать в Киев, были у Верховной Рады и Кабинета министров, но никто к ним даже не вышел», — сетует рабочий.
Монумент полуразрушенного памятника Ленину на центральной площади Лисичанска. Фото автора. На мой вопрос, знают ли они о программах переквалификации, которые должны быть реализованы после закрытия шахт, шахтеры разводят руками — ни о чем подобном они на слышали. Еще меньше надеются на новые рабочие места.
«Такое ощущение, что угольная промышленность Украине не нужна. Если закроют шахту, то будет безработица. Лисичанск, Новодружевск, Приволье просто вымрут, все отсюда уедут», — подводит итог одна из моих собеседниц.
После разговора с местной правозащитницей начинаю лучше понимать, почему шахтеры с опаской общаются с журналистами. Юрист Вера Ястребова до недавнего времени тоже работала на «Лисичанскугле». Параллельно она руководила организацией «Общественный контроль труда», которая помогала рабочим добиваться выплаты долгов. После публикации интервью, в котором Ястребова рассказала о возможном закрытии шахт, ей пришлось уволиться из-за конфликта с руководством угольного предприятия. «Сейчас я переживаю за свою безопасность», — призналась Ястребова.
Дни шахтеров
Во многих шахтерских городах сохранились музеи «шахтерской славы». Есть такой и в Лисичанске — он расположен в историческом здании бывшей штейгерской школы, где в начале прошлого века обучали будущих шахтеров.
Экскурсовод, бодрая женщина средних лет, провела меня по залам, с гордостью демонстрируя ценные, по ее убеждению, экспонаты: почетный костюм шахтера, фотографии ударной бригады одной из местных шахт, поставившей «последний рекорд», модели гигантских агрегатов из шахт, богатую коллекцию извлеченных из-под земли минералов.
Из экспозиции Музея истории развития угольной промышленности Лисичанского угольного района. Фото автора. Смотрительница музея несколько раз растерянно повторила, что все, о чем она рассказывает посетителям, теперь ушло в прошлое. «Мне так трудно к этому привыкнуть, но я надеюсь, что шахты будут работать», — сказала женщина на прощание. Я не стал говорить, что приехал в Лисичанск, чтобы написать об угрозе закрытия местных шахт.
Каждое последнее воскресенье августа в Украине празднуют День шахтера, учрежденный в советское время в честь рекорда забойщика Алексея Стаханова. Героический миф Стаханова сыграл важную роль в кампании «стахановского движения», мобилизовавшей советских граждан на трудовые подвиги в «социалистическом строительстве».
Свой рекорд, реальный или преувеличенный официальной пропагандой, Стаханов поставил именно в Донбассе — на шахте «Центральная-Ирмино» Луганской области. В 1930-х годах Донбасс был индустриальным центром Советского Союза, и 70% советских угольщиков работали именно здесь.
День шахтера все еще отмечают в Украине, и не только в Донбассе, но и на западе страны, где расположены угольные месторождения Львовско-Волынского бассейна. В 1975 году, во времена расцвета угольной промышленности, в этом регионе работали 20 шахт, хотя за годы независимости их стало почти в два раза меньше.
Для Нововолынска, одного из центров местной угледобычи, расположенного в десяти километрах от польской границы, День шахтера — важный праздник. К тому же, как и в случае многих других шахтерских городов, он совпадает с Днем города.
После праздника
В этом году у шахтеров мало поводов для радости. Их протесты, организованные профсоюзами, не прекращаются с первых дней 2016 года. Главная проблема шахт на западе и востоке страны — хроническая задолженность по зарплате.
Свои первые акции шахтеры Западной Украины начали 2 января. Сотни угольщиков перекрывали движение на оживленных автомагистралях, таможенных пунктах на польско-украинской границе. Во всех случаях горняки требовали выплаты зарплаты. В ноябре 50 горняков шахты «Нововолынская» объявили голодовку — и снова из-за трехмесячных долгов по зарплате.
После нескольких дней голодовки акция возымела успех, и правительство погасило долг. Однако, по словам заместителя председателя Нововолынского отделения независимого профсоюза горняков Украины Павла Лазаренко, выплата долга — всего лишь локальная победа, поскольку правительство хочет закрыть шахты.
Горняки шахты «Нововолынская» во время акции протеста в ноябре 2016 года. Фото Независимого профсоюза горняков Украины.«Министр [Игорь Насалик] не скрывает, что в Украине останется 10-12 государственных шахт. — недоволен шахтер. — Людей возмущает то, что шахту „Нововолынскую“, которую 27 лет строят и не могут достроить, хотят закрыть, не открыв. У нас все только уничтожают». По словам Лазаренко, шахтеры боятся, что их выставят на улицу без компенсации.
Профсоюзный активист уверен, что источник проблем — в коррупционных схемах, которые, по его мнению, «прокручивает министерство». «Они не заинтересованы в нормальной работе шахт. 20 лет не обновлялась техническая база, оборудование старое, металл ломается. Нужно обновить техническую базу», — обрисовывает свое видение ситуации Лазаренко. По его словам, дирекция предприятия настолько беспомощна, что профсоюз взялся искать инвесторов для шахты.
Закрытие шахт предсказуемо лишит многих работы. Один из руководителей «Львовугля» утверждал, что ликвидация трех местных шахт приведет к «увольнению 5000 человек, бюджетному и социальному кризису» в нескольких районах Львовской области«.
Эта оценка может быть преувеличенной, но кроме Львовской области, подлежащие закрытию шахты есть в Волынской, Донецкой и Луганской областях. Это значит, что без работы могут остаться тысячи людей.
Как решить проблему безработицы, если часть угольных предприятий будет закрыта?
Бывший член Национальной комиссии по регулированию энергетики и коммунальных услуг Андрей Герус убежден, что часть шахт нужно закрыть: «Но только те, которые действительно убыточны, и у которых нет шансов быть прибыльными. Если там остались небольшие запасы угля, узкие пласты с плохим качеством, и себестоимость добычи тонны угля выше 2500 гривен. Они неконкурентны и, скорее всего не будут востребованы уже никогда». Государственные шахты, где себестоимость добычи угля — 2000 гривен за тонну, еще могут работать, считает Герус.
Как решить проблему безработицы, если часть угольных предприятий будет закрыта? Герус отвечает так: «Во-первых, часть людей можно перевести на перспективные шахты. Во-вторых, должна быть программа правительства, привлечения инвесторов в эти регионы для создания новых предприятий».
Впрочем, сам он признает: хотя в государственном бюджете деньги на это выделяются, они расходуются не по назначению. Например, в 2016 году в бюджете Минэнергоугля было предусмотрено 350 миллионов гривен на статью «реструктуризация угольной промышленности», однако в течение года правительство потратило эти средства на поддержание работы шахт.
Смена роли
Исследователь Даниэль Валковиц отмечает, что исторически идентичность шахтеров базировалась на тяжелых условиях труда и высокой заработной плате. Энергоемкая советская промышленность буквально держалась на спинах шахтеров. Даже в конце 180-х годов угледобывающая промышленность СССР задействовала в 18 раз больше шахтеров, чем в США, давая при этом меньше угля.
Шахтеры гибли под завалами и от взрывов газа. Чтобы привлечь рабочую силу в такие опасные и тяжелые условия труда, государство сделало шахтеров трудовой элитой: платило им в два-три раза больше, чем учителям, врачам, инженерам и другим промышленным рабочим, рисовала героические образы их труда.
Кадр из фильма Даниэля Валковица и Барбары Абраш «Перестройка снизу» 1989 года. Уверенность шахтеров в важности собственной роли сыграла с ними злую шутку. В конце 80-х годов СССР стагнировал, материальное положение шахтеров ухудшалось, возникали перебои со снабжением. В среде рабочих зрело недовольство, которое вылилось в масштабную забастовку.
В июле 1989 года сотни тысяч горняков во всех угольных бассейнах Советского Союза, включая Донбасс, начали бастовать. Сначала требования забастовщиков касались увеличения отпуска, дополнительной оплаты за ночные смены, обеспечения продуктами питания, признания профессиональных заболеваний к производственной травме и не только — список был обширным.
Основной упор забастовка делала на экономических требованиях, но были выдвинуты и политические лозунги, включая элементы демократизации и рыночных реформ. В частности, шахтеры требовали, чтобы угольные предприятия получили экономическую и организационную независимость от центра. Власти в Москве, для которых протесты стали полной неожиданностью, частично удовлетворили требования шахтеров. Однако действительными победителями стали директора и местные чиновники, получившие больше независимости в принятии решений.
Постсоветский этап
В первые годы независимости Украины ситуация в экономике была катастрофической. Шахтам перестали платить за уголь, а шахтеры больше не получали зарплату. Директора шахт стали заниматься бартером, обменивая уголь на потребительские товары. Бартер позволял начальству обогащаться, а шахтеры получали зарплаты мылом, продуктами и другими товарами.
В 1996 с указом президента Кучмы «Про структурную перестройку угольной промышленности» началась «реструктуризация» угольной промышленности. Последствия были катастрофическими, поскольку на практике структурная перестройка привела к ликвидации многих шахт.
Поводы для закрытия шахт находились разные: власти говорили о том, что уголь уже полностью выработан, что в стране и так добывают слишком много угля. Десятки шахт были закрыты и разграблены, несмотря на то, что под землей оставались миллионы тонн угля. Многие объекты социальной инфраструктуры превратились в бесхозные руины. По иронии истории, одной из первых была закрыта шахта «Ирмино-Центральная» — где был установлен рекорд Стаханова.
Чиновники и эксперты заверяли, что в шахтерских поселках будут создаваться новые производства взамен закрытых, а шахтерам помогут приобрести новую квалификацию. Ничего из этого сделано не было. Там, где закрытые шахты были градообразующими предприятиями, поселки были обречены на вымирание.
Так возникли депрессивные города Донецкой и Луганской областей. Одним из городов, пострадавшим от реструктуризации шахт, был и Стаханов Луганской области. В 1990 году на предприятии было занято 18 тысяч человек, т. е. пятая часть населения города, а ее доля в экономике города составляла около трети. После того, как город лишился всех шахт, бюджет Стаханова наполовину состоял из государственных дотаций.
Реструктуризация и копанки
Отсутствие альтернатив подтолкнуло многих местных жителей, в том числе бывших шахтеров, к работе в копанках — нелегальных шахтах, на которых дедовскими методами разрабатывали угольные пласты, выходящие на поверхность.
Из оборудования — двигатель от мотоцикла или автомобиля, который движет барабан с канатом: с его помощью из копанки поднимают корыто с углем. На некоторых копанках могут использоваться отбойные молотки — сжатый воздух, который подается для их работы одновременно служит единственным источником кислорода. В остальных нелегальных шахтах нет даже такой вентиляции, и это приводит к регулярным взрывам природного газа.
Украинский фотограф Виктор Марущенко, автор серии фотографий о нелегальных шахтах «Донбасс — страна мечты», вспоминает, что в 2005 году в Торезе, где он снимал свой проект, из 13 шахт работала только одна. Остальные 12 шахт были закрыты. По его словам, чтобы заработать себе на пропитание, люди начали разбирать заброшенные конструкции на металлолом, затем стали появляться копанки. «Их было очень много в тот момент, и они возникали зачастую спонтанно, самовольно. Это уже потом их всех взяла под контроль серьезная крыша», — говорит Марущенко.
За годы независимости в регионе возникли сотни копанок — и все они, в конечном итоге, оказались под контролем местной мафии, тесно связанной с властями и силовиками. Не платили копанки и никаких налогов, поскольку существовали нелегально. Во времена Януковича добытый на копанках уголь приписывали государственным шахтам — ведь на каждую добытую тонну угля они получал дотацию.
В результате войны многие копанки остались на территориях самопровозглашенных республик. Им разрешили работать при условии выплаты налога лидерам сепаратистов. По приблизительным подсчетам на неконтролируемой Украиной территории работает около 80 копанок. Оплата в копанке сравнима с тем, что получает рядовой боец в армии сепаратистов (около $200).
Время семьи
В 90-х годах власть ничего не сделала, чтобы предупредить последствия массового закрытия предприятий. Хуже того, функционеры, которые обогатились на разрушении промышленности Донбасса и чьими руками проводилась провальная "реструктуризация«,стали местной политической элитой, составившей окружение Виктора Януковича — тоже выходца из Донецкой области.
«Катастрофа Донбасса связана с тем, что политические силы, которые правили там, сумели превратить региональную идентичность в политический капитал — считает философ Михаил Минаков. — Местное население постоянно поддерживало те политические силы, которые использовали их гнев, наживались на их рабском положении, и при этом не меняли ситуацию, даже попадая во власть».
Начало 21 века принесло некоторую стабилизацию — сохранившиеся шахты продолжили работать, более-менее регулярно выплачивая зарплату шахтерам. Наиболее прибыльные и перспективные шахты были проданы частным собственникам.
В 2010 году, когда президентом был избран Янукович, предназначенные шахтам финансовые ресурсы выводились в пользу структур, подконтрольных сыну президента. Под видом покупки шахтного оборудования и услуг по переработке угля сотни миллионов долларов были переведены в оффшорные компании родственников и приближенных экс-президента.
После смены власти в 2014 году в результате протестов на Майдане правительство пообещало бороться с коррупцией и устранить схемы выкачивания денег из государственных шахт.
На практике произошло нечто другое. Бюджетные дотации на угольную сферу были радикально сокращены. Если в прошлые годы государство тратило около 1,25 миллиардов долларов на поддержку угольного сектора ежегодно, то уже в 2015 году дотации составили 50 миллионов долларов. Сначала чиновники объясняли, что расходы можно сократить за счет устранения коррумпированных посредников, а затем стали ссылаться на отсутствие средств в бюджете, обремененном военными расходами.
Но угольные шахты все еще опутаны сетью экономических обязательств, которые делают их убыточными. Примером могут служить обогатительные фабрики, перерабатывающие уголь перед тем, как он может быть использован потребителями. Это важное звено между шахтами и рынком угля, и со времен Януковича большая часть фабрик контролируется оффшорами. И эта система никуда не исчезла.
Отдельный вопрос — поставки угля из шахт, расположенных на неконтролируемых правительством территориях. Непримиримая риторика власти и официальная экономическая блокада не являются препятствием для импорта угля из самопровозглашенных республик. Более того, оппоненты президента обвиняют его приближенных в получении доходов с каждой тонны топлива, которое Украина покупает у так называемых ЛНР-ДНР. К слову, в контролируемых ими районах Донбасса тоже идет процесс консервации и ликвидации шахт, хотя точной информации на этот счет немного.
Можно было ожидать, что положение украинских шахтеров улучшится в результате радикального повышения тарифов на тепло и электроэнергию, в производстве которых используется уголь. За три последних года стоимость тепла и электричества выросла для потребителей в 4-6 раз. Однако шахтеры госшахт от этого ничего не выиграли. Андрей Герус отмечает, что реальные зарплаты угольщиков даже уменьшились.
В результате шахтеры месяцами остаются без зарплаты, а у шахт нет средств на покупку оборудования и плату за электричество. Не говоря уже о каком-либо развитии: шахты не могут закладывать новые лавы, и объемы государственной добычи неуклонно снижаются. И это, конечно, добавляет аргументов тем, кто выступает за закрытие госшахт.
Тем более, что 70% всего добываемого в Украине угля и так производится частной компанией ДТЭК, принадлежащей олигарху Ринату Ахметову. Этот уголь полностью потребляется на теплоэлектростанциях и металлургических комбинатах, принадлежащих все тому же бизнесмену. Таким образом, с точки зрения технократов в правительстве, самоустранение государства из проблемной отрасли может выглядеть оправданным.
Однако во внимание, как и прежде, не принимаются «побочные» социально-экономические эффекты. В 90-х годах закрытие шахт привело к тяжелейшим социальным последствиям, оказавшим влияние на конфликт на востоке страны. Власти бездумно повторяют безответственные ходы своих предшественников, закладывая бомбу замедленного действия под целыми регионами.
