По словам генерала сэра Ричарда Ширреффа (Richard Shirreff), недавнего заместителя Верховного главнокомандующего Североатлантического альянса, НАТО и Россия близки к войне. В книге «2017 год. Война с Россией» он пишет о том, что, пока НАТО прохлаждается, Россия может вторгнуться в страны Балтии, которые являются членами блока. Когда ситуация по-настоящему обострится, британский премьер-министр будет сидеть в пабе, немцев парализует тревога, а греки и венгры — вообще у России в кармане. Американцы рвутся в бой, но три страны должны пасть, прежде чем они смогут убедить своих европейских партнеров разделить с ними ощущение безотлагательности предпринимаемых мер.
Правда, сейчас можно говорить о том, что паникерство Ширреффа обогнали сами события, представляющие собой тайный сговор с целью разрушить даже внешнее проявление солидарности, на которое опирается натовское сдерживание. Решение Великобритании покинуть Европейский союз и закручивание гаек после переворота в Турции ставят под сомнение стратегическое направление двух самых крупных военных держав НАТО. Что же касается заявления Дональда Трампа во время президентской кампании о том, что более богатые союзники США должны соответствующим образом платить за собственную защиту, в принципе оно справедливо, однако говорить такие вещи публично довольно опасно. Трамп ясно дал понять, что приверженность Америки НАТО при будущей администрации не будет безусловной; а если приверженность Америки не безусловна, то вполне очевидно, что дело до ядерной войны не дойдет. Это уже не секрет. С точки зрения Москвы, Запад не пребывал в столь привлекательном раздрае со времен Суэцкого кризиса 1956 года. Какие бы факторы теперь ни ограничивали захватнические инстинкты Путина, они носят полностью внутренний характер. И НАТО среди них уже не числится.
С 2011 по 2014 год Ширрефф был заместителем Верховного главнокомандующего ОВС НАТО в Европе, второй по рангу офицер НАТО. До этого он был командиром Союзного корпуса быстрого реагирования НАТО. Должно быть, Ширрефф хорошо знает, о чем говорит. Его книга написана в жанре приключенческого романа, полна шаблонных персонажей и военного жаргона. Но автор настаивает на собственной правде жизни. В предисловии он говорит: «Это не выдумка как таковая. Этот прогноз основан на фактах, создан благодаря моему положению одного из высших по званию членов организации, обладающего обширным доступом к информации».
«2017 год» начинается с нового российского вторжения на Украину. Русская армия несется на запад от пророссийских Донецкой и Луганской областей на востоке Украины до Крымского полуострова на побережье Черного моря, уже присоединенного Россией в 2014 году. Это простое завоевание, на которое России требуется всего три дня, приносит ей половину Украины, а поскольку Украина не является членом НАТО, не вызывает никакой реакции альянса.
Несколько часов спустя, пока в НАТО спорят о том, кто потерял Украину, Россия атакует страны Балтии. В толпу демонстрантов, представляющих русскоязычное меньшинство Латвии в Риге, внедрены сотрудники российских спецслужб, которые начинают сеять хаос. Невидимые российские снайперы на смерть убивают трех участников протеста, создавая предлог для вторжения России, которое заканчивается, едва успев начаться. Российские десантники прибывают из Пскова, откуда лететь меньше часа, чтобы захватить Ригу. Через четыре часа подтягивается танковая армия. Аналогичные мероприятия осуществляются у балтийских соседей Латвии, в Эстонии и Литве.
Поскольку все это происходит в одночасье, послы стран НАТО на встрече в Бельгии не способны согласовать какие-либо действия, кроме как в знак поддержки подогнать к Риге двух минных тральщиков, проводящих учения в Балтике. Один из них немецкий; другой британский. Оба потоплены российскими самолетами, охотящимися за латвийскими судами. Эта атака, наконец, заставляет упорствовавшую Германию признать, что Россия и НАТО находятся в состоянии войны, расчищая НАТО путь к боевым действиям. Но к этому времени страны Балтии уже потеряны, и Россия ясно дает понять, что любая попытка их отвоевать будет встречена применением ядерного оружия.
К своей трагической истории Ширрефф пытается приделать счастливую концовку. В последней, третьей, части «2017 года» повествуется о том, как одинокий британский солдат и группа латвийских партизан пересекают российскую границу и проникают в российский прибалтийский анклав Калининград, захватывают там тактическое ядерное оружие и обращают его против России, заставляя ее отступить. Но эти главы просто смешны и принадлежат другой книге.
Мой главный дом находится в Латвии, так что «основанный на фактах прогноз» Ширреффа о войне в будущем году лично у меня вызвал некоторое беспокойство. Я бы с удовольствием назвал «2017 год» бессмыслицей, рассчитанной на сенсацию. Однако я нахожу первую половину книги, вплоть до успешного вторжения России, вполне реалистичной — и я уверен, что русские думают так же. Этот реализм, безусловно, распространяется и на оценку Ширреффом мотивации России в случае нападения на страны Балтии, которая в общем связана с известными фактами и также служит для объяснения последних вмешательств России на Украине, в том числе аннексии Крыма.
Во-первых, экономика России загибается под тяжестью низких цен на нефть, никчемного управления и коррумпированного правительства. Вместо того чтобы пытаться решить эти проблемы, президент Владимир Путин поощряет военные авантюры, направленные на то, чтобы усилить его личную поддержку, объединить страну и отвлечь внимание от резкого падения рубля.
Во-вторых, как и на Украине, русские склонны рассматривать страны Балтии — Эстонию, Латвию, Литву — «относящимися» к России. Они входили в состав царской Российской империи, а затем были насильственно включены в состав Советского Союза. Латвия и Эстония, как и Украина, имеют крупные русскоязычные меньшинства, в отношении которых Россия может выступить как защитница.
Что касается мнения Ширреффа о легкости и скорости, с которой будет проходить российское вторжение в страны Балтии, то корпорация RAND пришла к такому же выводу в начале этого года, активно занимаясь военным моделированием российского нападения:
«В нынешнем положении НАТО не может успешно защищать территорию своих наиболее подверженных опасности стран-членов. В ходе многочисленных военных игр с участием широкого круга военных и гражданских экспертов выяснилось, что российским вооруженным силам понадобится самое большее 60 часов, чтобы достичь окраин столиц Эстонии и/или Латвии, Таллинна и Риги, соответственно.
Столь быстрое поражение ограничит круг альтернатив НАТО, среди которых один вариант будет хуже другого: либо кровавое контрнаступление с целью освободить Прибалтику, чреватое риском эскалации; либо внутренняя эскалация, которой блок угрожал, дабы избежать поражения во время холодной войны; либо признать, по крайней мере, временное поражение с неопределенными, но предсказуемо катастрофическими последствиями для альянса и, разумеется, жителей Прибалтики».
Конкретный вывод RAND заключается в том, что НАТО следует укрепить оборону балтийских стран, чтобы удержать Россию от вторжения. По всей видимости, члены блока согласны с этим видением: на июльском саммите в Варшаве альянс решил разместить в странах Балтии многонациональный батальон на постоянной основе. По словам Джеймса Ставридиса, бывшего Верховного главнокомандующего ОВС: «Хотя и не достаточные для того, чтобы дать отпор в случае российского вторжения, дополнительные силы значительно укрепят сдерживание». Подразумеваемый аргумент Ширреффа носит более общий характер: он о том, что страны НАТО сократили свои военные расходы до опасно низкого уровня и не готовятся к войне, оставаясь незащищенными перед лицом каких бы то ни было угроз, в том числе со стороны России.
Если судить по подзаголовку, книга Ширреффа задумана как «предупреждение». Российский издатель, возможно, предпочтет слово «приглашение». Если этот кошмар произойдет на самом деле, Ширрефф сможет сказать НАТО: «Я вас предупреждал», а президенту Путину: «Я рассказал вам, как».
Даже странно сейчас подумать, что были времена, и не так давно, когда считалось, что Россия в целом ни для кого не представляет угрозы, кроме разве самой себя. Согласно принятой в 1993 году военной доктрине России, «Российская Федерация не рассматривает ни одно государство в качестве противника». Луи Селл (Louis Sell), который в начале 1990-х годов служил американским дипломатом в Москве, написал книгу «Из Вашингтона в Москву», в которой мы находим сдержанную и разумную оценку распада Советского Союза и его последствий, а также напоминание о том ощущении надежды:
«В начале 1990-х годов Россия, казалось, была готова присоединиться к мировому сообществу… Новая Россия, видимо, выбрала для себя будущий путь к демократии и либеральной рыночной экономике».
Излечившись от своей советской болезни, Россия присоединится к ориентированному на мирное сосуществование мировому сообществу. Таков был неуклюжий оптимизм 1991 года. С чего он вдруг обратился ужасающим пессимизмом года 2016?
Как отмечает Селл, Путин, казалось, неплохо начал. Он «по крайней мере, на поверхности обеспечил определенную стабильность и процветание части российского общества», чему способствовал рост доходов от экспорта нефти. Но он также позволил коррумпированным дружкам прибрать к рукам значительные богатства (личное состояние Путина и его неподкупность остаются предметом тайн и слухов). Он вложил миллиарды рублей на показушные проекты, кульминацией чего стали Олимпийские игры в Сочи в 2014 году, между тем пренебрегая законами или вовсе их попирая, а также создавая атмосферу постоянной неопределенности в отношении прав собственности, что отпугивало инвесторов и провоцировало отток капитала. Как неизбежно показал экономический рост — который в 2009 году обрушился в ужасающий кризис — у Путина на руках было гораздо меньше наличных, чтобы купить себе популярность. Он превратился в темную лошадку, которую мы встречаем в книге «2017 год». Национализм и реваншизм стали новой российской валютой, а на горизонте маячила война.
Селл утверждает, что Запад мог гораздо раньше позаботиться о том, чтобы направить Россию по более верному курсу, прежде чем у Путина появилась возможность монополизировать власть: «Неспособность поддержать Ельцина фактически была ключевой ошибкой Запада непосредственно после распада Советского Союза».
Возможно и так. Но мы должны помнить, что Путина назначил именно Ельцин. И по моим собственным впечатлениям за время жизни в Москве в 1990-е годы и работы для The Economist, западные страны поддерживали Ельцина настолько, что он оказывался почти единственным адресатом их помощи в России в то время. Любая неэффективность в отношениях Запада с Ельциным целиком вина самого Ельцина. Вряд ли возможно «эффективно поддержать» шумного полу-инвалида, которого, когда нужно, нет на месте, либо потому что он пьет со своим телохранителем, либо в сауне с тренером по теннису, либо под ножом у хирурга, либо наслаждается отпуском, оплаченным заезжим олигархом.
В то время я симпатизировал Ельцину. У него были правильные враги, что казалось важным. Предполагаю теперь, что «ключевой ошибкой Запада в постсоветскую эпоху», если позаимствовать фразу у Селла, было поддерживать Ельцина до такой степени. Несколько лет спустя Билл Клинтон обмолвился, что во время официального визита в Вашингтон в 1995 году американская секретная служба обнаружила Ельцина вдрызг пьяным и в одних трусах блуждающим по Пенсильвания-авеню в поисках пиццы. Кто знает, что бы представляла из себя сейчас Россия, оставь они Ельцина шататься ночью одного вместо того, чтобы вернуть его в спальню в Blair House? В тот момент переходного периода в России все еще было возможно. За четыре оставшихся года жалкого правления Ельцина эти возможности иссякли, пока не остался один только Путин.
Владимир Путин неизменно фигурирует в западных СМИ как бывший офицер КГБ, подразумевается, что он лучше всего может быть понят как продукт данной культуры. Но по крайней мере в одном он таковым не был. Когда Советский Союз распался, большинство других демобилизованных сотрудников КГБ отправились в погоню за деньгами. Путин же рассчитывал в старом государственном секторе обрести власть, приняв должность заместителя мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака и оттачивая там свой тайный и беспощадный политический стиль, который через десять лет приведет его в Кремль. Он верил во власть, когда она, казалось, потеряла свою ценность. И совершенно блестяще предугадал, что власть всегда можно превратить в деньги позднее, по значительно более выгодному обменному курсу.
А в остальном метка «КГБ», кажется, здесь вполне уместна, особенно если помнить, что Путин в основном работал в контрразведке, а не во внешней разведке. Он был сотрудником охранки. Посмотрите на Путина, и на ум действительно легко приходит слово «полицейский». Но что мы действительно знаем о КГБ и его «культуре», хотя это, пожалуй, слишком сильно сказано? Если согласиться с положением о том, что КГБ был одним из самых лживых учреждений в истории человечества, то историк сталкивается с критским парадоксом: все лучшие источники лгут.
Неустрашимый Джонатан Хэслам (Jonathan Haslam) исследовал внутренний механизм шпионской машины Советского Союза начиная с Октябрьской революции до конца холодной войны и в книге «Близкие и далекие соседи» охарактеризовал КГБ и его военного коллегу ГРУ «настолько всеобъемлюще, насколько это возможно в пределах одного тома, с учетом преобладающих ограничений». Да и большего желать не приходится. Книга Хэслама полна колоритных персонажей, преуспевающих в перехвате секретной информации и убийстве людей, включая своих собственных коллег. Хэслам пишет, что в 1938 году Павел Судоплатов, вероятно, самый талантливый из убийц КГБ, ликвидировал украинского националиста в Роттердаме, вручив ему замаскированную под коробку конфет бомбу. Подобных случаев раннего русского безрассудства хватило бы на целую полку триллеров в мягкой обложке в стиле нуар.
Редкий агент не вознаграждается за свой героизм собственной смертью или тюремным заключением. Так, Федор Парпаров, советский тайный агент в Берлине в 1930-е годы, завербовал озлобленную жену немецкого дипломата через объявление о знакомстве. «Марта» передавала ему документы МИДа — пока в 1938 году Парпарова не вызвали на Лубянку для допроса, в ходе которого мучители раздробили ему руку. Он посылал Марте в Берлин машинописные письма, и она возобновила передачу ему секретной информации.
Не нужно быть сумасшедшим, чтобы работать на КГБ, но, как видно, это было не лишним, особенно при Сталине, когда каждую ночь вам могли приказать подвергнуть пыткам или расстрелять собственного коллегу или вы сами могли оказаться под пытками или приставленным к стенке, зная, что верная служба и блестящие достижения никакой защиты не предоставляют. Вот рассказ Хэслама об отставке в 1937 году Артура Артузова, тогдашнего главы советской внешней разведки, и его протеже Игнатия Рейсса, который принимал участие в подборе наиболее ценных иностранных агентов КГБ:
Хэслам винит в «уничтожении половины спецслужб в шпионском исступлении 1937-1939 годов» сталинскую паранойю. К концу марта 1939 года «275 из 450 оперативников, составлявших то, что когда-то именовалось ИНО [иностранная разведка], были расстреляны или отправлены в лагеря». Половина оставшихся в живых сотрудников предположительно занималась осуждением, арестами или расстрелами той половины, которой повезло меньше.
Общим эффектом после прочтения этих трехсот страниц, потраченных на КГБ и его друзей, оказывается не более единая или логическая картина советской истории, объясненная изнутри, а скорее недоумение по поводу того, что одно из самых мощных учреждений в одной из самых мощных стран в мире, по-видимому, может почти полностью состоять из порочных людей, которые занимаются глупыми вещами. Разумеется, эта картина искажена самой доходящей до нас информации. Это описания крайних случаев, которые повторяются и шлифуются в легендах и воспоминаниях, а тихой повседневностью обычно пренебрегают. Тем не менее, у Хэслама есть один замечательный абзац, ставящий рутинный материал на свое место:
«Еще осенью 1932 года, столкнувшись с гораздо большим количеством разведывательной информации, чем можно было усвоить, в преддверии ужасного голода и после самоубийства жены, доведенной до крайности его жестоким безразличием, нетерпимость Сталин достигла апогея, и он приказал прекратить „ежеквартальные отчеты разведки зарубежных стран“».
На практике это может звучать тривиально, но делает чтение «Близких и далеких соседей» более тяжелым, чем оно могло бы быть: создается впечатление, что у любого человека из мира разведки есть, по крайней мере, два или три имени, а основные российские шпионские организации, гражданские и военные, в книге изменяют названия по крайней мере пятнадцать раз с дальнейшими перевоплощениями в среде учреждений, которые они в себя вбирают и в которые входят сами. В алфавитном указателе автор делает попытку заморозить этот поток, но это у него не очень получается, поскольку читателю достается слишком много работы, а жаль. Когда на странице 36 вы читаете, что «Опперпут, Захарченко и Вознесенский (Георгий Петерс) прошли подготовку к террористическим операциям», вам нужно помнить, что «Опперпут» это «Эдуард Оттович Упелиньш», иначе известный как «Опперпут», ранее появлявшийся на странице 21. «Вознесенский» занесен в список по этой единственной ссылке. А «Георгий Петерс» не значится в списке вообще, хотя, по замыслу автора, безусловно, должен был быть.
Хэслам утверждает, что из-за увлеченности агентурной разведкой — по-просту шпионажем — советский истеблишмент недооценил и пренебрег криптографией и криптоанализом, вплоть до смерти Сталина, и что это предпочтение было безрассудством. Он противопоставляет советский подход, дающий регулярные сбои, более развитым разведывательным службам Великобритании и Америки.
Но как подробно рассказывает в своей книге «Воины шифров» Стивен Будянский (Stephen Budiansky), Америка также сравнительно поздно взялась за крупномасштабный взлом шифров, к действию ее побудило внезапное нападение японцев на Перл-Харбор в 1941 году. До этого декодирование находилось в ведении войск связи и управления связи ВМС, ни одно из этих учреждений не выполняло каких бы — то ни было определенных обязанностей разведки или располагало соответствующими ресурсами.
Убежденность в том, что катастрофы в Перл-Харборе можно было избежать, если бы только заранее был перехвачен и декодирован нужный японский сигнал, породили в американском правительстве и армии нечто близкое к одержимости подслушиванием. Новая политика заключалась в том, что отныне нельзя пренебрегать ни малейшей долей информации. «Получить все» было правилом. И заполучить всех — тоже.
Как объясняет Будянский: «Каждая страна была законной мишенью, будь она другом или врагом; разведка во всех областях, начиная с промышленности и сельского хозяйства и заканчивая политикой и внутренними общественными силами, может предоставить одну важную деталь, которая сыграет решающую роль в триумфе либо катастрофе американской политики».
Обратной стороной этого процесса было то, что в конечном итоге переварить такой объем информации оказалось невозможно. В июне 1944 года американские шифровальщики перехватили российскую телеграмму, в которой британский дипломат Дональд Маклин был идентифицирован как российский агент. Это сообщение не было прочитано вплоть до апреля 1951 года, когда Маклин завершил службу в Вашингтоне и Каире и был назначен начальником американского отдела Министерства иностранных дел Великобритании.
К 1955 году АНБ каждый месяц получало тридцать семь тонн распечаток и бумажных лент с двух тысяч станций перехвата, большинство из них переправлялись авиатранспортом. Более срочный поток шел по радиотелепринтеру в количестве тридцати миллионов слов в месяц. Специалисты по декодированию и аналитики были перегружены работой. Тогда ответ был очевиден и остается очевидным во всех последующих случаях: необходимо расширение АНБ.
Рассказ Будянского об этой экспансии интересен во всех отношениях. Америка и Советский Союз вели гонку вооружений в области компьютерных технологий и математических ухищрений не только друг против друга, но и против законов физики. Уже в 1958 году американская экспертная группа пришла к выводу, что наиболее безопасные советские компьютеры были не уязвимы перед лицом атаки «переборов» — когда пробуются все возможные ключи и пароли, пока не будет найден искомый. «Во Вселенной не достаточно энергии, чтобы предоставить компьютеру [необходимое для подобной атаки] питание», — говорили эксперты. Восстановление одного только сообщения, зашифрованного на такой советской машине, «будет подразумевать проверку около 1016 возможностей» по цене «2.000.000.000.000.000.000.000 долларов за сообщение — учитывая электроэнергию, необходимую для питания любых известных или проецируемых вычислительных устройств».
Знатоки нашли способ обойти эту трудность, без сомнения. Но даже в этом случае, возможно, Сталин был прав в своей первоначальной точке зрения на криптографию: можно получить лучшие результаты путем вербовки шифровальщиков с другой стороны, нежели через попытки взломать их коды. Сталинская система так и не породила никого вроде Алана Тьюринга, который возглавлял британскую команду взломщиков нацистских шифров в Блетчли во время Второй мировой войны. Но Советскому Союзу и не нужен был собственный аналог Тьюринга, пока у них был Джон Кернкросс — российский шпион в Блетчли, который украл британские расшифровки и отправил их КГБ.
Математические лимиты взламывания шифров заставили АНБ и его соперников с 1950-х годов более широко развивать другие направления: прослушку, ответвления кабелей, перехват незакодированных сигналов, составление карт радиолокационных станций противника. Позднее появился перехват интернет-трафика и сотовой телефонной связи, а с ними и Эдвард Сноуден, случаю которого Будянский посвящает большую часть своего гневного предисловия, тем самым начиная книгу с довольно грустной ноты. Ибо, если выпады Будянского направлены против Сноудена, который даже не подпадает под исторический период его исследования, то почему тогда не против Уильяма Вейсбанда, который сливал американскую секретную информацию в 1940-е годы, или против Джона Уолкера, который делал то же самое с 1960-х по 1980-е годы? Ради нескольких страниц Будянский выходит из образа историка и требует, чтобы мы последовали за ним как за автором передовиц.
Во время холодной войны абсолютным приоритетом для разведывательных органов с обеих сторон было обнаружение признаков внезапного ядерного нападения. Советский Союз никогда не начинал внезапного ядерного нападения на Америку потому, что всегда знал, что Америка не собирается совершать внезапного ядерного нападения на Советский Союз.
Предатели играли в этом процессе жизненно важную роль, поскольку располагали самой лучшей информацией. Олег Гордиевский, полковник КГБ, который также работал на МИ-6, в 1983 году ручался, что Россия находится в «состоянии боевой готовности» ввиду «возможной американской атаки», когда ситуация обострилась как после сбитого СССР корейского пассажирского самолета, так и по причине планируемого американского развертывания крылатых ракет в Западной Европе. Вероятно, тогда Советы были ближе всего к тому, чтобы напасть на Запад. За предупреждением Гордиевского последовало немедленное смягчение американской риторики и, возможно, не случайно, переход Рональда Рейгана к тому, что он назвал «мирным соревнованием и конструктивным сотрудничеством» с Россией.
Однако по большей части бизнес был гораздо более приземленным, как мы узнаем из интервью Раймонда Гартхоффа (Raymond L. Garthoff) с бывшими офицерами и политиками советской разведки, отобранных для его изумительной лаконично написанной книги «Советские лидеры и разведка». Гартхофф, бывший посол США и советник Государственного департамента, рассказывает нам о том, что отсутствие какой-либо информации о готовящихся ядерных ударах в сочетании с обязательством о них сообщать давало результаты, которых должен ожидать любой изучающий бюрократию:
«Когда в 1980-е годы советская разведка не могла обнаружить никаких реальных признаков западной подготовки к нападению, ее руководители, вместо того чтобы поздравить сотрудников с обнадеживающей для Москвы информацией, призвали их удвоить усилия, чтобы найти доказательства того, чего в помине не было».
При Юрии Андропове на посту Генерального секретаря — с 1982 по 1984 год — примерно половина всех дипломатов в советских посольствах по всему миру были офицерами разведки, и некоторые из них были вовлечены в игры Джеймса Бонда. Они собирали информацию о политике и намерениях принимающей страны. Еще тысячи сотрудников КГБ были задействованы на домашнем фронте, отслеживая то, что говорилось и делалось в самом Советском Союзе и в его сателлитах, вынюхивая и уничтожая угрозы для режима. Какая же польза была извлечена из этих выводов?
По свидетельствам, самая ничтожная. Сталин с недоброжелательностью относился к точной информации. Джордж Кеннан в своей длинной телеграмме Государственному департаменту от 1946 года указал на «неразгаданную тайну о том, кто, если вообще кто-нибудь, в Советском Союзе фактически получает точную и объективную информацию о внешнем мире… Лично мне, например, с трудом верится, что сам Сталин получает нечто подобное объективной картине внешнего мира».
Последующие лидеры были не намного лучше, как сообщают Гартхоффу источники. «Разведка особенно не повлияла на отношение Хрущева к Соединенным Штатам». Хрущев ускорил Берлинский кризис 1958 года, отрезав город от Западной Германии, «даже не пытаясь прибегнуть к каким-либо рекомендациям разведки относительно возможных реакций Запада». Он направил ядерные ракеты на Кубу, «не поинтересовавшись у разведки, какую они могут дать оценку наиболее вероятным или возможным ответам американцев».
При Брежневе, по словам генерала Олега Калугина, «мнение разведки, как правило, игнорировалось или вообще не учитывалось политическими лидерами, решавшими наиболее важные вопросы внешней политики». И, наконец, при Горбачеве «разведка не играла никакой роли в продвижении нового мышления, которое основательно преобразовало советскую политику». Этот факт заслуживает внимания. Горбачев изменил стратегический курс своей страны, объявил, что главный враг врагом вовсе не был, и провел крупные и зачастую неудачные изменения в экономике, равно как и в государственном аппарате — и при этом оставил свои службы разведки за пределами этой схемы.
Можно себе представить любого оперативника КГБ в то время — скажем, Владимира Путина — который с ужасом наблюдает за происходящим и решает, что сам он мог бы сделать лучше. Удивительно, но условия постсоветской России позволили Путину проверить это убеждение. Он показал, что качества, необходимые для полицейского секретной службы — лживость, цинизм, аморальность, определенная степень откровенного бандитизма — также поразительно хорошо работают в случае президента России. Работают ли те же самые качества в равной мере хорошо у американского президента, нам предстоит узнать очень скоро. Но в любом случае, Путин будет прав, расценивая подражание Америки как лесть.
