Федор Михайлович Достоевский писал, что удел этой бедной, грубой русской страны велик… Русские внесут новые элементы в европейскую цивилизацию, которые навсегда коренным образом ее изменят, и спасут человечество.
Да, вот уж жду — не дождусь, когда русские внесут новые элементы в европейскую цивилизацию и в корне ее изменят. Средства на то у них есть: в искусстве дезинформации с российскими спецслужбами традиционно никто не может тягаться. Еще больше я жду, когда придут русские и спасут меня от тех бедствий, которые сейчас сыплются на нас со всех сторон… Что ж, хватит уже насмешек, хотя иногда трудно остановиться. Обратимся к недавним американским выборам.
Я не был отчаянным приверженцем кого-либо из кандидатов и все же, скорее, болел за г-на Трампа, и я, в общем, рад, что выборы закончились тем, чем закончились. Однако позволю себе сделать некоторые замечания. Меня нисколько не радует заигрывание победителя с правителем белокаменного Кремля. Даже если бы некоторых событий в августе 1968 года не было, опыт как минимум одного столетия подтверждает: любезничание с русским медведем еще никому не приносило добра, ведь его политика начинается с него самого и им же заканчивается, и интерес у него только один — он сам, как писал еще Карел Гавличек-Боровский в середине XIX века. Поэтому хотелось бы надеяться, что господин Трамп вовремя даст задний ход и не пойдет по стопам Ф.Д. Рузвельта, который в своей время тоже был полон доверия к тогдашнему кремлевскому вождю и позволил ему проглотить пол-Европы, включая Чехословакию. Не то чтобы чехословацкий народ ему в этом не помогал, но это отдельная история.
Несомненно, идея о партнерстве с Россией — это опасная иллюзия, и неважно, кто сейчас сидит на кремлевском троне — батюшка-царь или Володя Путин. Неизменной чертой русского государства, в любое время и любом виде, остается склонность к экспансии. Россия всегда расширяется там, где видит перед собой легкую добычу (хотя в случае Финляндии в 1939 — 1940 годах русский медведь опалил-таки себе нос), или излишнее доверие к России само делает свое дело.
В этом, собственно, не было бы ничего сверхъестественного, ведь и другие европейские государства тоже расширялись до недавнего по меркам истории времени куда только было и не было можно, и кто-нибудь скажет, что если эти страны оставили экспансионистские амбиции, то и Россия с некоторым опозданием (а она издавна отстает от развития) отступится от них. Но тут существует принципиальная разница. Экспансионистские наклонности крупных и мелких европейских государств всегда были присущи высшим политическим и военным кругам, а простых подданных территориальные приобретения хоть и радовали в глубине души, тем не менее, на первом месте у людей были другие заботы. Русский же подданный с восторгом идентифицирует себя с завоевательной политикой своего руководства, несмотря на то, что редко когда она приносила ему нечто большее, чем бедность и притеснения на грани рабства, а бывало и за ней. Но давайте обратимся к свидетельствам наиболее осведомленных.
Уже в третий раз я прочитал книгу Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Это шокирующее свидетельство. Только благодаря ему Запад отбросил всякую наивность и модные штучки, и только благодаря ему западным левым интеллектуалам стало стыдно открыто защищать советскую тиранию. И тем не менее что-то в изображении всех этих жестокостей и идеологической ярости не то. Как бы это сказать, странный вы народ, русские. Ведь и Вы, Александр Исаевич, были убежденным коммунистом и без тени сомнения принимали идею о превосходстве советской системы, пока Вас не разубедили арест и отправка за колючую проволоку ГУЛАГа. Но еще больше времени Вам потребовалось, чтобы задуматься о глубинных причинах и взаимосвязях. Не с полным одобрением, но с определенной долей понимания Вы пишете о русских эмигрантах, с восторгом рвущихся в бой с фашистским врагом (и оказавшихся, а как же иначе, в сибирских лагерях). Вы пишете о заключенных того же ГУЛАГа, добровольно вступающих в штрафные подразделения, которые отправляли на самые опасные участки фронта практически на верную смерть… Я Вас не понимаю. Мы, эмигранты из коммунистической Чехословакии, сохранили ностальгические воспоминания о своей прежней родине, но с ее политическим руководством мы себя никогда не идентифицировали, а посылали его к черту и посмеивались над коммунистической верой. И уж тем более нам не пришло бы в голову рваться в бой за нее, если бы представился такой случай… Скорее, если бы возраст позволил, мы были бы готовы воевать на стороне Запада.
У меня есть и собственный, хотя и не такой жуткий, опыт. Вскоре после своего побега на Запад я несколько месяцев посещал курсы немецкого языка вместе с представителями нескольких восточноевропейских народов. Мы, чехи, как и словаки, поляки и румыны, благодарили судьбу, что она дала нам шанс сбежать от коммунистического ярма, а русские (они ходили на курсы якобы из-за немецкого происхождения — подлинного или поддельного) только и проклинали судьбу. Они попросили их выпустить, и прошло 10—15 лет, прежде чем начальство предоставило им нужную бумажку. Каши и водки в Германии было хоть отбавляй, а ржавчиной изъеденные автомобили продавались за пару марок, но эти люди рьяно защищали Советский Союз, когда кто-то из нас критически о нем отзывался. А на годовщину Великой Октябрьской революции (так говорят, но я, к счастью, не видел) они ходили по коридорам с красными флагами и пели героические песни, переполненные гордостью за свою советскую родину из-за ее силы и размеров. Отчасти их извиняло то, что о мире за колючей проволокой они не имели никакого представления. Будь иначе, вероятно, они поняли бы, насколько богаче и свободнее жизнь в крохотном Люксембурге, чем на советской родине при всех ее размерах. Но это извиняло их лишь отчасти. Причина была и остается глубже.
Такие уж эти русские. Их до краев переполняет… хорошо, если бы только патриотизм. Но к нему еще прилагается мессианское ощущение себя как избранного народа, которому предначертано озарить остальной мир своим духом и спасти человечество, как можно понять из слов в начале этой статьи. Достоевский не был одинок в своем мнении. О чистой душе русского мужика, которая должна стать для человечества образцом для подражания, проповедовал и Толстой и ряд других классиков русской литературы, включая самого Солженицына. В конце своего жизненного пути он тоже видел историческую миссию России в возвращении к простой деревенской жизни под благословляющей рукой православной церкви… Откуда же взялась эта, мягко говоря, одержимость? Конечно, теория так называемого Третьего Рима (после гибели Римской и Византийской империй светом мира осталась Москва) утверждает в ощущении исторической избранности, но и это еще не все.
Возможно, объяснение проще, чем кажется. Если заключить народ (любой) в изоляции, отрезать его от информации из внешнего мира, не допускать никаких мнений, кроме тех, которые прошли официальное одобрение, если все это получится, то дело сделано. Останется только еще нашептать этому народу на ушко о его исключительности, превосходстве над всеми вокруг, особенной миссии указывать миру на единственно правильный путь во что бы то ни стало. В это с готовностью поверят не только простачки, но и люди образованные и интеллигентные. Они охотно примут нужду и зависимость в обмен на ощущение себя мессией, которому доверено исправить этот плохо скроенный мир, когда будет нужно — даже ценой войн и самоуничтожения. В этом нет ничего экстраординарного, и таких случаев мир видел уже немало и, судя по всему, увидит еще. Русские исключительны тем, что замкнутость в необозримых просторах их страны мешает им воспринимать импульсы из окружающего мира более успешно, чем потенциальным мессиям в других государствах, где расстояние от границы к границе достигает не тысяч, а сотен или порой десятков километров.
И в этой ситуации мало что изменил даже коллапс Советского Союза. Возможно, современная Россия — демократическая страна, если чтобы считать ее таковой, достаточно, что в стране есть парламент и иногда проводятся выборы. Другой вопрос, перестанет ли когда-нибудь Россия наконец считать страны и народы в своем ближайшем окружении за дарованный Господом Богом материал, из которого можно строить башню русской славы и мощи. Пока ничто об этом не говорит. Скорее, как подсказывает пример Абхазии, Южной Осетии, Крыма и Восточной Украины, упорная агрессивность — это то, что мы можем назвать русской константой. И будь я господином Трампом, я был бы очень осторожен в налаживании партнерских отношений с Россией. Кстати, осторожным следует быть не только ему: в Чехии немало господ, уже выставивших ножки для славянских танцев, несмотря на многолетнее знакомство с русским медведем.
