Перемирие, заключенное в конце прошлого года в Сирии на основе договоренностей России, Ирана и Турции, стало еще одной дипломатической победой Москвы на Ближнем Востоке. Пока неясно, окажется ли эта инициатива более успешной, чем предыдущие мирные соглашения — их жизнь была недолгой. Но самый примечательный аспект этого дипломатического гамбита в том, что в договоренностях не участвуют США и их традиционные партнеры в арабском мире: Саудовская Аравия, Египет, Иордания, ОАЭ и Катар. Некоторые эксперты провозглашают дипломатические и военные успехи Москвы на Ближнем Востоке новой эрой российского господства в регионе, а Дональд Трамп во время президентских дебатов заявлял, что Россия теперь «господствует на Ближнем Востоке».
Но не все так просто. Многие предсказания относительно российской военной кампании в Сирии не оправдались: Москва не понесла больших человеческих и материальных потерь и (пока) не увязла в этой войне. Кремль считает кампанию весьма успешной и, несомненно, очень доволен тем, что США исключены из новых мирных договоренностей.
В течение двух десятилетий после окончания холодной войны России приходилось довольствоваться на Ближнем Востоке ролью наблюдателя, в то время как Америка воевала в Ираке, свергла Муаммара Каддафи, руководила борьбой с «Исламским государством» (запрещено в РФ) и решением таких проблем, как иранская ядерная программа, израильско-палестинский конфликт и волнения в арабских странах. Но Сирия внезапно подкрепила статус России как великой державы и в военном, и в дипломатическом смысле.
Несомненно, Кремль очень успешно разыграл сирийскую карту. Однако представление, что Россия теперь заменит США в роли ведущей внешней силы на Ближнем Востоке, едва ли обоснованно. Во-первых, нынешние успехи отчасти обусловлены сдержанностью амбиций Москвы и признанием ограниченности российского влияния за пределами Сирии. Москва охотно торгует оружием и готова действовать оппортунистически ради расширения своего влияния, но не намерена брать на себя решение проблем региона и американские обязательства в сфере безопасности. Для России больший приоритет имеют другие регионы — ее западное и южное ближнее зарубежье, а также азиатско-тихоокеанское направление.
Во-вторых, даже если амбиции Москвы со временем вырастут, потенциал российского вмешательства ограничен. У России довольно мрачные долгосрочные экономические перспективы, учитывая коррупцию, зависимость от сырьевого экспорта, демографический спад, санкции и неблагоприятный бизнес-климат. Россия не обладает океанским флотом, способным заместить Пятый флот ВМС США, который сейчас господствует в Персидском заливе. Морская база в Тартусе и авиабаза в Латакии единственные российские военные объекты за пределами бывшего СССР. Это важная опора для России в восточном Средиземноморье, и, расширив свое присутствие на этих базах, Москва сможет доставить немало беспокойства американским военным кораблям. Но и это не создает угрозы американскому доминированию в Средиземноморье, особенно если Турция останется в составе НАТО и Шестой флот США сможет действовать в Средиземном море, базируясь в портах региона.
В-третьих, Сирия — уникальный случай. Там Россия показала, что готова к масштабному применению силы вплоть до разрушения городов, но вряд ли эту тактику будут готовы принять другие страны региона, даже самые авторитарные. Напротив, способности к более тонкому, хирургическому вмешательству (типа американской операции по ликвидации бен Ладена) Россия пока не продемонстрировала. Кроме того, у Москвы давние связи с Сирией, которые формировались десятилетиями, а вот в отношениях с другими государствами Ближнего Востока она пока действует очень точечно, отталкиваясь от конкретных сделок. Готовность Кремля к ограниченным тактическим союзам с широким кругом слабо совместимых между собой партнеров объясняет, как России удается одновременно согласовывать свои действия в Сирии с Израилем, Ираном и «Хезболлой». Но такой подход мешает строить долгосрочное партнерство.
Саудовская Аравия и некоторые другие монархии Персидского залива будут и дальше заигрывать с Москвой и, вероятно, закупать российское оружие. Но влияние России на страны Залива будет ограничено из-за того, что Москва поддерживает режим Асада и отношения с Ираном, а главное — из-за давних связей арабских монархий с США. Серьезное улучшение российско-иранских отношений тоже маловероятно, учитывая их многовековую взаимную вражду, не совпадающие задачи в Сирии и Средней Азии, а также конкуренцию на рынке энергоносителей.
У России недостаточно союзников и влияния, чтобы добиться прочных позиций в Ираке. Отношения Москвы с египетскими военными, вероятно, ограничатся поставками вооружений ввиду военного сотрудничества Каира с Вашингтоном и отсутствием у России ресурсов для решения экономических проблем Египта. У России хорошие отношения с Израилем, но опять-таки их задачи не совпадают, особенно если Россия и дальше будет сотрудничать в Сирии с Ираном и «Хезболлой». Израильские спецслужбы и военные готовы укреплять связи с Москвой, но не намерены отказываться от ключевого партнерства с США.
Российско-турецкие отношения пока что улучшились: Москва и Анкара координируют свои действия в Сирии, Турция уже не так настойчиво требует смещения Асада и ограничила поддержку нескольких повстанческих группировок, а Россия помогла остановить продвижение курдских отрядов в Сирии. Но интересы Турции и России в Сирии не совпадают, так что Анкаре придется и дальше искать компромисс между отношениями с Москвой, с одной стороны, и членством в НАТО и партнерством с США- с другой.
В-четвертых, еще неизвестно, насколько долговечными окажутся успехи России в Сирии. Москва, похоже, не сможет выйти из этого конфликта без его хотя бы относительного политического урегулирования. Но вряд ли это получится сделать быстро. Прорыв «Исламского государства» (запрещенной в России террористической организации) в Пальмиру говорит о хронической недоукомплектованности сирийской армии. И даже если Асаду удастся одержать некую военную победу, она будет пирровой. Трудно представить, что члены НАТО, страны Персидского залива и международные финансовые институты возьмутся финансировать восстановление Сирии без политического решения, одобренного ООН. А если эти расходы возьмет на себя Москва, это вряд ли устроит российских граждан.
Наконец, есть риск, что российская интервенция на Ближнем Востоке спровоцирует ответную реакцию. Взятие Алеппо для Кремля не только крупная военная победа, но и удар по репутации. Нескончаемые военные операции США на Ближнем Востоке сделали Вашингтон главным «дальним врагом» джихадистов. Но кадры из Алеппо свидетельствуют, что их настроение может перемениться. Около 12-14% населения России — мусульмане, и, как заявлял в прошлом году министр иностранных дел России Сергей Лавров, около дух тысяч российских граждан сражаются в Сирии на стороне ИГ. В октябре 2015 года ИГ сбило российский самолет над Синайским полуостровом, а в декабре в Турции в отместку за Алеппо был убит российский посол. Это может быть лишь началом.
Россия вернулась на Ближний Восток и готова задействовать военную силу ради дипломатических успехов. Новой американской администрации нужно гораздо внимательнее изучать действия Москвы в регионе. Однако, если перефразировать Марка Твена, страхи по поводу российского господства на Ближнем Востоке сильно преувеличены.
