Cicero: Господин Нойманн, на Мюнхенской конференции по безопасности вы и ваши коллеги из Королевского колледжа Лондона представили исследование «Халифат в упадке». Для этого вы изучили финансирование так называемого «Исламского государства» (ИГИЛ, террористическая организация, запрещенная в РФ, — прим. перев.). Откуда ИГИЛ получает деньги?
Петер Нойманн: Мы изучили период с 2014 по 2016 годы, то есть с самого начала провозглашенного ИГИЛ халифата. Таким образом стало ясно: ИГИЛ получает свои доходы почти исключительно с собственной территории.
— И насколько халифат разбогател?
— Было бы неправильным говорить, что ИГИЛ является «самой богатой террористической организацией в мире», потому что ИГИЛ как раз не только террористическая организация. ИГИЛ построил своего рода государство с территорией и государственными структурами. Пик доходов халифат пережил уже в 2014 году. Тогда его доходы составлял примерно два миллиарда долларов США. В 2016 году, согласно нашим оценкам, доход составил уже не более половины от той суммы. То есть доходы уменьшились на 50%.
— Какие источники доходов являются сами крупными?
— Три основных источника доходов — это налоги, нефть и конфискация имущества.
— То есть ИГИЛ совершенно нормальным образом собирает налоги?
— Правильно, «Исламское государство» сделало то, что делали и правительства, которые прежде были у власти в тех районах. То есть, например, собирали налоги за дороги. Но ИГИЛ собирает и вполне обычные налоги, в том числе промысловый налог или подоходный налог, которые потом продаются как «исламские налоги». ИГИЛ видит себя, как уже видно из названия, государством, и не все его дела жестоки. Некоторые его дела, в принципе, вполне нормальны для государства.
— Почему доходы сократились?
— Здесь важны две причины: во-первых, за прошедшие месяцы «Исламское государство» потеряло очень много территорий. Если исходить из того, что ключ к его богатству был в его территориях, то утрата территорий, конечно, означает ощутимые финансовые потери. В Ираке «Исламское государство» потеряло 60% своей прежней подвластной территории. В Сирии это все же 30%. Это опять же означает, что становится все меньше людей, с которых можно взимать налоги, а конфисковать имущество можно вообще только один раз: когда-нибудь этот источник иссякнет.
Кроме того, в результате утраты подвластных территорий «Исламское государство» потеряло многие нефтяные месторождения, которыми оно пользовалось в 2014 и 2015 годах.
— А во-вторых?
— Хотя эта террористическая организация, которая обозначает себя как государство, и имеет какие-то доходы, но у нее и большие расходы. Об этом часто забывают. Не все финансовые средства, которые генерирует ИГИЛ, идут на террор. Как у государства у ИГИЛ есть расходы, например, на поддержание инфраструктуры, а также на зарплаты и медицинское обеспечение. Как бы плохо все это ни выглядело в ИГИЛ, но перечисленные пункты являются все же затратами, на которые надо идти. Поэтому, возможно, не стоило удивляться только что названной сумме в один миллиард американских долларов.
— Но ИГИЛ все еще занимается торговлей, прежде всего нефтью. Кто вообще покупает у террористической организации? Почему эту торговлю не остановят?
— Торговля нефтью в прошлом году сильно сократилась по сравнению с 2014 годом. Это объясняется тем, что с 2015 года Глобальная коалиция, то есть возглавляемое США сообщество государств, принимающих участие в борьбе против ИГИЛ, очень агрессивно действует против этой нефтяной структуры. Они целенаправленно атаковали нефтеперерабатывающие заводы и автоцистерны с нефтью. Большая часть нефти потребляется в собственном государстве, то есть большое количество нефти продается также и собственному населению. Остаток продается на соседние территории, в другие области, подконтрольные повстанцам, в Турцию, а также в Курдистан. И, конечно, также и в сирийские районы, контролируемые войсками Асада.
— Как это возможно, что режим Асада может покупать нефть у своего противника, у ИГИЛ?
— Речь идет об экономике войны. Там действуют беспринципные контрабандисты, которые зарабатывают этой торговлей хорошие деньги. Между прочим, нефть продает не само «Исламское государство». ИГИЛ принадлежит только нефтепроизводство, но «Исламское государство» продает лицензии лицам, которые тем самым получают право на собственный бизнес с нефтью. ИГИЛ во многих случаях не интересуется тем, где в конечном итоге окажется нефть. И все-таки было бы большим упрощением говорить о том, что режим Асада с помощью закупок нефти поддерживает ИГИЛ.
— Существуют ли частные лица или даже государства, которые оказывают финансовую поддержку ИГИЛ?
— Они, безусловно, были еще до 2013 года. Предшествующие организации в начале 2000-х годов в Ираке с большой долей вероятности получали средства из стран Персидского залива. Особенно с 2011 по 2013 год многие группы, которые сражались против режима Асада, получали деньги. Их борьба против Асада считалась частью шиитско-суннитского конфликта с Ираном. Однако следует сказать, что после провозглашения халифата многие из тех, кто в странах Персидского залива поддерживали ИГИЛ, испугались. Они увидели, что ИГИЛ будет опасен и для них. Многие потом не захотели иметь ничего общего больше с халифатом. За годы с 2014 по 2016 мы не смогли найти никаких твердых подтверждений того, что ИГИЛ все еще получает деньги из стран Персидского залива.
— Вы только что привели доказательства плохого финансового положения ИГИЛ. Означает ли это, что ИГИЛ сможет сам себя финансировать лишь в том случае, если он будет расширять подвластную ему территорию на Ближнем Востоке?
— Да, из-за того, что подвластная территория настолько сильно сократилась, драматически ухудшилась и финансовая ситуация в ИГИЛ. Битва за Мосул является для этого хорошим примером. Если ИГИЛ вновь потеряет Мосул и тот перейдет к иракскому правительству, то это стало бы жестоким ударом для ИГИЛ. Мосул прежде всего город, который приносит самый большой доход путем сбора налогов. Потеря Мосула могла бы только усугубить плачевное финансовое положение «Исламского государства».
— То есть у ИГИЛ дела плохи.
— В ходе нашего исследования мы действительно смогли доказать, что ИГИЛ — глубокий финансовый кризис. То, что еще в 2014 году было бесплатным, как, например, медицинское обеспечение или школьные учебники, население должно теперь оплачивать. Кроме того, содержание боевиков сократилось на 50%.
Можно ли говорить в этой связи о скором падении халифата?
— Да, на основной территории, то есть в Сирии и в Ираке. Ведь вся деловая модель ИГИЛ базировалась на его постоянном расширении. Грабительская экономика только тогда имеет смысл, когда расширяется подвластная территория. Однако у ИГИЛ сейчас совсем другая ситуация.
— Окажет ли этот финансовый кризис влияние на террористические операции в Европе?
— Нет. Террористические акты в Европе в большинстве своем финансировались самими террористами. К тому же они не были столь затратными. Парижские теракты в ноябре 2015 года стоили менее 20 тысяч евро. Они также финансировались не непосредственно ИГИЛ, а с помощью мелкой криминальной поддержки на местах. Так, например, Анис Амри (Anis Amri) не получал никакой прямой поддержки от «Исламского государства», теракт на Брайтшайдплатц скорее финансировался торговлей наркотиками и кражами.
— То есть, несмотря на то, что ИГИЛ сокращается на Ближнем Востоке, на Западе все же остается опасность?
— Да, во всяком случае, в ближайшей перспективе на последующие пять лет. Но может получиться и так, что ИГИЛ на долгую перспективу потеряет свою привлекательность. По причине территориальных и финансовых потерь утопия исламского теократического государства может рухнуть. И все же многие террористы в восторге от него. В связи со своим кризисом ИГИЛ уже велит, чтобы террористы оставались в Европе и там боролись за дело «Исламского государства».
Петер Нойманн — политолог и эксперт по исламистскому террору. С 2008 года он является директором «Международного центра по изучению радикализма» в Королевского колледжа Лондона.
