В эту среду в России праздник. Но этот праздничный день отмечают каждый год. Международный женский день проходит с цветами, шампанским и конфетами. Ничто не говорит о том, как 100 лет назад проходили события, в корне изменившие страну и давшие новое направление развитию мировой истории. Ни государственных актов, ни речей, ни молчаливой памяти.
8 марта 1917 года (или 23 февраля, согласно календарю, который использовался тогда в царской России) по центру столицы, которая в то время называлась Петроград, проходили бастующие рабочие. После того, как к протесту присоединились также и солдаты, царь неделю спустя был вынужден отречься от престола.
Таким образом, закончилась тысячелетняя монархия и трехсотлетие господства дома Романовых. Восемь месяцев спустя, когда не было ясно, кому принадлежала власть, Временному правительству или Совету рабочих, ее захватили большевики Ленина.
Якобы мироточащий бюст царя
Сто лет после этих двух революций страна не знает, что делать с этим наследством. Россия Владимира Путина с гордостью отмечает (вероятно) великие времена, будь то время Романовых или время большевиков. То, что в свое время одни герои уничтожали других, является дилеммой для сегодняшних идеологов. В их политико-историческом тигеле выплавляется хрупкий сплав ностальгии по Советскому Союзу и великорусской царской безвкусице.
В то время как историки в России и мире проводят конференции, посвященные юбилейному году, российская общественность воспринимает юбилей преимущественно как ряд странных событий и скандальчиков вместо того, чтобы проводить настоящие дебаты. Последней сенсацией явилось волнение, вызванное бюстом Николая II, выставленным в прошлом году в Крыму, бюст якобы мироточил. Это настоящее чудо, с восхищением в глазах утверждала парламентарий Наталья Поклонская во время телеинтервью на прошлой неделе.
Бывшая прокурор Крыма из Симферополя, которая в сентябре была избрана в Государственную Думу от кремлевской партии «Единая Россия», хочет, чтобы это явление было истолковано как предзнаменование: «Наши властители поддерживают нас. Они умерли за то, чтобы снова сделать Россию большой и цветущей страной. Это наш долг». Специально созданная комиссия РПЦ должна была между тем в четверг разочаровать всех, веривших в чудо: слезы были не настоящие.
В конце января член фракции Единой России уже однажды вызвал раздражение своим толкованием революции. Заместитель председателя Думы Петр Толстой заявил с возмущением, что те, кто сегодня выступают против передачи Исаакиевского собора в Петербурге православной церкви, являются «внуками и правнуками тех, кто разрушал наши храмы, выскочив из-за черты оседлости с наганами в 1917 году».
Чертой оседлости называлась область на западе царской империи между Балтийским морем и Черным морем, где с конца XVIII века имели право селиться евреи. Сегодня, по словам Толстого, они, «работая в разных других очень уважаемых местах — на радиостанциях, в законодательных собраниях, продолжают дело своих дедов».
Не только Федерация еврейских общин России нашла в словах парламентария «открытый антисемитизм». Толстой напротив защищался, утверждая, что лишь люди «с больным воображением и не знающие истории своей страны» могут так истолковывать его слова.
Путинская Россия, собранная из осколков противоречивой идеологии
В течение семидесяти лет День Великой Октябрьской Революции был главным праздничным днем, когда социалистическая империя праздновала миф своего создания. В честь каждого юбилея переименовывались улицы и площади страны. Улица Пятидесятилетия Октября, площадь 55-летия Октября, парк 60-летия Октября.
Когда в 1987 году юбилей в последний раз отмечался с размахом, на горизонте замаячил конец социалистического государства. После этого воцарилось молчание. Были учреждены новые праздничные дни, но ни День Конституции, ни День России даже близко не подошли к тому значению, которое имел их предшественник.
И вот круглая дата вынуждает российское общество опять спорить с прошедшим, отношение к которому пока еще не определено. Нужно ли гордиться силой и величием Советского Союза и печалиться по поводу их потери? Или скорее объявлять траур по миллионам людей, пожертвовавших своими жизнями ради идеи? Может быть даже дать волю некоторому негодованию из-за разрушений и преступлений? Все это прямо ведет к вечному русскому вопросу: кто виноват? Слабый царь? Разругавшиеся либералы? Или все-таки большевики?
Поиск ответа является таким актуальным, потому что новая Россия Владимира Путина собрана из осколков противоречивой идеологии, утверждает историк и публицист Виталий Дымарский. «Это смесь консерватизма, либерализма и большевизма. Государственная власть не может решить, что является самым важным в этом хаосе идей».
Лишь в конце декабря прошлого года президент Владимир Путин издал указ «о подготовке к проведению мероприятий в связи со столетием революции 1917 года». Это было, по крайней мере, слишком поздно для того, чтобы отметить февральскую революцию. Но эта революция вызывает мало симпатии, потому что, по мнению многих, она устранила истинного самодержца Николая II, ослабила государство и предала его загранице. Лишь большевики, как считают многие, снова создали сильное государство.
Консервативные круги, как констатирует историк Юрий Пивоваров, представляют Февраль как результат заговора буржуазии, масонов и английских шпионов, как работу пятой колонны. Пивоваров преподает историю и политологию в московском университете имени Ломоносова, самом уважаемом высшем учебном заведении страны.
Некоторые сравнивают февральскую революцию с украинским восстанием на Майдане. Пивоваров говорит: «Даже мои студенты считают, что 1917 год был цветной революцией», намек на то, как российское руководство определяло восстания в Грузии в 2003 году и на Украине в 2004. В соответствии с этим и арабская весна была заговором Запада с целью свергнуть режимы и навязать арабским странам чужие правила.
«Большинство в России даже не знает о революции 1917 года», — говорит Пивоваров. Еще хуже дела обстоят с другими годовщинами, о которых даже и речи нет: «2017 год в восьмидесятый раз является годовщиной Великого террора. Об этом не говорит никто. Никто не говорит и о сталинских чистках в Красной Армии, жертвами которых в 1937 году стали самые способные командиры. Как можно вспоминать и судить об этом, не упомянув террора и крови?»
Российская историческая наука использует между тем понятие Великой русской революции, которая охватывает период с начала 1917 года и до конца гражданской войны в 1921 году. Проблематичный концепт, считает Пивоваров, потому что «в массе событий исчезают различные вопросы».
Поэтому политическая история Кремля ориентируется скорее на скромную максиму: революции — это плохо. Все, что сделало Россию сильной, великой и независимой, — хорошо, не обращая внимания на то, были ли это Романовы или коммунистический диктатор Сталин. Государственность и преемственность государственности играют центральную роль в российском взгляде на историю, считает Николаус Катцер, руководитель Немецкого исторического института в Москве: «Спасение государства от анархии — правильный мотив».
По воле Кремля вопросы вины и дебаты об ошибках или даже уроках политики и истории не играют никакой роли. В своем послании Федеральному собранию Путин говорил, что уроки истории важны в первую очередь для примирения, для укрепления общественного, политического и гражданского единства. «Недопустимо тащить расколы, злобу, обиды и ожесточение прошлого в сегодняшнюю жизнь, спекулировать на трагедиях», — подчеркнул Путин.
По словам президента, есть фигуры, которые в собственных интересах и интересах других спекулируют на трагедиях, которые практически коснулись каждой семьи в России, независимо от того, на какой стороне баррикад находились предки российских граждан.
Памятник примирения в Крыму
Комиссия, образованная по указанию президента, подготавливает празднование «Дня примирения», который будет отмечаться в ноябре. Проходит конкурс на создание Памятника примирения. Он должен быть установлен в Крыму.
Там в 1920 году Красная Армия полностью разбила войска белых. «Цель примирения состоит в том, чтобы привести эти противоположные силы под одну патриотическую крышу», — говорит Катцер. Так революция станет бело-красной. «Обе стороны в свое время и по-своему хотели возродить империю. Белые хотели реституцию, а красные сделали это».
