300 лет назад, когда Петр I прибыл во Францию, чтобы поучиться у французов тому, как модернизировать свою страну, а также исследовать геополитическую выгоду, которую он мог бы извлечь из альянса с Парижем на фоне Англии, Швеции и Австрии, пытавшихся помешать его амбициям в Восточной Европе, не было ни Твиттера, ни камер. Но документальные свидетельства и картины, некоторыми из которых смогли полюбоваться Эммануэль Макрон и Владимир Путин в понедельник, 29 мая, после уникальной во всех отношениях встречи в Версале, позволяют создать представление об этом удивительном путешествии, формализовавшем дипломатические отношения между Францией и Россией.
Уже тогда вырисовывался эскиз знаменитого франко-российского тылового альянса, который окончательно воплотится в конце 19-го века. В своей «Истории России» Вольтер с оживленным интересом смотрит на эту страницу истории. Читая его, мы узнаем о ненасытной любознательности и смирении царя-модернизатора, страстного поклонника Европы, который уже побывал в Голландии и Англии в 1698 году, работая в голландских доках, чтобы осуществить потом свой замысел о создании русского флота. Знаменитый философ эпохи Просвещения рассказывает о том, как Петр посетил могилу Ришелье. Увидев его надгробие, царь «в восторге», по словам Вольтера, бросился к статуе почившего кардинала, обнял ее и воскликнул: «О великий муж, дал бы я тебе половину государства моего, чтобы научиться у тебя управлять другою!»
Этот эпизод, а также встреча русского великана с семилетним Людовиком XV, которого он даже поднимал на руки, свидетельствуют, что франко-российские отношения сформировались отнюдь не вчера. История теплых отношений между Францией и Россией началась уже давно, ее укрепляли взаимные интеллектуальные влияния, которые, как известно, принесли в Москву идеи французской Революции, а потом революция в России, в свою очередь, укрепила слепую страсть французской интеллигенции к советскому коммунизму. Русские писатели настолько любили наш язык, что даже писали на нем, а наши философы живо интересовались не всегда просвещенным деспотизмом русских царей. Наши политические модели — значение государства, централизация, вопрос империи — представляют удивительное сходство в методах. Одним словом, историческая глубина культурных и исторических связей остается важнейшим фоном нашей дипломатической политики в отношении Москвы.
Вопрос состоит в том, чтобы понять, принесет ли какой-либо результат его уважительное отношение к «постоянной», но, по сути, бескомпромиссной России. Когда его предшественники (и Де Голль, в том числе) хвастались, что они занимаются реальной политикой, они бросили все силы в «котлован ценностей», безуспешно пытаясь придать отношениям стратегическую глубину, о которой они мечтали. Перед лицом страны, разговаривающей на языке силы, устрашающей своих соседей и без лишних размышлений пытающейся оседлать антизападный национализм, позиция, которую необходимо занять, продолжает вызывать множество вопросов: на эту головоломку было потрачено уже слишком много чернил, она расколола французское общество. «В окружении президента Макрона — много сторонников России, будем надеяться, что они знакомы не только с Советским Союзом», — иронически отметил Владимир Путин в понедельник, 29 мая, намекая, что существующая атмосфера холодной войны была ошибкой стран Запада, а не результатом действий России.
Президент Макрон, которого не назовешь простаком, как будто думает, что, навязывая в самом начале отношения силы, он сможет призвать Путина к прагматизму. И он не ошибается. Но он не должен забывать, что, в отличие от Петра I, желавшего европеизировать Россию, царь 21-го века стремится, скорее, русифицировать Европу, представив ей альтернативный путь по сравнению с западными демократиями, о немощи и закате которых он постоянно говорит. Безусловно, этот дискурс скрывает зияющие слабости российской модели, подрываемой отсутствием свободы, коррупцией и бегством элит из страны. Однако во Франции, которая побаивается беспомощности, он нашел своих сторонников. Для Макрона отношения с Москвой станут также внутриполитической задачей.
