Политика большой дубинки, которую судя по частым заявлениям второй половины двадцатого века правительство США сочло себя обязанным проводить как на американском континенте, так и на Ближнем Востоке, куда сегодня обращено все внимание мира, в настоящее время является предметом тщательного изучения историков, которые располагают доступом к источникам и всеми силами стремятся не нарушить профессиональной этики. Киссинджер (дорогой Генри) был большим мастером обосновывать наиболее сомнительные вмешательства США различием между «агрессивным тоталитаризмом» и «другими правительствами» (как у Луиса Бандейры), под эту теорию подпали Аргентина, Никарагуа, Гватемала, Чили, Уругвай, режим Персии, да и в оправданиях, связанных с защитой прав человека, тоже недостатка не было. Призывом к политике достоверности считается — и, полагаю, справедливо — выдвинутое Конгрессом США после вопроса с Чили требование предоставлять ежегодный отчет о нарушениях прав человека и наладить работу служб по правам человека и гуманитарным вопросам.
Когда мы говорим об избавлении политической функции подлинности от полупрозрачного покрова фантазии, кажется, уместно вспомнить — хотя безупречность фактов неизбежно нарушается самой информацией о них — попытки Картера, еще в его бытность кандидатом на пост президента от Демократической партии, пересмотреть сильно пострадавшую от советской пропаганды внешнюю политику «не только с точки зрения арсенала, но и в плане идейного благородства». Таким образом, миротворец, прекрасно понимающий природу мусульманских движений, в высшей степени сознательно заявил, что «мир — это не просто отсутствие войны. Мир — это принятие мер по ликвидации международного терроризма. Мир — это непрерывные усилия, направленные на защиту прав человека. Мир есть проверенное сочетание силы и доброй воли. Мы будем молиться за мир и хотим работать на благо мира до тех пор, пока навсегда не избавим все народы от угрозы ядерного уничтожения» (1976).
Между тем кажется еще менее допустимым добавлять, что они могут предоставлять вооружение собственного военно-промышленного комплекса — концепция, которая не является следствием горького признания Эйзенхауэра в его знаменитой прощальной речи. Эту новость едва ли проигнорируют аналитики прошлых войн, но она не всегда вписывается в приветливое определение проецируемого мира. И не может служить эффективным предупреждением Северной Корее, которая провела запуск новой ракеты в тот момент, когда президент произносил свою речь. Также ошибочным кажется представление о том, что активное использование элементов религиозной веры в подготовке террористов не является основной причиной серьезной опасности мусульманского терроризма. Взаимный обмен мнениями, какого ожидали от совещания стран-членов НАТО, крайне необходим, однако перед лицом реальности, новым болезненным проявлением которой стал теракт в Манчестере, сопровождавшийся негодованием британцев по поводу сотрудничества со спецслужбами США, принимать риск таким, какой он есть, а не просто заниматься распределением финансовых затрат представляется более мобилизующей тактикой.
Грозящая всему миру опасность, которая соединила в себе чрезмерное распространение ядерного оружия и анархический терроризм, безусловно, требует того, чтобы концепция «единого мира» не была совокупностью нелепых критериев бизнес-управления, что в сложной ситуации, которую сегодня переживает мир, является неприемлемой версией полупрозрачного покрова фантазии.
