Редакция «Украинской правды» получила этот текст от министра внутренних дел Украины Арсена Авакова. Мы публикуем его полностью без изменений, поскольку считаем, что в данном материале высказаны важные мысли, требующие дискуссии в украинском обществе.
* * *
«Война — всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени»
(Томас Манн)
2017 год. Украина. Гибридная война.
Постмайданный синдром, военная агрессия, вызванная ею тяжелая экономическая ситуация в стране…
Сегодняшнюю украинскую ситуацию — и внешнюю и внутреннюю — следует оценивать именно в терминах гибридной войны. И, совершенно очевидно, что по своей внутренней сути фактор «гибридной войны» имеет внешнее измерение.
Эта ситуация воплощается у нас в более чем непростой феномен «гибридного общества». Общества, для которого все более значимой повседневной компонентой является гибридная война. Вольно или невольно, прямо или косвенно — но это так!
Гибридная война воплощается не только в реальные боевые действия, погибших и раненых. Гибридная война входит в нашу жизнь постоянным токсичным присутствием в политико-информационном, социально-экономическом и психо-эмоциональном полях нашей действительности.
Все, конечно, наблюдали за самыми яркими за последнее время проявлениями гибридных действий. Прошлогодний «крестный ход», «бессмертный полк» этого года и десятки похожих ситуаций, оставшихся вне поля зрения широкой публики. Пограничное манипулятивное телевещание, блокады, псевдопатриоты, фейковые «народные» политические силы, управляемые извне, и мощный поток фейковых формирующих новостей… Все это имеет своей глубинной целью внести «жесткую» (силовую) составляющую фактора «гибридной войны» в украинское общество и политикум.
К счастью, у наших правоохранительных органов и спецслужб оказалось достаточно воли и профессионализма, чтобы не допустить реализацию инициированных такими внешне «богоугодными действами» сложных провокационных «многоходовок» с достаточно тяжелыми для Украины последствиями. Но потери все равно есть — наша сила созидания серьезно ослаблена ведущимися против нас гибридными действиями.
Однако, в целом успешное противодействие как гибридным пиковым попыткам дестабилизации ситуации, так и регулярным фоновым атакам — ставит всех нас перед очевидной необходимостью — «играть на опережение». A la guerre comme a la guerre. Мы просто обязаны научиться не только оперативно реагировать, не только превентивно продуманно действовать, но и — что гораздо важнее — готовиться к восприятию следующего за гибридной войной гибридного мира.
Гибридная война рано или поздно закончится. Однако уже порожденные, и все еще порождаемые ею проблемы социального плана никуда не уйдут. Скорее наоборот — они войдут в качестве значимых составляющих в специфический феномен «гибридного мира», с которым жить украинскому обществу придется еще очень долго.
Социально-административную подготовку к изнанке «гибридного мира» нужно даже не начинать, а полноценно вести уже сейчас!
Прежде всего, следует обратить внимание на порождаемый гибридной войной феномен деструкции — как на индивидуальном/психологическом уровне, так и на уровне коллективном/социальном.
Этот общественный феномен проявляется, прежде всего, в рисках тяготения к простым решениям, основанным на упрощенных дихотомиях «хорошее-плохое», «правильное-неправильное», «выгодное-невыгодное».
Но можем ли мы в текущей ситуации позволить себе такую бескомпромиссную роскошь черно-белого зрения?
Социологи уже фиксируют в массовом сознании нашего общества стремление решать проблемы максимально простыми и силовыми способами. Эти обманчиво «простые» и быстрые способы, которые зачастую предлагают левые и правые популисты, ни в коей мере не могут дать желаемый результат.
Более того, грядущее за такими ошибочными действиями — человеческое разочарование и фрустрация по ниспадающей спирали может разрушить наше общество и нашу страну.
Стремление, склонность общества к такого рода «простым» решениям всегда возникает на фоне недоверия к действующей власти, к текущим ее шагам и решениям, определяющим повседневный ритм жизни страны. И тут многоствольной канонадой на сознание и без того шокированного и травмированного войной и непростой экономической ситуацией человека — обрушивается град негатива. «Зрада», «все пропало», и «ничего нет вокруг позитивного и хорошего» — вот ключевое оружие врага, разрушающего веру и терпение украинца, на очень непростом пути перемен…
С этой разрушающей атакой негатива, деструкцией, солидаризуются своими поступками и действиями немалый отряд политических негодяев. Некомпетентность и стяжательство этих субъектов, зачастую обосновавшихся в ядре власти — добавляет топлива и снарядов для деструктивных вражеских машин разрушения веры в гармоничное будущее человека на Украине…
Как бороться с этой ключевой гибридной угрозой? Чудовищной угрозой, основанной на тяге к упрощению и разрушению, через утрату веры в созидание и в возможность и существование позитивного движения к лучшему?!
Это ключевой вызов современности для каждого из тех, кто думает о будущем Украины.
Я уже говорил, и повторю еще раз:
Популизм ведущих политических сил способствует фрустрации населения — завышенные ожидания и разочарование от недостаточной их реализация в реальности — яд, который методично отравляет всех нас. Этому способствуют как политики, находящиеся при власти, так и оппозиционные силы.
Фрустрация — источник агрессии. Особенно в том случае, когда населению рассказывают, как все плохо, но не предлагают действенных вариантов решения проблем. Таких доморощенных и заезжих мессий у нас — пруд пруди. Да еще всему, что способствует разрушающему самоедству и фрустрации — активно помогает реальный наш враг, ведущий против нас войну.
В этой ситуации жизненно важны — торжество здравого смысла и диктатура реальных постулатов выживания и развития. Постулатов тяжелых, не популярных, не красивых, не ведущих тех, кто их провозглашает, к вершинам власти или богатства. Постулатов правильных. Таких, при реализации которых мы охнем от тяжести предстоящего пути, но будем точно знать, что ЭТО нас выведет к состоянию процветающего общества и мы будем жить в счастливой и успешной стране…
Нам, каждому в отдельности и всем вместе — нужно это пройти — трансформировать сознание и действия. Надо определить свою позицию и ориентироваться на тех, кто созидает, на конкретные результаты и четкие реальные планы.
* * *
Отдельно хочу остановиться на одном, возможно частном, но чрезвычайно значимом и к сожалению масштабном факторе общей деструкции сознания в результате гибридной войны — поствоенном ветеранском синдроме.
С каждым днем идущей войны все больше появляется людей, обожженных боевыми действиями, со смещенными ценностными категориями — людей, которым легко перейти грань этических норм и применить силу, а то и оружие.
К феномену деструкции, присутствующему в обществе, вплотную примыкает, фактически переплетаясь с ним, как раньше бы сказали «вьетнамский/афганский синдром» — а теперь украинский поствоенный ветеранский синдром.
Нам, украинцам, больше знаком «афганский синдром», но не как медицинская или точнее медико-социальная проблема общества, а в виде трагичных историй жизни родных, друзей, знакомых… Советские «афганцы» зачастую не смогли найти себе достойное место, вернувшись с войны, на которую их «никто не посылал»… Наркомания, суицид, агрессивное поведение, конфликтность, разрушенные семьи, разрушенные судьбы…
По доступной, явно неточной, советской статистике, через военный конфликт в Афганистане прошло 546 тысячи 255 человек — примерно 0,2 % населения СССР. Никаких программ по реабилитации и социальной адаптации тогда не проводилось.
«Афганский синдром» остался частной трагедией каждой отдельной «советской афганской семьи». Для нас важно обратиться к опыту преодоления «вьетнамского синдрома» в США — который был признан на государственном уровне.
В течение десяти лет после окончания Вьетнамской войны 62 тысячи бывших американских солдат покончили жизнь самоубийством (в мирное время), а к 1988 году эта цифра превысила 100 тысяч. (Для сравнения, по данным Пентагона, во время самой Вьетнамской войны общие боевые потери США составили 47 тысяч 378 человек, небоевые потери — 10 тысяч 799 человек, 153 тысячи 303 человека получили ранения и увечья, а 2 тысячи 300 человек считаются пропавшими без вести). Таким образом, количество самоубийств (совершенных!) — почти равно половине суммарной численности ВСЕХ потерь во время боевых действий.
«Вьетнамский синдром» является характерным и, пожалуй, наиболее изученным и осмысленным прикладным примером характерного «посттравматического стрессового расстройства» (ПТРС), проявившимся в массовом масштабе (те или иные проявления посттравматического синдрома наблюдались у 30% ветеранов Вьетнамской войны во Вьетнаме) и ставшим для США полноценной социальной проблемой общегосударственного значения.
Проблема «Вьетнамского синдрома» была признана в США на государственном уровне, для ее решения разрабатывались широкие и хорошо финансируемые программы реабилитации.
Согласно открытым источникам, общий бюджет программ реабилитации людей, пострадавших от «вьетнамского синдрома» составляет 4 миллиарда долларов. Однако до сих пор каждый военный конфликт, в котором принимают участие военнослужащие США, приносит в общество проблему посттравматического стрессового расстройства.
По официальной статистике в 2005 году покончили с собой 6256 ветеранов, в 2012 — около 6,5 тысяч ветеранов, и еще 349 случаев суицида было зафиксировано среди действующих военных. (Для сравнения, боевые потери составили 295 человек) По состоянию на 2008 год на учете в Департаменте по делам ветеранов США состояло 12 тысяч бывших солдат, пытавшихся покончить с собой. Департаментом в июле 2007 года создана горячая линия для помощи тем американским ветеранам, которые задумываются о самоубийстве. Бюджет проекта составил 2,9 млн долларов. Ежедневно в телефонную службу поступает около 250 звонков. Только за первый год функционирования этой «горячей линии» психологи предотвратили 1221 самоубийство ветеранов. Согласно социологическому исследованию, проведенному американским институтом RAND в 2008 году каждый пятый солдат, отслуживший в Ираке или Афганистане, страдает от посттравматического синдрома и склонен к самоубийству. Исследователи из государственного университета Портленда установили, что ветераны иракской и афганской кампаний США совершают самоубийства в два раза чаще остальных американцев.
Как обстоит дело на Украине — спустя три года после начала войны?
По состоянию на середину июня 2017 — 280,5 тысячи человек имеют статус участников боевых действий. Это только те, кто оформил документы официально, то есть, далеко не все. Но даже так, это уже почти 0,7 % населения страны, включая младенцев и стариков.
Общепризнанный международный стандарт по военным конфликтам — 90-95% участников боевых действий впоследствии имеют медицинские (связанные с нервной системой) и социальные проблемы, а около трети диагностируется посттравматический синдром, результатом которого нередко бывают самоубийства.
По данным военной прокуратуры, на начало июня 2017 зарегистрировано около 500 случаев самоубийств участников антитеррористической операции после возвращения из зоны боевых действий.
По информации Международного правозащитного центра «Ла страда Украина», уже в 2015 году количество обращений членов семей участников АТО с жалобами на бытовое насилие увеличилось в восемь раз.
С точки зрения наличия поствоенного синдрома, необходимо учитывать сотни тысяч вынужденно перемещенных лиц и тех, кто остается на оккупированных территориях в зоне боевых действий. То есть, в группе риска находится в несколько раз больше людей!
Например, по мнению психологов, после теракта 11 сентября посттравматический стрессовый синдром с большей или меньшей интенсивностью был отмечен почти у 70% жителей Нью-Йорка. Через полгода эта величина упала до 30% (не считая, конечно, членов семей погибших). До сих пор немало людей по-прежнему испытывают чувство тревоги, подавленности, плохо спят и полностью утратили радость беззаботного существования. У них это состояние сохранилось и даже закрепилось.
Симптомы постстрессового синдрома (повышенная тревожность, потеря концентрации, утрата радости жизни, депрессия вплоть до суицида) у переживших Спитакское землетрясение в 2013 году возвратились и усилились в 30% случаев через 3-5 лет. Само землетрясение длилось всего 30 секунд.
На Украине три года идет гибридная война и когда она закончится, признание и преодоление последствий военного посттравматического синдрома, как среди ветеранов, так и среди мирных жителей — станет одним из ключевых вызовов гибридного мира.
Для преодоления украинского эквивалента «вьетнамского синдрома», усугубленного национальной спецификой, разработаны и действуют программы социально-психологической и социально-экономической помощи. Однако, пока это в основном ведомственные программы, которые решают проблемы преимущественно на индивидуальном или внутриведомственном уровне, но «выносят за скобки» проблему в целом.
Требуется комплексная, целостная программа на государственном уровне, направленная на минимизацию негативных последствий «поствоенного синдрома» как социального явления. Необходимо понимание и признание, что эта проблема является глобальной проблемой Украинского общества.
Есть забытая максима, что «война заканчивается только тогда, когда похоронен ее последний солдат». Эта более чем справедливая в гуманитарно-историческом плане максима, пожалуй, имеет свое продолжение: в общественном плане: война заканчивается лишь тогда, когда социально адаптируется ее последний солдат.
* * *
Гибридная война является фактом нашей жизни и должна быть осознанна, принята и учтена всеми: каждым гражданином и государственными институтами, со всеми своими особенностями, рисками и угрозами. Осознание этого факта, противодействие факторам гибридной войны — требует мужества, отваги и бдительности каждый день и от каждого от нас.
Очень важно уже сейчас готовиться к будущему гибридному миру, который в свою очередь принесет с собой новые невиданные до сих пор вызовы и риски.
Украине и каждому из нас предстоит первыми научиться жить в этом новом мире, понять его найти в нем свое место.
Но еще до этого нам предстоит пережить сложнейший переходный период, выстоять на труднейшем этапе восстановления страны и души, всем вместе преодолеть постстрессовый синдром этой войны.
Я отметил два главных деструктивных фактора, которые, по моему мнению, обществу и каждому из нас следует преодолеть: деструкция, порождающая фрустрацию и военный посттравматический синдром.
Однако, наверное, можно сказать и так: это один и тот же деструктивный посттравматический синдром, только выражается он по-разному.
Если мы думаем о будущем, если ответственны перед грядущим поколением украинцев — нам сегодняшним, находящимся в состоянии гибридной войны — нужно думать о СТРАТЕГИИ гибридного мира.
Она шире того, что упомянуто в этом тексте — и нам надлежит ее сформулировать, выписать и принять (если хотите — общественным договором) уже сейчас, опираясь на весь интеллект страны.
Будущее должно быть заложено в настоящем!
