Побывавший с визитом в Москве и Вашингтоне министр Европы и иностранных дел отметил формирование точек сближения, которые должны помочь положить конец войне в Сирии. Как бы то ни было, он считает невозможным нахождение выхода из конфликта вокруг Башара Асада.
Занимавший при прошлом президенте пост министра обороны Жан-Ив Ле Дриан (Jean-Yves Le Drian) продолжает рассматривать борьбу с терроризмом в качестве приоритета своей деятельности. В первом интервью с момента вступления в должность министр Европы и иностранных дел рассказывает Le Monde о стоящих перед ним задачах.
Le Monde: Ваш дипломатический курс станет продолжением существовавшего при прошлом президенте, или вы собираетесь двинуться в ином направлении?
Жан-Ив Ле Дриан: Я против резких перемен. Я служу эффективной и прагматичной дипломатии, как того хочет президент Республики. В этом — мой «бренд». В международном плане мы стремимся утвердить сильную и целеустремленную Францию в трех основных областях.
Прежде всего, это защита и безопасность наших граждан перед лицом угрожающего нашей стране терроризма, который уходит корнями в разгоревшиеся в нашем непосредственном окружении кризисы. Кроме того, защита касается и вопроса климата. Далее, в экономике нам нужна целеустремленная Франция, которая в силах отстаивать свои интересы и проявить себя на новых рынках. Франция должна стать более привлекательной, и в экономическом плане задачей дипломатии будет использование возможностей, которые откроют начатые главой государства реформы для повышения конкурентоспособности. Наконец, сильная и целеустремленная Франция должна быть влиятельной. Это касается ее представления и культуры, защиты наших ценностей. Все это, разумеется, связано и с переосмыслением Европы.
— Приоритетом названа «Европа, которая защищает». Как можно выстроить европейскую оборону с 27 странами, которые обладают настолько разными интересами и стратегическими взглядами?
— Европейцы постепенно осознают, что им нужно быть в состоянии самостоятельно обеспечить свою безопасность. Это проявилось как на саммите НАТО в Брюсселе, так и на недавнем заседании Европейского совета. Тут произошел настоящий качественный скачок по направлению к общей обороне с формированием европейского оборонного фонда в 500 миллионов евро (первый подобного рода случай), утверждением подготовительных действий, то есть совместной научно-исследовательской работы в оборонной сфере, и общим финансированием развертывания тактических группировок. Все это — значительные подвижки, грамотную реализацию которых нам необходимо обеспечить вместе с министром обороны.
— Как бы то ни было, у нас нет с Германией ни общих правил задействования войск, ни сравнимых вооруженных сил…
— Речь идет не о формировании европейской армии, а о подтверждении нашей готовности обеспечить нашу безопасность. У каждого из государств-членов есть своя история и традиции относительно правил применения силы. Мы предпринимаем необходимые шаги для обеспечения хотя бы минимума совместных действий.
Когда я в последний раз побывал в Гао в Мали еще министром обороны, то летел в немецком боевом вертолете. Еще пять лет назад подобное было бы просто немыслимо. После терактов 13 ноября 2015 года европейцы решили применить статью 42-7 Лиссабонского договора, которая подразумевает задействование их сил вместе с французскими. Это стало важнейшим моментом в осознании опасностей, с которыми нам всем вместе придется иметь дело. Сейчас все начинает приобретать конкретный облик с этими соглашениями.
— Вашингтон утверждает, что сирийский режим готов вновь пустить в ход химическое оружие. Это «красная линия» для президента Франции, который говорил о возможных ударах со стороны Парижа, даже в одиночку. Это действительно так?
— Если применение химического оружия задокументировано, и мы убеждены, что можем точно назвать ответственных, тогда можно начинать действовать. Позиция президента по этому вопросу была предельно четкой. Кроме того, это говорит об очередном намеренном нарушении соглашения 2013 года о ликвидации сирийского химического арсенала, которое было подписано в том числе под эгидой России.
— Президент говорил о повороте во французской дипломатии, повторив ваши слова: «ИГ (запрещенная в России террористическая организация — прим.ред.) — наш враг, Асад — враг сирийского народа». Это вы убедили его в этом?
— Это его собственное восприятие ситуации. Мы — вдвойне реалисты. Реализм заключается в том, что мы не ставим уход Башара Асада предварительным условием переговоров. Кроме того, реализм — это сомнения в том, что вокруг него может сложиться решение конфликта. Мне сложно представить, как миллионы людей, которые бежали из страны или были выдворены из нее, могут вернуться обратно, если ничего не изменится.
— А что говорят ваши российские партнеры?
— Вы слышали, чтобы в России утверждали, что Башар Асад — это будущее Сирии?
— Башар Асад — союзник в борьбе с терроризмом?
— Лично я не видел ничего в подтверждение такого мнения.
— Война с ИГ в Сирии и Ираке близится к победе?
— Все значительно продвинулось вперед. Мосул, столица самопровозглашенного халифата, был освобожден иракской армией. Наступление поддерживаемых коалицией сил на сирийскую столицу движения Ракку позволяет сильнее сжать тиски. Таким образом, эта борьба приносит плоды, несмотря на риск отступления и рассеивания джихадистских боевиков по всему региону Евфрата.
В то же время переговоры по политическому урегулированию конфликта, который унес за шесть лет более 360 тысяч жизней и породил миллионы беженцев, не могут продвинуться. Наша безопасность будет обеспечена в полной мере только в том случае (не считая поражения ИГ), если мы положим конец царящему в Сирии хаосу. Необходимо предпринять шаги, чтобы сдвинуть процесс с мертвой точки.
Существует ряд принципов, которые мы предлагаем для возобновления политического и дипломатического процесса по Сирии. Первый — это борьба со всеми проявлениями терроризма. Второй — категорический запрет на применение и производство химического оружия. Третий — обеспечение раздачи в Сирии гуманитарной помощи всем, кто в ней нуждается. Четвертый — политическое решение с охватом всех сирийских сил и при поддержке ООН, в частности постоянных членов Совбеза и стран региона.
На этих основах нужно строить формирование зон деэскалации, по которым была достигнута договоренность в Астане, задействовать все возможности для диалога и запустить переходный процесс с участием всех, кто поддерживают эти принципы.
— Могла бы Франция принять участие в астанинском процессе?
— Мы можем работать со всеми, кто поддерживает относительно простые принципы, которые были оглашены президентом Республики в ходе визита президента Путина в Версаль. Я передал это моему коллеге Сергею Лаврову по просьбе президента. Я придерживаюсь точно такого же курса со всеми нашими значимыми партнерами по Сирии.
— Франция неизменно поддерживала диалог с Россией, но не добилась никаких результатов. Почему сейчас ситуация изменится?
— Что нужно сделать, чтобы стабилизировать Ливию? Поддержать маршала Хафтара?
— Как мне кажется, это очень серьезный вопрос: в Ливии нарастает риск для безопасности на фоне самой разной контрабанды и даже торговли людьми. Миграционный путь через центральное Средиземноморье вновь вышел на первый план, а у нас нет государственных партнеров в Ливии. Мириться с таким положением дел нельзя.
Еще в 2014 году я открыто говорил о том, что ИГ может утвердиться в Ливии. Так и случилось. Периметр действий ИГ в Ливии был сокращен, в частности вокруг Сирта, Дерны и Бенгази, но джихадисты рассредоточились, и угроза остается. Ливийское государство полностью развалилось, и сегодня необходимо восстановить все его структуры. После назначения на эту должность я уже побывал в Тунисе, Алжире и Египте, а в скором времени отправлюсь в Италию, чтобы обсудить этот вопрос и прийти к договоренности.
Основой должно остаться подписанное в Схирате соглашение (заключено в декабре 2015 года под эгидой ООН, позволило сформировать правительство национального единства Фаиза Сараджа — прим. ред.), однако его структуру необходимо изменить под эгидой ООН и под патронажем соседних государств. Как и премьер-министра Сарадж, генерал Хафтар (оспаривает власть находящегося в Триполи правительства Фаиза Сараджа — прим. ред.) является частью решения. В любом случае, Франция не может сидеть сложа руки, а Ливия является приоритетом для главы государства.
— По Украине президент Республики заявил, что потребуется найти другие решение помимо Минских соглашений, если те не дадут результатов через несколько месяцев. Что это означает?
— В настоящий момент альтернативы Минскому процессу нет. Сегодня никто, ни Россия, ни Украина, не представляет себе иной форум. Поэтому мы считаем чрезвычайно важным продвижение этого процесса, пусть и небольшими шагами. Сейчас важно, чтобы обе стороны сделали необходимые шаги, чтобы были позитивные сдвиги вроде обмена пленными, реального отвода тяжелого оружия от линии соприкосновения, обоюдного признания документов, отказа от блокады с одной стороны и от экспроприации с другой.
Необходимо сдвинуть процесс вперед сейчас, до начала очередной встречи «Нормандской четверки» при содействии нейтрального наблюдателя в Лице ОБСЕ.
— Сохраняется ли консенсус по европейским санкциям в отношении России?
— Да. Но всем участникам стоит напомнить, что санкции могут быть отменены, если процесс пойдет вперед. Сейчас ничего подобного нет. На Украине нужны акты политической воли.
— Не подрывает ли вашу уверенность тот факт, что Дональд Трамп не стал публично заверять членов НАТО в готовности применить статью 5 (предполагает автоматическую солидарность в случае нападения на одного из членов — прим. ред.) в ходе майской поездки в Брюссель?
— Выполнение статьи 5 является обязательным для США, раз они подписали Североатлантический договор. Кроме того, единственный раз статья 5 задействовалась после терактов 11 сентября. В Брюсселе Трамп придерживался довольно жесткой линии и отметил два главных момента: он отказался от категоричных высказываний по поводу устарелости НАТО и потребовал от европейцев вложить больше средств в собственную безопасность, что нам, французам, тоже кажется желательным.
— Дональда Трампа пригласили на парад 14 июля на Елисейских полях. Чего вы от него ожидаете?
— На 2017 год приходится столетняя годовщина вступления США в Первую мировую войну на стороне Франции. Я очень рад тому, что американские войска смогут пройти парадом по Елисейским полям и что президент США принял приглашение главы государства. Это прекрасный способ подчеркнуть связывающую две наших страны историю.
Мы — союзники США с момента провозглашения их независимости. У нас могут быть разногласия, как сейчас по изменению климата, однако мы тесно сотрудничаем по важнейшим для наших государств вопросам, таким как борьба с терроризмом. Надеюсь, эти конструктивные отношения сохранятся и в будущем.
— Существуют ли возможности надавить на США по климату?
— Прежде всего, нужно ускорить ратификацию государствами обязательств, которые те взяли на себя в ходе Парижской конференции. Я поднимаю этот вопрос с собеседниками по всему миру. Три европейских страны все еще не ратифицировали договоренность. В США же существует внутреннее давление со стороны губернаторов, мэров и глав предприятий, которые заявили, что будут придерживаться условий климатического соглашения, тогда как нам необходимо убедить президента Трампа. Наконец, Франция будет работать для достижения новых подвижек в этом ключевом для будущего нашей планеты вопросе.
— Если судить по выступлению Трампа в Рияде, он занял крайне агрессивную позицию по Ирану, назвав его источником дестабилизации и терроризма. Франция придерживается такого же мнения?
— У нас есть требования к Ирану. Первое — это неукоснительное и доскональное исполнение обязательств по нераспространению ядерного оружия. Пока что здесь претензий нет. Второе касается нашего беспокойства по поводу испытаний баллистических ракет в Иране. Это самые трудные моменты в наших отношениях. Что касается всего остального, Иран — великая страна, которая заслуживает уважения, но должна в обмен вести себя конструктивным образом в региональном окружении: Тегерану следует в полной мере уважать территориальную целостность и суверенитет соседей. Что касается терроризма, с ним нужно бороться повсюду, независимо от его происхождения.
— У Франции сложились близкие отношения с Катаром, а также с Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами. В чем причина серьезного кризиса между этими государствами?
— Этот регион имеет стратегическое значение для Франции, и у нас сложились тесные партнерские связи с рядом стран. У нас даже есть оборонные соглашения с Кувейтом, ОАЭ и Катаром. Мы считаем, что этот кризис наносит ущерб всем странам Персидского залива. Они заинтересованы в том, чтобы покончить с ним, и в этом наша позиция предельно прозрачна.
Прежде всего, необходимо бороться со всеми формами поддержки терроризма, что входит в сферу ответственности стран Персидского залива, как в коллективном, так и индивидуальном порядке. Далее, урегулирование кризиса должно осуществляться в рамках Совета сотрудничества государств Персидского залива, а не путем внешних вмешательств. В этой связи мы поддерживаем посреднические усилия эмира Кувейта. Наконец, мы полагаем, что странам Персидского залива следует пойти по пути снятия напряженности. Раскол не играет им на руку.
— В воскресенье в Бамако будет официально начата работа антитеррористической группы G5 «Сахель». Как бы то ни было, Совет безопасности отказался взять на себя какие-либо обязательства по ее финансированию. Создает ли это проблему?
— Я очень рад наблюдать формирование этой совместной группы. Мы всегда говорили, что безопасность региона должны обеспечивать сами африканцы. Не стоит недооценивать этот этап. Единогласно принятая Совбезом резолюция была необходима для придания легитимности этой группе и облегчения европейского финансирования. О поддержке со стороны ООН будет говориться в докладе генерального секретаря, который будет представлен в октябре в Совете безопасности под председательством Франции.
— Должна ли эта группа стать заменой ооновской миссии в Мали или силам «Бархана»?
— В настоящий момент G5 «Сахель» включает в себя по батальону от каждой страны при все еще недостаточном уровне снаряжения. Нужно способствовать усилению группы. Она в первую очередь предназначена для обеспечения безопасности границ, в частности в зонах, где действуют террористические группы. Она занимается борьбой с терроризмом. Содействие ей является приоритетом для французской операции «Бархан».
— До какого момента оно будет продолжаться?
— Пока окончательно не наступит мир.
— Это может занять немало времени…
— Когда мы начали вмешательство в 2013 году, нам противостоял территориальный и военизированный терроризм, который занял северную часть Мали и создал угрозу для южной. Сейчас этот терроризм стал оппортунистским и непостоянным, однако угроза с его стороны вновь возросла после формирования Группы поддержки ислама и мусульман вокруг Ийяда Аг Гали, который смог объединить разрозненные группы. Это повлекло за собой осознание ситуации в странах региона и вызвало у них готовность вступить в борьбу с терроризмом. Для противодействия этому новому типу терроризма нужно получить возможность нанести удар по финансированию и, в частности, по наркоторговле.
— В ваших публичных заявлениях вы редко упоминаете вопросы развития и прав человека. Они не имеют большого значения?
— Как раз наоборот, они крайне важны. Тем не менее я стремлюсь к эффективности, а не к громким словам. Так, например, на встрече с президентом Египта ас-Сиси я открыто подниму ряд тем и назову имена людей, чья судьба вызывает у нас беспокойство. В то же время мои комментарии в прессе подчиняются требованиям эффективности. Что касается развития, это тоже ключевой вопрос, который станет осью моих действий. Урегулировать кризис в Сахеле невозможно одними лишь военными средствами.
