Транслировавшееся на прошлой неделе по France 3 четырехчасовое интервью Оливера Стоуна (Oliver Stone) с Владимиром Путиным отражает основные моменты внешней политики российского лидера. Он — вовсе не коварный злодей, как его описывают на Западе, а выступает за равновесие сил, так как только оно может обеспечить безопасность в мире.
Документальный фильм Стоуна был единогласно облит грязью в США и даже назван возмутительным рядом французских СМИ. По сути все те, кто выступал за вмешательство в Ираке в 2003 году и в Ливии несколькими годами спустя (американские консерваторы и французские леваки вроде Бернара-Анри Леви), просто не могут принять тот факт, что США и Западу в целом свойственны империалистическая риторика и поведение под прикрытием демократии и прав человека. Дестабилизация государств во имя свободы всегда была всего лишь проявлением американского стремления к мировому господству. Путин регулярно отмечает это в своих интервью и на пресс-конференциях: 60 миллиардов долларов на российскую оборону против 600 миллиардов на американскую…. Россия становится полезным врагом для оправдания столь высоких расходов, поскольку борьба с суннитским исламистским терроризмом не может сравниться с холодной войной прошлого века, которая породила безумную гонку вооружений.
Что бы ни думали о том воинственные русофобы, международный образ Путина станет значительно лучше. Он выступает за безопасность, баланс военных сил и дипломатию, стремится к прагматизму и не отвечает (приобретенная со временем мудрость) на западные провокации. Дело в том, что в странах свободной прессы единогласно отрицательное отношение к нему равнозначно пропаганде. Ситуация играет Путину на руку, потому что Трамп был избран президентом США и уже превратился в катастрофу на международном уровне. Он стал марионеткой Саудовской Аравии и ОАЭ и, наверное, сам того не понимая, сделал возможным нынешний кризис в Персидском заливе вокруг Катара. Учитывая его прямые и яростные обвинения в адрес Ирана (причем, здесь не прослеживается ни малейших нюансов, хотя иранский народ проголосовал на выборах и, следовательно, не полностью находится в заложниках у теократического режима), чей военный бюджет намного меньше аравийского (Рияд занимает в этом плане третье место в мире, уступая Китаю и обходя Россию), становится ясно, что он не готов идти на уступки главному союзнику Тегерана.
Что бы ни думали по этому поводу «непокорные» подписчики Médiapart, этот аспект французской политики имеет огромное значение.
В гуманитарном плане итоги политики Саркози и Олланда обернулись катастрофой: погибшие в результате терактов во Франции, сопутствующие жертвы авиаударов за границей, утонувшие в Средиземном море «мигранты»… При Олланде министр Ле Дриан налаживал связи и подписывал контракты с теми, кто сейчас перекрыл кислород Катару (в первую очередь Саудовская Аравия и Египет) и требует закрыть телеканал «Аль-Джазира», хотя он играет огромную роль для арабского населения множества стран. При Макроне он едет в Москву на встречу с российским коллегой…. В интервью Le Figaro президент отметил следующее: «Я уважаю Владимира Путина. У нас состоялась с ним конструктивная беседа». Параллельно с этим он выступил с критикой Олланда, для которого «свержение Башара Асада было предварительным условием для всего». В той же самой беседе французский лидер прошелся по американским и французским неоконсерваторам, подчеркнув, к каким последствиям ведет дефицит реализма в международной политике: «Демократия не творится извне, без ведома народов».
Приглашение Трампа на парад 14 июля становится в некотором роде ловушкой для Трампа со стороны Макрона: после крепкого рукопожатия президент США оказывается на втором плане рядом с молодым коллегой…
Макрон, без сомнения, будет пытаться нащупать равновесие между Трампом и Путиным, но если первый продолжит вести себя неразумно, он сделает выбор в пользу разума. Понятное дело, в таком случае на него обрушится критика с указаниями на шовинизм, гомофобию, подавление свободы прессы и оппозиционных движений в России. При этом шовинизм Трампа проявляется куда ярче, только никто не приписывает его всем американцам. Что касается гомофобии, она едва ли хуже расизма в США, который пустил настолько глубокие корни в обществе, что смешанные браки все еще кажутся там чем-то немыслимым. В этой связи Путин несколько раз напоминает Оливеру Стоуну, что понятие «россиянин» вовсе не подразумевает какую-либо четкую этническую или религиозную принадлежность. Путин ведет борьбу с исламизмом, воздерживаясь при этом от исламофобских высказываний. По его словам, за неимением возможности установить в стране полную политическую свободу, он стремится сократить социально-экономическое неравенство. В США, стране свободы, подобных попыток не видно.
Такие культурные (и даже идеологические) различия двух великих стран во многом объясняют их противостояние после холодной войны: американцы не понимают, почему россияне не перенимают их идеал свободы. Эти различия, наверное, связаны с передаваемыми в семейном кругу ценностями: упор на свободе в одном случае и на равенстве в другом. Это делает два понятия непримиримыми, хотя во Франции с ними все обстоит иначе. В книге «Разнообразие мира» (La diversité du monde), Эммануэль Тодд (Emmanuel Todd) пишет: «Китай и Россия проводят активную политику ассимиляции, называя китайцами и россиянами завоеванные коренные племена». В то же время основанному на абсолютной личной свободе англосаксонскому миру (Великобритания, США, Канада, Австралия, Новая Зеландия) свойственно применять на практике «более или менее официальные формы апартеида». В начале века Тодд уже написал «После Империи» (Après l'Empire), и сейчас этот момент, судя по всему, становится все ближе при Трампе (Империю охватывает паранойя) и на фоне еще большей непоследовательности во внешней политике, чем при Буше-младшем. Насытившиеся саудовскими контрактами США, как ослепленный циклоп, попросту не могут понять главные мировые вопросы сегодняшнего и завтрашнего дня. Вплоть до климата: Путин принимает во внимание эту проблему, а Трамп отмахивается от нее.