В последние месяцы тревожные перспективы правления администрации Трампа превратились в тревожную реальность, и я решил связаться с философом Ноамом Хомским, который своими работами, выступлениями и общественной деятельностью более полувека бросает вызов американской и мировой политической системе и делится непревзойденными по своей глубине наблюдениями. Представленная здесь беседа прошла в форме обмена сообщениями по электронной почте, и длилась два месяца. Профессор Хомский был крайне занят, но благодаря нашим прежним интеллектуальным беседам он любезно уделил мне время для этого интервью.
Профессор Хомский — автор многочисленных книг политической тематики, которые стали бестселлерами и переведены на множество языков. К последним его произведениям относятся «Гегемония или борьба за выживание», «Недееспособные Штаты Америки», «Надежды и перспективы», «Хозяева человечества» и «Кто правит миром?» С 1976 года он является почетным профессором Массачусетского технологического института.
Джордж Янси: В условиях политического момента «пост-правды» и усиления авторитаризма, свидетелями чего мы стали при президенте Трампе, какую общественную роль, на ваш взгляд, может сыграть профессиональная философия в критической оценке этой ситуации?
Ноам Хомский: Нам надо проявлять осторожность, чтобы не стрелять из пушек по воробьям. В этом моменте «пост-правды» столько абсурда, что лучшая реакция на нее — это насмешка. Вот очень уместный пример, прозвучавший в комментарии сатирика Стивена Кольбера. Республиканский законодательный орган штата Северная Каролина в ответ на научное исследование, в котором прогнозируется опасный подъем уровня моря, запретил местным органам власти и ведомствам штата разрабатывать правила и составлять документы для решения этой проблемы. Кольбер в ответ на это сказал: «Блестящее решение. Если наука дает результат, который вам не нравится, примите закон, который объявляет такой результат противозаконным. И проблема решена».
В целом, именно так администрация Трампа решает важнейшие проблемы выживания организованной человеческой жизни: запрещая нормативные положения, исследования и даже дискуссии об угрозах окружающей среде и о бегстве к краю пропасти наперегонки (ради краткосрочной прибыли и власти).
— В этом отношении мне кажется, что Трамп немного похож на самоубийцу.
— Естественно, высмеивать недостаточно. Необходимо отвечать на озабоченности и мнения тех, кто страдает от обмана, или кто не признает характер и значимость этих вопросов по каким-то иным причинам. Если под философией мы подразумеваем вдумчивый и аргументированный анализ, тогда она способна давать ответы на такие вопросы, но не за счет противодействия «альтернативным фактам», а посредством изучения и прояснения того, что поставлено на карту, какой бы ни была рассматриваемая проблема. Кроме этого нам нужны действия, действия безотлагательные и целенаправленные, по всем доступным нам направлениям.
— Когда я изучал философию в Питтсбургском университете, где моей специализацией была традиция аналитической философии, мне было непонятно, каков смысл философии, кроме разъяснения идей и концепций. Но я придерживался точки зрения Маркса, что философия способна изменить мир. Каково ваше мнение насчет того, что философия способна изменить мир?
— Мне не очень понятно, что имел в виду Маркс, когда он писал: «До сих пор философы лишь различным образом объясняли мир; но дело заключается в том, чтобы изменить его». Хотел ли он сказать, что философия способна изменить мир, или что философы должны заняться более приоритетной задачей по изменению мира? Если Маркс имел в виду первое, то тогда он видимо подразумевал философию в широком смысле этого слова, включая туда анализ общественного порядка и идей о том, что надо менять и как. В таком широком смысле философия может сыграть определенную и даже очень важную роль в изменении мира. И философы, включая приверженцев традиции аналитической философии, предпринимали такие попытки в своих философских трудах и в своей общественной жизни. Известный пример тому — Бертран Рассел.
— Да. Рассел был философом и интеллектуальным общественным деятелем. Как в этом плане вы бы могли охарактеризовать себя?
— Честно говоря, я об этом не думал. Я занимаюсь той работой и деятельностью, которая мне кажется важной и увлекательной. Часть ее попадает в эти категории в их обычном понимании.
— Бывают времена, когда человеческие страдания кажутся невыносимыми. Вы очень много говорите о страданиях в мире. Как вы можете, наблюдая все это, сохранять силы, чтобы двигаться дальше?
— Быть свидетелем этого — достаточно сильный мотив, чтобы двигаться дальше. Нет ничего более вдохновляющего, чем наблюдать за тем, как бедные и страдающие люди, живущие в условиях несравненно худших, чем мы, продолжают тихо и скромно вести свою мужественную и целеустремленную борьбу за справедливость и достоинство.
— Если бы вас попросили назвать две или три формы политических действий, которые необходимы при режиме Трампа, что бы вы упомянули? Я спрашиваю об этом, потому что наше время кажется невероятно безнадежным и репрессивным.
— Не думаю, что все так мрачно. Вспомните об успехе Берни Сандерса во время избирательной кампании; это самая примечательная особенность выборов 2016 года. Нет ничего удивительного в том, что шоумен-миллиардер при серьезной поддержке СМИ (в том числе, либеральных, пришедших в восторг от его чудачеств и доходов от рекламы, которые он им обеспечил) стал кандидатом от ультрареакционной Республиканской партии.
А вот кампания Сандерса коренным образом отличалась от политической истории США за последние сто лет. Обширные исследования политологов, особенно Томаса Фергюсона (Thomas Ferguson), убедительно показывают, что выборы очень часто покупаются. Например, одни только расходы избирательного штаба — это весьма надежный показатель электорального успеха. А поддержка корпоративной власти и частных состояний является практически необходимым предварительным условием даже для участия в политической борьбе.
Кампания Сандерса показала, что претендент с относительно прогрессивной программой (по сути дела, это был «Новый курс» по примеру Рузвельта) может быть выдвинут кандидатом от партии, и может даже победить на выборах, причем без финансовой и иной поддержки крупных спонсоров и средств массовой информации. Есть немало оснований полагать, что Сандерс мог выиграть номинацию, если бы не махинации партийных аппаратчиков Обамы-Клинтон. Сегодня он является самым популярным политическим деятелем в стране, намного опережая остальных.
Порожденная его штабом активность начинает проникать в электоральную политику. При Бараке Обаме Демократическая партия практически разваливалась на местном уровне и на уровне штатов, но ее можно возродить и превратить в прогрессивную силу. Это значит, что необходимо восстановить наследие «Нового курса» и продвинуться гораздо дальше вместо того, чтобы бросать рабочий класс на произвол судьбы и превращаться в клинтоновских «новых демократов», которые более или менее напоминают тех, кого раньше называли умеренными республиканцами. Это та категория, которая в основном исчезла с политической арены со сдвигом обеих партий вправо в неолиберальный период.
Такая перспектива вряд ли реальна, но попытки пойти в этом направлении можно объединить с активностью прямого участия прямо сейчас, поскольку это остро необходимо для противодействия законодательной и исполнительной работе республиканской администрации, которую часто скрывают за бахвальством и громкими заявлениями человека, который является номинальным руководителем.
На самом деле, существует много способов борьбы с проектом Трампа по созданию крошечной Америки, которая изолирована от мира, дрожит от страха за возведенными ею стенами и проводит внутреннюю политику в манере [спикера палаты представителей] Пола Райана (Paul Ryan), представляющего самое варварское крыло республиканского истэблишмента.
— Каковы самые серьезные проблемы, стоящие перед нами?
— Самые важные вопросы, требующие решения, это угрозы нашему существованию: климатические изменения и ядерная война. Что касается первого вопроса, то республиканское руководство в блестящей изоляции от остального мира почти единодушно стремится уничтожить все наши шансы на достойное существование. Это резкие слова, но здесь нет никакого преувеличения. На местном и государственном уровне можно заключить важное соглашение по противодействию этому злокачественному проекту.
Что касается ядерной войны, то действия в Сирии и на российской границе создают очень серьезную угрозу конфронтации, которая способна спровоцировать войну, что совершенно немыслимо. Далее, чрезвычайную опасность представляют действия Трампа по реализации обамовских программ модернизации ядерных сил. Как мы недавно узнали, модернизированные ядерные силы США существенно ослабят ту тонкую нить, на которой держится наше выживание. Этот вопрос был серьезно обсужден в очень важной статье, появившейся в марте в журнале Bulletin of the Atomic Scientists (Бюллетень ученых-атомщиков), которая должна была на длительное время стать главной новостью первых страниц. Авторы статьи, а это очень авторитетные аналитики, отмечают, что программа модернизации ядерного оружия повысила «общую поражающую способность американских баллистических ракет примерно в три раза». Они заявляют: «Эта программа создает именно то, чего можно ожидать, если ядерное государство намерено обрести возможности для ведения ядерной войны и победы в ней за счет разоружения противника внезапным первым ударом».
Значимость этого предельно ясна. Это означает, что в случае кризиса, а их сегодня слишком много, российские военные могут сделать вывод, что в отсутствие надежных сил сдерживания единственной надеждой на выживание становится первый удар, который всех нас приведет к гибели.
— Звучит пугающе.
— В такой обстановке гражданские акции могут остановить чрезвычайно опасные программы. Граждане могут также вынудить Вашингтон заняться поиском дипломатических решений, которые существуют, вместо того, чтобы едва ли не рефлекторно прибегать к силе и принуждению в других районах, таких как Северная Корея и Иран.
— Ноам, вы продолжаете свою важную борьбу с несправедливостью. Что порождает в вас это чувство социальной справедливости? Есть ли какие-то религиозные мотивы, которые влияют на вашу борьбу за социальную справедливость? Если нет, то почему?
— Никаких религиозных мотивов, причем по веским причинам. Религиозными мотивами можно обосновывать буквально любые действия, которые выбираешь, от приверженности величественным идеалам до поддержки самых ужасных зверств. В священных текстах мы можем найти вдохновенные призывы к миру, справедливости и милосердию, но в той же канонической литературе есть отрывки с самыми злобными воззваниями. Руководствоваться надо совестью, в какую бы обертку мы ее ни заворачивали.
— Вернемся к теме невыносимых человеческих страданий. Что вы можете порекомендовать мне для рассказа моим студентам, чтобы они прониклись теми страданиями, которые выпали на долю многих, и которые гораздо страшнее всего того, что приходится пережить им? Многие студенты думают только о том, чтобы получить диплом, а страдания в мире их зачастую очень мало заботят.
— Я подозреваю, что те, кто не замечает страдания — как поблизости, так и в самых отдаленных уголках — по большей части не знают о них, а может, они ослеплены доктриной и идеологией. Им надо формировать критическое отношение к догматам веры, как светской, так и религиозной, надо развивать свою способность сомневаться, исследовать, анализировать, смотреть на мир с позиций других людей. И такая возможность у них есть всегда, причем поблизости, везде, где они живут. Это и бездомный, дрожащий от холода и просящий мелочь на пропитание, и многое, многое другое.
— Я высоко ценю и поддерживаю ваше мнение о сочувствии к страданиям других, которые находятся рядом. Возвращаясь к Трампу, я полагаю, что вы считаете его совершенно непредсказуемым. Я определенно так считаю. Надо ли нам в данный момент и в текущей обстановке опасаться обмена ядерными ударами любого рода?
— Надо, и такие опасения наверняка существуют не только у меня. Пожалуй, самый выдающийся человек из числа тех, кто выражает такие опасения, это Уильям Перри (William Perry), один из ведущих ядерных стратегов современности, много лет проработавший в высших органах ядерного планирования и накопивший богатый опыт. Он сдержан и осторожен, и не расположен к преувеличениям. Он вернулся на публичную сцену, и сегодня настойчиво и убедительно говорит о том, что его пугают серьезные и постоянно усиливающиеся угрозы, а также нежелание людей прислушаться к ним и задуматься. По словам Перри, «сегодня опасность ядерной катастрофы в той или иной форме намного выше, чем в годы холодной войны, но большинство людей находится в блаженном неведении, не подозревая о такой опасности».
В 1947 году Бюллетень ученых-атомщиков начал печатать знаменитые Часы Судного дня, показывая, сколько осталось до полуночи, то есть, до всеобщего уничтожения. В 1947 году аналитики установили на часах время без семи минут двенадцать. В 1953 году, когда США и СССР взорвали водородные бомбы, они перевели стрелку на две минуты до полуночи. С тех пор она колеблется, но никогда не доходит до опасной точки. В январе, вскоре после инаугурации Трампа, эта стрелка была установлена в точке две с половиной минуты до полуночи, то есть, ближе всего к ядерной катастрофе с 1953 года. Но на сей раз ученые учитывали не только усиливающуюся угрозу ядерной войны, но и твердую решимость республиканцев ускорить гонку к экологической катастрофе.
Перри прав, говоря о своих страхах. Мы все должны страшиться, не в последнюю очередь из-за человека, держащего палец на кнопке, и из-за его помощников, живущих в сюрреалистическом мире.
— Но несмотря на свою непредсказуемость, Трамп пользуется серьезной поддержкой. Откуда такое подобострастное почтение?
— Не знаю, можно ли называть это подобострастным почтением, поскольку у меня есть причины для сомнений в этом. Например, кто составляет эту базу поддержки? Большинство — это довольно состоятельные люди. У трех четвертей доход — выше среднего. У одной трети доход — более 100 тысяч долларов в год, и они входят в первые 15% по показателям личного дохода. А еще среди его сторонников первые шесть процентов тех, у кого только школьное образование. В подавляющем большинстве это белые, в основном пожилые, а поэтому у них издавна больше привилегий.
Как отмечает Энтони Димаджио (Anthony DiMaggio) в своей работе, основанной на тщательном анализе доступной информации, избиратели Трампа — это обычно типичные республиканцы с «элитарными и реакционными общественными взглядами, выступающие в поддержку корпораций», а также «состоятельная и привилегированная часть общества, которая лишилась части своих привилегий после экономического краха 2008 года» и оказалась в довольно тяжелом экономическом положении. Средние доходы у нее с 2007 года снизились почти на 10%. А еще есть крупный сегмент верующих протестантов и сторонники превосходства белой расы, чьи расистские и женофобские взгляды глубоко укоренились в США.
Большинству представителей этого лагеря Трамп и наиболее грубое крыло республиканского истэблишмента близки по своим взглядам и отношениям, хотя если мы обратимся к конкретным политическим предпочтениям, то появятся более сложные вопросы.
Часть сторонников Трампа происходит из промышленного сектора, который на протяжении десятилетий игнорировали обе партии. Многие из сельской местности, где случился отраслевой кризис и резко выросла безработица. Многие голосовали за Обаму, поверив его обещаниям о перспективах и переменах, но быстро разочаровались и в отчаянии повернулись в сторону своего отъявленного классового врага, почему-то надеясь на то, что этот формальный лидер придет им на выручку.
Еще одно соображение — это нынешняя информационная система, если можно использовать такую фразу. Для многих сторонников Трампа источниками информации являются Fox News, радиобеседы и прочие распространители альтернативных фактов. Разоблачения правонарушений и нелепостей Трампа, вдохновляющие либеральное общественное мнение, они с легкостью воспринимают как нападки коррумпированной элиты на защитника простых людей, хотя на деле он является их циничным врагом.
— Какую роль здесь играет отсутствие критического интеллекта, который философ Джон Дьюи (John Dewey) считал очень важным для демократического общества?
— Можно задать другие вопросы о критическом интеллекте. По мнению либералов, политическим преступлением века, как его порой называют, является вмешательство России в американские выборы. Последствия этого преступления не поддаются определению, в отличие от серьезных последствий вмешательства корпоративной власти и частного капитала, которое считается не преступлением, а обычным механизмом демократии. Здесь мы даже не ведем речи об американском «вмешательстве» в зарубежные выборы, в том числе, в российские, потому что оно до смешного неэффективно, о чем известно любому, кто хотя бы поверхностно знаком с новейшей историей.
— Это определенно свидетельствует о противоречиях нашей нации.
— Неужели российские хакерские взломы важнее того, что мы здесь обсуждаем, например, республиканской кампании по уничтожению условий для существования организованного общества, которая проводится наперекор всему миру? Или и без того страшной угрозы всеистребляющей ядерной войны? Или даже вполне реальных, но менее значительных преступлений, таких как инициатива республиканцев, лишающая миллионы людей здравоохранения и выгоняющая беспомощных людей из домов престарелых на улицу ради дальнейшего обогащения корпораций и капиталистов, поддерживающих Великую старую партию? Или демонтажа ограниченной системы правового регулирования, созданной для ослабления последствий финансового кризиса, который фавориты республиканцев вполне могут повторить? И так далее.
Легко осуждать тех, кого мы ставим на противоположную сторону какого-нибудь раскола, но гораздо важнее уяснить, что мы выиграем, оказавшись с ними на одной стороне.
Джордж Янси — профессор философии Университета Эмори, автор книг «Черные тела, белые взгляды» (Black Bodies, White Gazes), «О гонке: 34 беседы во время кризиса» (On Race: 34 Conversations in a Time of Crisis) и редактор книг «Преследуя Трейвона Мартина» (Pursuing Trayvon Martin) и «Наши чернокожие сыновья это важно» (Our Black Sons Matter).
