Влиятельные российские и китайские лидеры на саммите Группы G20 в Гамбурге в конце этой недели будут сравнивать свои подготовленные рабочие материалы и координировать свои подходы к президенту Дональду Трампу. Обе стороны заявляют о том, в какой степени улучшились в последние годы отношения между этими двумя странами, тогда как председатель КНР Си Цзиньпин посетил Москву на пути в Гамбург для участия в работе группы G20. Однако теперь речь идет не просто о туманных фразах — за этой риторикой достаточно реального содержания.
Независимо от того, полностью или не полностью официальный Вашингтон оценивает постепенные — но глубокие — изменения в треугольнике отношений Америки с Россией и Китаем за последние десятилетия, очевидно, что Соединенные Штаты превратили себя в проигравшего.
Прошли те дни, когда Ричард Никсон и Генри Киссинджер искусно использовали китайско-советский конфликт, настраивая эти две страны друг против друга и добиваясь уступок от каждой из них. Медленно, но верно это стратегическое уравнение стало заметно меняться, а само китайско-российское сближение свидетельствует о тектоническом сдвиге, явно происходящем в ущерб Соединенным Штатам, действия которых и способствуют сближению этих стран.
Однако сегодня мало признаков того, что влиятельные американские политики обладают достаточным опытом и умственными способностями для понимания новой реальности, а также важных последствий для свободы действий Соединенных Штатов. Еще менее вероятно, что они в состоянии оценить то, как эти новые связи будут выглядеть на земле, на море и в воздухе.
Вместо этого администрация Трампа, следуя по тому же пути, что и администрации Буша и Обамы, действует самонадеянно и с ощущением оправданности предпринимаемых шагов: она подвергает ракетному удару Сирию и сбивает сирийский самолет, устраивает шумиху по поводу Украины, а также направляет военные корабли к берегам Китая.
Однако следует учитывать следующее: возможно, уже в ближайшее время Китай будет способен бросить вызов «интересам Соединенных Штатов» в Южно-Китайском море или даже в Тайваньской проливе, и все это будет происходить на фоне американо-российских столкновений в небе над Сирией или конфронтации на Украине.
Отсутствие опыта или интеллектуальных способностей — это, возможно, слишком щедрая интерпретация. Более вероятно то, что поведение Вашингтона представляет собой смесь обычной наивной концепции исключительности и постоянного влияния американского военного лобби — Пентагона и других игроков глубинного государства (deep state) — и все эти составляющие нацелены на то, чтобы не допустить любого ослабления напряженности в отношениях с Россией или Китаем. В конечном итоге возбуждение страха в отношении России или Китая является испытанным методом для обеспечения строительства нового авианосца или какой-либо другой дорогостоящей системы вооружений.
Все почти как в прежние времена, когда американские военные получали такой бюджет, который позволял им вести войны на многочисленных фронтах одновременно. Вот что произошло в течение последних нескольких недель:
— Эсминец USS Stethem с управляемыми ракетами на борту в воскресенье зашел в 12-мильную зону одного из Парасельских островов (Трайтон) в Южно-Китайском море, права на который выдвигает Китай. Министерство иностранных дел Китая незамедлительно назвало эти действия «серьезной политической и военной провокацией».
— На прошлой неделе Соединенные Штаты объявили о продаже Тайваню вооружений на сумму 1,4 миллиарда долларов, ввели санкции в отношении одного китайского банка за его сделки с Северной Кореей, а также назвали Китай главным незаконным торговцем людьми.
— 20 июня президент Дональд Трамп опубликовал снисходительное по своему тону сообщение в Twitter, в котором говорилось о том, что Китай предпринял неудачную попытку сдержать ядерную программу Северной Кореи: «Это не сработало. По крайней мере, мне известно о том, что Китай попытался это сделать» (В течение многих веков Китай имел неудачный опыт со снисходительностью Запада).
Общая озабоченность: противоракетная оборона
Накануне своего приезда в Москву Си дал интервью российскому новостному агентству ТАСС, в котором он сфокусировал свое внимание на противоракетной обороне — то есть на вопросе, который особенно значим для Владимира Путина. Си сосредоточил свое внимание на размещении Соединенными Штатами в Южной Корее элементов системы Высотной зональной противоракетной обороны на театре военных действий (THAAD). Он назвал эти шаги Вашингтона «нарушающими стратегический баланс в этом регионе» и угрожающими интересам в области безопасности всех его стран, включая Россию и Китай.
Си также подтвердил, что Пекин настоятельно призывает Вашингтон и Сеул перестать оказывать военное давление на Северную Корею. Он даже выразил надежду на то, что новый президент Южной Кореи будет действовать более благоразумно, чем его предшественница, согласившаяся с этим размещением, что заставило Север еще больше беспокоиться по поводу возможного нанесения превентивного удара (В ходе состоявшегося в феврале нынешнего года онлайного семинара профессор Джей Джей Су (J.J. Suh) и я обсудили THAAD в исторической перспективе, относящейся к созданию противоракетных систем).
Менее месяца назад Путин и Си встретились в столице Казахстана Астане на полях саммита Шанхайской организации сотрудничества. Тогда Путин заявил, что предстоящая двусторонняя встреча (в настоящее время она проходит в Москве) будет «важным событием в двусторонних отношениях».
«Конечно, как повелось по нашей традиции, мы используем любую возможность для того, чтобы встретиться, поговорить о наших двусторонних отношениях и международной повестке дня», — подчеркнул он.
Если китайско-российская «традиция» применима к событиям, происходившим более 30 лет назад, то Путин явно преувеличивает. Так было далеко не всегда. Полувековая ретроспектива переменчивых российско-китайских отношений свидетельствуют о том, что они идут по непростому пути. Но еще более важно то, что их сегодняшняя близость вряд ли испарится в ближайшее время.
Подобно подземным геологическим пластам, медленно движущимся под поверхностью Земли, изменения с масштабными политическими последствиями могут происходить настолько медленно, что будут незаметны до землетрясения. Когда я был главным аналитиком ЦРУ по китайско-российским отношениям в 1960-е годы и в начале 1970-х годов, у меня было выгодное положение для наблюдения за тем, как появлялись все новые признаки интенсивной враждебности между Россией и Китаем, а также за тем, как Никсон и Киссинджер, в конечном итоге, смогли воспользоваться этим в интересах Вашингтона.
Претензии этих двух соседних азиатских государств включали в себя требования относительно воссоединения территорий — Китай требовал возвращения 1,5 миллиона квадратных километров территории в Сибири, отобранных у Китая на основании «неравноправного договора» 1689 года. Это привело к нескольким вооруженным столкновениям в 1960-е и 1970-е годы на границе в районе реки, на острова которой претендовали обе стороны.
В конце 1960-х годов Россия увеличила свои вооруженные силы на границе с Китаем с 13 до 21 дивизии. К 1971 году их число возросло до 44, и китайские лидеры стали видеть в лице России более непосредственную угрозу, чем в лице Соединенных Штатов, которые в 1950-е годы вели борьбу против китайских вооруженных сил в ходе войны в Корее. Вашингтон отказывался признать на дипломатическом уровне коммунистическое правительство этой страны и продолжал поддерживать иллюзию относительно того, что находящийся на Тайване Чан Кайши продолжает оставаться законным правителем Китая.
В 1971 году Генри Киссинджер посетил Пекин в ходе подготовки визита президента Ричарда Никсона — он состоялся в следующем году, нарушив тем самым существовавшую ранее традицию. За этим последовали весьма изобретательные дипломатические шаги под управлением Киссинджера и Никсона, цель которых состояла в следующем: воспользоваться тем страхом, который Китай и СССР испытывали в отношении друг друга, а также тем императивом, который заставлял каждую из сторон пытаться улучшить связи с Вашингтоном.
Треугольная дипломатия
Искусное использование Вашингтоном своей относительно сильной позиции в треугольнике этих отношений помогло реализации крупного соглашения по контролю над вооружениями между Соединенными Штатами и Советским Союзом, а также заключению Четырехстороннего соглашения по Берлину. СССР пошел еще дальше и обвинил Китай в том, что он препятствует мирному урегулированию во Вьетнаме. Это было одним из тех счастливых стечений обстоятельств, которые позволяют аналитикам отказаться от часто навязываемой нам роли человека, мешающего всем своим присутствием. Вместо этого мы имели возможность добросовестно фиксировать воздействие этого подхода со стороны Соединенных Штатов и делать выводы о том, что он позволяет добиваться желаемого результата. Поскольку этот подход таковым и был.
Враждебность в отношениях между Пекином и Москвой была предельно очевидной. В начале 1972 года, в период между первыми саммитами Никсона в Пекине и в Москве, в наших аналитических докладах подчеркивалось, что китайско-советский конфликт является для обеих сторон весьма негативным феноменом.
Обе страны не только лишались выгоды от сотрудничества, но и были вынуждены предпринимать колоссальные усилия для того, чтобы свести на нет негативное воздействие политики противоположной стороны. Значительное измерение к этому конфликту было добавлено в тот момент, когда Соединенные Штаты стали добиваться улучшения отношений одновременно с обеими странами. Китай и Советский Союз оказались участниками гонки, целью которой было культивирование хороших отношений с Соединенными Штатами.
Советские и китайские лидеры не могли не заметить, как всего это укрепляет переговорные позиции Вашингтона. Однако аналитики ЦРУ полагали, что в отношениях между этими двумя странами произошло закрепление неустранимой враждебности, основанной на глубоко укоренившихся представлениях, враждебности, в которой национальные, идеологические и расовые факторы лишь усиливали друг друга.
Хотя обе стороны понимали, какую им приходится платить цену, никто из них, казалось, не был в состоянии найти выход из сложившейся ситуации. По нашему мнению, единственная возможность улучшения отношений была связана с надеждой на то, что в каждой из этих стран появятся более здравомыслящие лидеры. Но в тот момент подобные ожидания казались иллюзорными.
Однако мы ошиблись в этом вопросе. Преемники Мао Цзэдуна и Никиты Хрущева, как оказалось, имели более холодные головы. Соединенные Штаты во время президентства Джимми Картера в 1979 году, наконец, признали коммунистическое правительство Китая, и динамика треугольных отношений между Соединенными Штатами, Китаем и Советским Союзом постепенно стала меняться, тогда как напряженность в отношениях между Пекином и Москвой стала ослабевать.
Да, потребовались годы, чтобы избавиться от глубоко укоренившегося недоверия в отношениях между Советским Союзом и Китаем, однако к середине 1980-х годов мы, аналитики, предупреждали высокопоставленных политиков о том, что «нормализация» отношений между Москвой и Пекином уже медленно, но верно происходит, несмотря на продолжающиеся заявления Китая о том, что это будет возможно только в том случае, если русские согласятся со всеми требованиями Китая. Советские лидеры, со своей стороны, начали более комфортно ощущать себя в этой треугольной среде и больше не страдали от негативных последствий безудержного соревнования с Китаем по установлению лучших отношений с Вашингтоном.
Новая реальность
Однако мы не особенно скучали по прошлому, когда в начале октября 2004 года российский президент Путин посетил Пекин для подписания договора с Пекином по вопросу о границе и хвастливо заявил о том, что отношения между двумя странами достигли «беспрецедентных высот». Он также подписал тогда соглашение о взаимном использовании российских энергетических ресурсов.
Восстанавливающаяся Россия и модернизирующийся Китай стали представлять собой потенциальный противовес американской гегемонии в качестве единственной сверхдержавы в мире, и эту реакцию Вашингтон ускорил своими стратегическими маневрами вокруг России и Китая, своими военными базами и враждебными альянсами, а также из-за продвижения НАТО к границам России и «разворота в сторону Азии» президента Обамы. Поддержанный Соединенными Штатами государственный переворот на Украине, совершенный 22 февраля 2014 года, представляет собой важный переломный момент — в конечном итоге, Россия, отказавшись от своих прежних позиций, поддержала просьбу Крыма о воссоединении, а также оказала поддержку русским по национальности повстанцам в восточной Украине, которые выступили против киевского режима, оказавшегося у власти в результате государственного переворота.
На глобальной арене Путин наполнил новым содержанием предыдущую энергетическую сделку с Китаем и подписал 30-летний контракт о поставках природного газа, который оценивается в 400 миллиардов долларов. Этот шаг помог Путину показать, что введенные Западом после событий на Украине санкции представляют незначительную угрозу для финансового выживания России.
В результате еще большего сближения Россия и Китай также стали занимать удивительным образом совпадающую позицию по международным горячим точкам, включая Украину и Сирию. Военное сотрудничество тоже постоянно увеличивалось. Однако под воздействием высокомерного консенсуса в правительстве Соединенных Штатов и в академических кругах продолжают утверждать, что, несмотря на заметное укрепление связей между Китаем и Россией, каждая из этих стран по-прежнему в большей степени заинтересована в поддержании хороших отношений с Соединенными Штатами, чем друг с другом.
Спортивный лозунг гласит: ничего еще не решено, пока «не споет свою партию толстая леди», однако результаты происходящего на сцене уже вполне ясны. Прошли те времена, когда Соединенные Штаты имели возможность натравливать Китай и Россию друг на друга. Можно лишь надеяться на то, что в правительстве Соединенных Штатов найдется человек, который проинформирует президента Трампа о том, что его российские и китайские коллеги поют песни из одного сборника, и это является непредвиденным результатом самонадеянных просчетов его непосредственных предшественников. Последствия этих просчетов для национальной безопасности Соединенных Штатов колоссальны.
Рэй Макговерн почти в течение 30 лет был аналитиком ЦРУ.
