Украина — не первое государство Европы, столкнувшееся с проблемой временно оккупированных территорий. Есть те, кто десятилетиями не может вернуть свои земли, но есть и истории успеха, закончившиеся реинтеграцией. В украинских медиа, в дискуссиях политиков и экспертов часто вспоминают об успешном хорватском опыте.
Конечно, прежде всего вспоминают военно-освободительные операции «Молния» и «Буря» в начале мая и в начале августа 1995 года, которые позволили благодаря хорошо спланированным и материально обеспеченным действиям вернуть абсолютное большинство территорий, оккупированных еще с далекого 1991 года.
Поэтому 5 августа, день проведения операции «Буря», ежегодно отмечается в Хорватии на государственном уровне как праздник победы в Отечественной войне (а в соседней Сербии в то же время проводятся поминальные мероприятия по жертвам войны и беженцам из Хорватии).
Но Украине, которая также мечтает вернуть оккупированные территории, нужно знать, что предшествовало этой дате и что страна пережила после нее. Итак, 5 августа 1995 года вроде бы справедливая победа постучалась в двери страны, сражавшейся на смерть за сохранение своего государственного суверенитета и территориальной целостности.
Казалось бы, международное сообщество и весь цивилизованный мир должны были еще в начале конфликта помочь Хорватии отстоять свою независимость в соответствии с нормами и принципами международного права…
Но в жизни все было очень непросто, а часто даже весьма трагично. И этот опыт следует учитывать всем, кто занимается такой важной темой, как возвращение временно оккупированных территорий. Чуть ли не каждый хорват, который прошел войну, скажет вам, что рассчитывать нужно прежде всего на самих себя.
Если же спросить у хорватов об использовании контингента миротворцев в этой войне, то комментарий будет примерно таким: они больше мешали, чем помогали. Речь идет о том, что миротворцы фактически зафиксировали линию разграничения хорватских войск и временно оккупированных сепаратистами территорий, а вот международного мандата, а порой и политической воли для возвращения Хорватии этих территорий не было.
Конечно, это касается только проблемы военной реинтеграции, потому что с мирной составляющей все иначе. Без международного сообщества возвращение временно оккупированных территорий мирным путем было бы просто невозможным.
Но вернемся к вопросу, что полезного в опыте Хорватии для Украины? Есть ли сходство у ситуаций, развивающихся с разницей в 20-25 лет? Автор этих строк не сомневается: хорватский опыт, безусловно, заслуживает внимательного изучения и использования украинской стороной. Недаром Москва начала так нервничать, когда Хорватия начала сотрудничество с Украиной по этому вопросу.
Речь идет о визите в Киев хорватского премьера Андрея Пленковича в ноябре 2016 года, где он заявил о готовности передать Украине опыт (внимание!) мирной реинтеграции временно оккупированных территорий.
Тогда российский МИД и посол в Хорватии своими демаршами пытались поднять политическую бурю, намеренно перемешав вопросы военной реинтеграции и мирной, о которой в Киеве говорил хорватский премьер.
Чтобы преодолеть ту информатаку, потребовалась титаническая работа. К тому времени украинская позиция доминировала в медийном пространстве иностранного государства (к сожалению, сейчас ситуация изменилась, в Хорватии уже вырисовывается российское информационное доминирование, но это — тема для другой публикации).
А хорватский опыт победы в Отечественной войне говорит о необходимости превосходства над врагом в медийной борьбе. И не только в собственном, но самое главное — в международном информационном пространстве.
Итак, еще в начале 1990-х, перед началом боевых действий, агрессор совершил медиа-наступление на Хорватию. По телеканалам, которые часто смотрели и хорватские зрители, шел поток дезинформации о действиях официальных хорватских органов. В агрессии обвинили хорватскую сторону, которая в то время сама едва отбивалась от нападавших. Государственную элиту и всех, кто ее поддерживал, обвинили в фашизме (нам это что-то напоминает, не так ли?) Ничего удивительного. Просто в бывшей Югославии уже тогда использовали советские наработки по гибридной войне.
Сначала появляются блокпосты в районах компактного проживания нацменьшинства, затем из соседней страны массово прибывают добровольцы (там исторически нет казаков, так что их заменили футбольные фанаты), а за ними — кадровые военные.
Нацменьшинство получает оружие от тех, кто разжигает конфликт, и в какой-то момент становится военно-сепаратистским большинством.
Все эти действия курировали российский генштаб и внешняя разведка, югославское направление которой возглавлял перспективный генерал-лейтенант Сергей Иванов, будущий вице-премьер и министр обороны, а во время нападения России на Украину — руководитель путинской президентской администрации. Поэтому не удивляйтесь сходствам в сценариях организации войны в Хорватии и Украине.
Для компрометации хорватских добровольцев готовилось много фейков, в частности о защитниках Вуковара был подготовлен телесюжет о том, что они убивали маленьких детей, отрезали мизинчики и делали ожерелья.
Вот вам вариация на тему распятого мальчика. Теория ведения информационной войны учит, что сто удачно подготовленных пропагандистских статей или телерепортажей эффективнее ста самых современных танков.
Для Украины этот урок означает, что помимо строительства «Оплотов» для армии мы должны взять на вооружение передовые методы противодействия российской информационной агрессии. Надо постоянно готовить и подавать качественный информационный продукт на временно оккупированных территориях.
Борьба за умы людей на оккупированной части Донбасса должна идти непрерывно. Хорватский опыт напоминает еще об одном важном факторе победы — боевом духе войск.
Понятно, что когда защищаешь свой дом, свою семью, целостность государства — у бойцов высокая мотивация. Бывшие хорватские воины скажут вам о постоянном моральном превосходстве в борьбе с противником, хотя в первый год Отечественной войны были огромные проблемы с поставками вооружения, и тогда враг мог тактически побеждать.
В это время действовало международное эмбарго на поставки оружия в регион конфликта, так что хорватам приходилось находить скрытые каналы получения вооружения. Здесь значительный вклад сделала мировая хорватская диаспора, которая передавала в Загреб огромные средства (как видите, аналогий с Украиной действительно немало!) Вернемся к вопросу морального духа.
Нам нужно внимательно изучить проблему посттравматического стрессового расстройства (ПТСР) среди бойцов и гражданского населения из прифронтовой полосы. В активной фазе конфликта эта проблема незаметна. Но как только наступает мирное затишье — человеческий организм может наконец расслабиться, и тут начинаются огромные проблемы.
Некоторые бойцы, страдающих ПТСР, кончают жизнь самоубийством. Были акты суицида, при которых гибли и окружающие. Появляются многочисленные небоевые потери…
Хорватия не сразу распознала масштабность проблемы ПТСР. Некоторые генералы возражали, мол, как боец-патриот, герой Отечества может иметь психическое заболевание? Но потом, когда случаи самоубийств затронули даже военное командование, проблему начали решать на государственном уровне, создав группы военных психологов и психиатров. Исследования подтвердили, что каждый седьмой боец рано или поздно испытает ПТСР.
Очень ответственно к этой проблеме подошло руководство Национальной гвардии. Хорватский опыт борьбы с ПТСР стоит поставить на поток и в Минобороны.
Еще один важный фактор хорватской победы — динамичный рост экономики во время войны. В конце концов, у вооруженного конфликта есть свои расходы, которые нужно оплачивать. Лучшее, чем у противника, финансирование боевых подразделений создает основы для будущей победы.
С целью преодоления катастрофической ситуации после оккупации в конце 1991 года 26% хорватской территории было создано правительство национального спасения, в которое вошли лучшие представители всех политических сил страны. Это правительство проработало год, но сумело эффективно перевести хозяйство на рельсы военной экономики, остановить падение главных промышленных и сельскохозяйственных показателей, наладить эффективный менеджмент на государственных предприятиях и поощрить частные предприятия работать с полной отдачей на общегосударственные интересы. То есть в сжатые сроки экономику заставили расти. А теперь перейдем к другим факторам, которые помогли военной реинтеграции временно оккупированных территорий.
Важно понимать, что военным путем были возвращены территории, расположенные далеко от хорватско-сербской границы. Пожалуй, очевидно, что и нам было бы легче в военном смысле возвращать территории, где хозяйничают террористы, если бы они не имели прямого доступа к российской границе.
Конечно, и там были коридоры, связывавшие сепаратистов с территорией Сербии, но они были неширокими, могли простреливаться, поэтому сравнивать их с географическим положением так называемых «Л/ДНР» некорректно.
Есть еще один фактор хорватского успеха. Лидеры сербских сепаратистов в Хорватии и Боснии (Милан Мартич и Радован Караджич), своеобразные Плотницкий и Захарченко, накануне 1995 года рассорились с президентом Сербии Слободаном Милошевичем. Тогда Белград даже сократил объемы помощи марионеточным армиям на оккупированных территориях.
Кроме того, в период, когда хорватская армия готовилась к заключительной освободительной операции «Буря», высшее политическое руководство Хорватии знало, что войска из Сербии не пойдут на помощь сепаратистам. Дело в том, что Милошевич получил заверения от влиятельных международных игроков о непривлечении его к ответственности за развязывание войны, если он перестанет оказывать военную помощь сербам в Хорватии и Боснии. А тут еще и наглое поведение Караджича и Мартича…
Поэтому когда хорватская армия начала масштабную освободительную операцию, главный штаб сепаратистов достал из сейфа запечатанный в Белграде конверт — официальный план противодействия хорватскому наступлению. Исследователи утверждают, что эти директивы содержали только одно слово: «Отступайте».
Это полностью деморализовало руководство т.н. Республики Сербская Краина (хорватского аналога «Л/ДНР»). Гражданское население получило приказ срочно паковать вещи и уходить к сербской границе. Армия сепаратистов оказывала лишь спорадическое сопротивление.
Хорватские военные тогда сознательно открыли коридоры для прохода гражданского населения и желающих армейцев. Это обеспечило хорватской стороне быструю и относительно бескровную окончательную победу.
В переводе на украинский — это если бы Путин отказался поддерживать ОРДЛО в ходе освободительной операции ВСУ в обмен на снятие санкций или гарантии непривлечения к международному суду.
Пока все это звучит совершенно невероятно. Но кто знает…
Однако сложно возразить, что здесь, то есть в ключевом вопросе, украинский и хорватский сценарии слишком сильно отличаются.
Еще одна важная деталь: ни одна политическая сила в Хорватии не выступала за отсоединение сепаратистских территорий.
Если на Украине порой приходится слышать такие идеи от политиков, то в Хорватии никому даже в голову не приходила такая мысль. Это в хорватском понимании — полный идиотизм, потому что за каждый клочок своей территории хорваты боролись веками, и отдать их — предательство высшего разряда! Даже если местные сербы на этих территориях подняли оружие против хорватского государства.
Хорватский опыт также учит, что всегда есть негодяи, которые на войне и человеческих страданиях зарабатывают большие деньги. Поэтому политикам надо осознавать, что эта категория лиц будет выступать за длительный конфликт. И наконец, еще одна важная деталь. Конфликт в Хорватии носил явные признаки межнационального и межрелигиозного столкновения — сербов с хорватами, православных с католиками.
На Донбассе мы имеем противостояние больше мировоззренческого характера, без четкого разделения по религиозному или национальному признаку.
Возможно, это несколько облегчает нашу ситуацию, ведь на протяжении жизни человек может несколько раз пересматривать свое мировоззрение и ценности, но очень редко меняет свою национальность или вероисповедание.
