Карелия — один из беднейших регионов России, но при этом она обладает очень богатыми природными ресурсами. И для многих именно природа стала хлебом насущным и настоящей спасительной соломинкой. Наш корреспондент Мария Перссон Лёфгрен (Maria Persson Löfgren) присоединилась к рыбакам, промышляющим в северной Карелии.
Мощные гребки Володи поддерживает песня о смертельно раненом казаке, который не будет скучать ни по жене, ни по друзьям, а горюет лишь о потерянной свободе, своей старой матери и коне. Мало похоже на песню, которая способствует рыбачьей удаче, такая скорее вовсе распугает рыбу.
Новенькие сосновые весла куплены в Финляндии. На небольшой лодке мы выруливаем на просторы Мунозера, чтобы достать сеть. Володе — скоро 60 лет, и он до недавнего времени был главным в деревне. Тогда он воспользовался случаем и построил охотничьи домики и сауну. С их помощью он заманивает сюда туристов и зарабатывает деньги на горожанах, которые хотят рыбачить и охотиться. Чуть подальше в такую же лодку затаскивает свою сеть Владимир. Они с женой Леной живут у самого озера, и из окна кухни открывается такой вид, что целый день они могут сидеть, безмолвно уставившись на него, пока Лена решительно не выгоняет Владимира из дома, чтобы тот забросил новые сети. «Если б жене решать, так и дня не должно пройти без того, чтобы я не порыбачил. А ведь именно она и решает», — признается он, тихонько посмеиваясь.
«Но все это — только для собственного потребления», — подчеркивает Владимир. Рыба не идет на продажу, хотя часть они, конечно, раздают. Морозилка-то заполнена под завязку.
На кухне Лена как раз жарит рыбу на гигантской сковородке, чтобы дать мне попробовать. Но сначала появляется деликатес — икра уклейки, что водится в озере. Икра — темнее, чем шведская, но такая же вкусная. В недавно отремонтированной кухне с красными и белыми дверцами шкафчиков пахнет грибами, жаренными на сливочном масле, жареной рыбой и вареной молодой картошкой с петрушкой. Все, что мы едим, пришло из озера и с гигантского огорода, расположенного между домом и побережьем.
«Мы отдали квартиру в городе, в Кондопоге, сыну и построили себе дом здесь», — рассказывает Владимир Гусев. Старый дом принадлежал Лениной маме, то есть она сама родом из этой деревни. Для Владимира и Лены было само собой разумеющимся, что они не останутся в городе, они планировали переезд еще за 25 лет до пенсии, а на пенсию оба ушли в 50 лет.
«Жить в городе мы не можем, устаем от него, а это все мы сделали своими руками», — продолжает Владимир, которому сейчас 65 лет. То, что они оба очень рукастые, видно по нарядным цветочным клумбам, хорошо ухоженному газону, украшениям, расставленным в саду то тут, то там, неподалеку от картофельных грядок, смородиновых кустов и кочанов капусты размером с футбольный мяч. Они выживают на свои пенсии только потому, что еду практически полностью производят себе сами.
«Моя максимальная пенсия — 25 тысяч рублей, у Лены — 15 тысяч, а у бабушки, которая с нами живет, — 26 тысяч, этого нам хватило, чтобы немного достроить дом и отремонтировать его», — рассказывает Владимир.
То, что природа приносит также и прибыль, заметно по тем, кто стоит вдоль шоссе и в городах, продавая грибы, ягоды и рыбу, чаще всего сушеную. Это важный источник дополнительного дохода, однако трудно найти какую-либо точную статистику о том, насколько велика его роль в российской экономике, как и роль индивидуальных хозяйств.
И в этом нет ничего странного, если верить бывшему деревенскому голове Володе. «Я вообще не верю в статистику», — говорит он и рассказывает, как прошла его беседа с «центром», который задал ему вопрос: «Сколько у вас в деревне кур?» 6 тысяч, ответил он с железной уверенностью, даже не попытавшись сосчитать.
«Позже я увидел в статистике, что наша маленькая деревня, где живет всего с сотню человек, оказывается, владеет больше чем третьей частью всего поголовья кур Карелии», — смеется он и просит: «Вы только не рассказывайте никому…»
