Шасси русского «Туполева-154» мягко опускаются на бетон взлетно-посадочной полосы ташкентского аэропорта, и вскоре в серое и влажное раннее утро из самолета выходят заспанные пассажиры. Им предстоит бесконечный паспортный контроль и заполнение таможенных деклараций. «Добро пожаловать в Узбекистан!» — с иронией говорит пожилой мужчина незадолго до того, как наша толпа оказывается в окружении таксистов (официальных, а также «частных»), которые дежурят у аэропорта.
Во времена Советского Союза Ташкент с его двухмиллионным населением был четвертым крупнейшим городом. Больше народу проживало только в Москве, Ленинграде и Киеве. Сегодня Ташкент — крупнейший город во всей Средней Азии, важный промышленный центр и транспортный узел.
На первый взгляд, лицо города ничем не выдает его богатую историю. Широкие бульвары и бетонные строения советских времен преобладают в большинстве городских районов. Дело в том, что в 1966 году мощное землетрясение разрушило большую часть городских памятников и исторически ценных зданий, поэтому Ташкент против своей воли превратился в исключительно современный город.
Одним из немногих сохранившихся памятников является медресе Кукельдаш — исламская школа 16 века. Близ нее возвышается корпус гигантского недостроенного отеля «Чорсу». Ученики медресе и сегодня изучают в нескольких классах Коран, арабский язык и обычные предметы, хотя в современном Узбекистане обучение в подобных школах — дело опасное. За студентами и учителями постоянно наблюдают представители государственной власти, которая связывает любой мятеж в авторитарной стране с радикальным толкованием ислама.
Елочки с наручниками
Вездесущих полицейских здесь, пожалуй, никто не назовет иначе, кроме как «елочки». Они — везде: на станциях метро, на улицах и на многочисленных постах на шоссе, опутывающих страну с 26-миллионным населением.
Они славятся высокомерным поведением и взяточничеством. Но автомобили проверяют полицейские не только в униформе, но и в гражданском. Свою работу они, как правило, маскируют уже ставшей крылатой фразой: «Мы ищем террористов!» В Узбекистане террористом считается даже самый мирный противник режима. «Брать взятки от иностранцев им запрещено. Если такое произойдет, зовите их начальника и посмотрите, что будет!» — посоветовали нам местные жители. В большинстве случаев они оказались правы. Этими мерами правительство Узбекистана хочет привлечь туристов. Однако добиться этого трудно, учитывая местные закостенелые порядки, советский сервис по европейским ценам, обязательную регистрацию и неповоротливый бюрократизм.
Хлопок — спасение и проклятие
В ста километрах к югу от Ташкента, в деревне в районе Бекабада, что близ границы с Таджикистаном, расположено одно из известнейших хлопковых производств. В конце апреля трехколесные тракторы отправляются на высохшие поля, чтобы в длинные борозды посеять новые семена.
«Некоторые мы закрываем пленкой, чтобы они быстрее росли, — рассказывает Олий, один из земледельцев. — Хлопок — очень агрессивное растение. На почве, где он выращивается, еще несколько лет потом ничего не растет. Земля должна отдохнуть». Тракторист Женя лет пятидесяти тоже жалуется на новые порядки: «Ситуация, в которой мы оказались, более чем плохая. При Советском Союзе у нас была хорошая зарплата. Здесь были даже библиотеки, дома отдыха для рабочих, которые оставались ночевать в полях. А сегодня? Здесь нет ничего — одни руины. Официально мы в кооперативе, но по сути вынуждены вести хозяйство за свой счет, а потом продавать кооперативу хлопок по низким ценам. Вообще, от кооператива мы получаем пять долларов в год на закупку семян, удобрений и обслуживание техники. Тракторы нам тоже приходится ремонтировать за свой счет. А деньги мы можем получить только с урожая, проданного вне кооператива. Сегодня цены на хлопок — только треть от тех, по которым его покупали русские», — вспоминает Женя с ностальгией прежние времена.
Тем не менее, на его лице играет легкая улыбка. Я не знаю, действительно ли ему хочется улыбаться, или он делает это для того, чтобы нам, гостям, было комфортно. Прежняя плановая экономика в Узбекистане касалась всего. Выращивание хлопка было на первом месте, поэтому его символы до сих пор видны повсюду: на чайных чашках и бетонных стенах и заборах. Перекрестки украшают пластиковые изваяния хлопка, и даже можно встретить такую странную скульптуру: мускулистый мужчина с лицом, почти как у статуи Свободы, держит в руке белый комочек.
Для повышения урожайности «белого золота» были построены каналы, по которым течет вода из рек Амударья и Сырдарья. Они увлажняют огромные площади мало плодородной почвы, которую прежде щедро удобряли искусственными удобрениями и пестицидами. Необратимые последствия этого сельскохозяйственного эксперимента заметны здесь сегодня на каждом шагу.
Приятное лицо страны
Город Самарканд в долине реки Зеравшан — второй по величине город Узбекистана. За свою историю, которая насчитывает 2,5 тысячелетия, город пережил расцветы во времена Александра Великого, арабских завоевателей, Чингисхана и Тамерлана, которого местные жители называют амир Темур. Здесь заметно влияние иранской, монгольской и индийской культуры, и свидетельство тому — уникальные памятники архитектуры: площадь Регистан, мечеть Биби-Ханым и огромный мавзолей Гур-Эмир.
Площадь Регистан, название которой означает «место, покрытое песком», существовала еще до монгольского вторжения: там был рынок и перекресток городских дорог. При Тамерлане площадь стала главной, а во времена Улугбека с трех сторон к площади были пристроены величественные здания: медресе Улугбека, Шердор и Тилля-Кари. Шердор известен своей мозаикой с двумя львами по углам фасада, которые украшают и современную узбекскую банкноту номиналом 200 сум. Социалистический облик более современных районов создает противоречивое впечатление из-за смешения истории и недавнего прошлого. В 70-е годы прошлого века здесь было отреставрировано больше всего исламских исторических памятников.
Днем атмосфера города очень впечатляет, но особенный волшебный налет восточного прошлого появляется у Самарканда только среднеазиатской ночью. Выходит месяц, и вечером над Регистаном распространяется запах роз из близлежащих садов.
Бухарские пекари
В 300 километрах к западу от Самарканда вот уже семь веков находится еще один из трех наиболее важных исторических городов Узбекистана — Бухара. Его центральная часть располагается близ священного холма, который во времена до принятия ислама был ритуальной святыней зороастрийцев. Название города, по всей видимости, происходит от слова vihara, что на санскрите означает «монастырь». Город был важным торговым центром на Шелковом пути. В Бухаре жили такие известные личности, как, например, один из известнейших мистиков-суфистов шейх Бахауддин Накшбанд. В Бухаре родился также известный древний врач Ибн Сина, известный у нас как Авиценна.
Небольшое медресе Чор-Минор — один из символов города. Оно было построено в 1807 году по приказу Халифа Ниязкула. Недалеко от стен медресе нас привлек манящий запах из небольшой пекарни. Это пахли лепешки — традиционный круглый хлеб, выпекаемый на внутренней стене такой же круглой печи. Три молодых работника пекут лепешки для всего квартала. Они спят прямо в пекарне на незамысловатых полатях. Ребята тут же приглашают нас на обед. Традиционное таджикское гостеприимство отвергать нельзя: так можно нанести оскорбление. В комнате, прилегающей к ресторану, нас ожидают полные столы еды. Мясо, жареная картошка, хлеб и водка — это основные угощения. Мы поднимаем тосты один за другим и пьем за дружбу, а молодые люди только счастливо улыбаются. Ведь самая большая честь для них — угодить гостям.
Каракалпакские пустоши
Дорога из Бухары в Хиву длиной в 500 километров пролегает через выжженные степи. Асфальт весь в проломах, и кроме полицейских постов по пути мы не видим почти никаких поселений. Хива пережила своей расцвет в четвертом веке до нашей эры, во времена Хорезмского ханства. Архитектура города во многом уникальна. В районе Ичан-кале возвышается минарет Кальта особой бочкообразной формы, а неподалеку виден тонкий 45-метровый минарет Ислам-Ходжа. Город обнесен стеной из необожженного кирпича, и в его исторический центр можно пройти через узкие ворота. В воскресенье Хива переполнена приезжими из окрестных сел, которые регулярно приезжают на местный рынок, чтобы продать свои продукты.
Ургенч — довольно большой и современный город недалеко от Хивы. Несмотря на то, что два региональных центра связывает троллейбусное сообщение, по широкому, но дырявому шоссе ездят, в основном, небольшие такси. Из Ургенча маршрутки — небольшие частные автобусы — ездят через понтонный мост в Беруни и Нукус, столицу частично автономной Республики Каракалпакстан. Проезд по мосту, который, кстати, находится в очень плохом состоянии, разумеется, платный. Доходы со сбора якобы кладет себе в карман местный миллионер, который официально работает в мэрии Ургенча.
В этой части страны почти высохшая река Амударья, которая несет сюда воды с Памира и Гиндукуша, питает Аральское море. Точнее сказать, когда-то питала. Система оросительных каналов, масштабное возделывание хлопка и применение множества пестицидов нанесли региону непоправимый ущерб. Вода заражена, а почву вокруг нее «украшает» толстый слой осевших солей. Само русло реки почти высохло, и берега Аральского моря с каждым годом все отдаляются от прежних портов. Несколько лет назад с сушей соединился когда-то небольшой остров Возрождения, где во времена СССР якобы проводились испытания биологического оружия. Его название в этой связи звучит почти как циничная шутка.
Аральское море, когда-то полное рыбы, ожидает своего медленного конца. Казахские ученые утверждают, что большая часть его площади полностью обмелеет, останутся только два небольших озерца в месте впадения рек Амударьи и Сырдарьи. Таким образом, границей между Узбекистаном и Казахстаном, которая проходит по середине Арала, будет лишь прямая линия в степи между плато Устюрт и пустыней Кызылкум.
Кладбище кораблей
«Одно из самых печальных мест в безутешном Каракалпакстане — Муйнак, который был когда-то портом на Аральском море, — рассказывает шофер старенького автобуса. — Остовы кораблей так и валяются на высохшем дне. Люди постепенно их разбирают и продают на металлолом. Это называют кладбищем кораблей». Через долгие четыре часа, добравшись по пыльным дорогам, мы оказались на главной улице Муйнака — города все двух цветов: песочного и серого.
Молодой парень из села с готовностью соглашается отвезти нас на мотоцикле с коляской на кладбище кораблей всего за несколько сумов. По пути, когда из мотоцикла хлещет масло, нас останавливает полицейский и дает молодому водителю дунуть в свою высокую фуражку. «Ладно, ты не пил!» — говорит решительно страж закона и мерит взглядом иностранные элементы в своем районе. Через несколько неприятных секунд мы, наконец, удаляемся и через песчаные дюны добираемся на старом мотоцикле «Урал» до кораблей. Местность похожа на лунную поверхность. Воды здесь нет, и остовы кораблей лежат, разбросанные по высохшему дну…
Через два часа отходит единственный автобус обратно. Когда мы покидаем Муйнак, в голове у меня роятся противоречивые мысли, переполняют странные чувства. Во мне крепнет ощущение, что иногда человеку подвластно абсолютно все. К сожалению, часто он поступает необдуманно.
Здесь и сейчас
Раскаленный пустынный Термез, город на границе с Афганистаном, — место, куда по знаменитому «мосту Дружбы» из Афганистана уходил последний советский солдат.
На аэродроме с громким названием Termez International Airport мы безуспешно пытаемся купить билет на довольно частый рейс в Ташкент. Администратор аэропорта с презрительной усмешкой прохаживается по залу вылетов и заявляет: «Мест нет!» На аргументы о том, что мы должны быть в Ташкенте, чтобы лететь домой, он смеется и важно, с большими паузами между словами, отвечает: «Это не мои проблемы». Мы понимаем ситуацию вскоре, когда за пару минут перед вылетом в зал заходят политические функционеры и знакомые администратора. Они обмениваются с ним несколькими поцелуями, забирают билеты в окошке и через минуту уже оказываются в облаках. Все в точном согласии с прежними правилами о равных и тех, кто еще равнее. Нам не остается ничего, кроме как действовать по ситуации и искать другие способы уехать.
На арендованном автомобиле вместе с двумя другими «пассажирами-неудачниками» мы еще до полуночи приезжаем в Ташкент. Стоимость аренды почти такая же, как билета на самолет: 30 долларов. По пути мы останавливаемся поужинать в приятном ресторане в тени высоких деревьев. Мы сидим на топчанах, покрытых коврами, а люди вокруг пьют водку. Местные справляются с проблемами рутинной жизни под лозунгом «Сегодня — это сегодня, а завтра будет завтра». Все здесь живут сегодняшним днем, потому что иначе абсурдность местных порядков не вынести.
В аэропорту Ташкента мы отдаем таможеннику кипу бумаг, которые он внимательно изучает. И затем выпускает нас из страны открытых людей, но удручающей атмосферы. И когда под серебряными крыльями показываются широкие степи, а потом — темно-зеленые леса Казахстана, я долго раздумываю о том, какое будущее ожидает жителей Узбекистана. Может, я зря переживаю, ведь они давно привыкли жить «здесь и сейчас».
Новые названия
На информационных табличках, дорожных знаках и указателях сегодня не найдешь слова Ташкент. Официально на узбекском языке город называется Toshkent. Волна «узбекизации», которая поднялась после распада СССР и последующего возникновения самостоятельной республики в 90-е годы, затронула также название узбекской столицы. Надписи на кириллице постепенно совсем исчезли, а на тех, которые написаны латиницей, буква «а» часто заменяется «более узбекской» «о». Так, Бухара превратилась в Buxoro, а Узбекистан чаще пишется как O´zbekiston. Школьники и молодое поколение совсем не знают русского языка. Везде преподается узбекский, а из иностранных — чаще всего английский. Старшее поколение и часть русского меньшинства, которое осталось в стране, недовольны таким положением дел.
