Сегодня в Женеве начинается последний раунд переговоров по Сирии при посредничестве ООН, цель которых — привести президента Башара Асада и различные организации вооруженной оппозиции к политическому соглашению, чтобы положить конец пятилетней гражданской войне в этой стране.
Встречи в Женеве проходят спустя неделю после серии переговоров по Сирии в Сочи. Встреча 22 ноября, в которой принимали участие некоторые из ключевых игроков — Иран, Турция и Россия — должна была стать поворотным моментом в вопросе о будущем Сирии. По крайней мере, на это рассчитывал Тегеран. Вместо этого, в переговорах на первый план выходят возникающие трещины между двумя основными помощниками Асада — Ираном и Россией — и даже расхождения внутри самого Ирана между гражданским правительством президента Хасана Рухани и лидерами Корпуса Стражей Исламской революции (КСИР).
Если говорить кратко, Корпус Стражей Исламской революции, за последние семь лет развернувший в Сирии силы разного ополчения и местных посредников, жаждет сохранить свои завоевания в противостоянии с Израилем, Саудовской Аравией и Соединенными Штатами. Эта позиция может вскоре привести КСИР к открытому конфликту с Россией и другими участниками, включая Рухани, который может оказаться более склонным к многостороннему политическому урегулированию ради окончания войны в Сирии. В частности, КСИР хочет не только обеспечить иранское влияние в послевоенной Сирии, но и превратить своих союзников из сирийского ополчения в институционализированную военно-политическую силу по собственному образу и подобию, которая могла бы стать его местным пособником, аналогично тому, какую роль Хезболла играет в Ливане.
Подозрения в Сочи
В Сочи иранцы, русские и турки, очевидно, пришли к соглашению по одному ключевому пункту: все стороны должны уважать территориальную неприкосновенность Сирии. Обсуждались и другие вопросы, в том числе, как продолжать поддерживать мирный процесс на территориях, которых коснулись договоренности в Астане в мае этого года. В Сочи саммит прежде всего был демонстрацией преобладающего влияния иранско-российско-турецкого партнерства в Сирии.
В Тегеране однако сохраняются значительные сомнения относительно как российских, так и турецких намерений в Сирии. Иранцы особенно внимательно — и с негодованием — относятся к желанию Москвы сотрудничать в этом регионе с несколькими разными партнерами. Будучи одной из трех стран, присутствовавших на саммите в Сочи, Россия ведет усиленный непрерывный диалог с каждым из остальных государств, играющих важную роль в вопросе будущего Сирии, от Соединенных Штатов до Израиля и арабских государств Персидского залива. В свою очередь, Тегеран, естественно, опасается, что договоренности заключаются через его голову и ущемляют его интересы. Генералы Корпуса Стражей Исламской революции напоминают всем, включая Асада и русских, о своей непрерывной власти и влиянии.
За два дня до сочинского саммита, к примеру, президент России Владимир Путин провел четырехчасовую встречу с Асадом, который прилетел туда, чтобы проконсультироваться с российским лидером. Сообщения об этом визите в иранских СМИ свидетельствуют о том, что Тегеран не был заранее осведомлен об этой встрече. Однако создается впечатление, что Тегеран вывело из себя решение Путина проинформировать президента США Дональда Трампа (Donald Trump) о планах Москвы непосредственно перед саммитом в Сочи. Иранцы считают это короткое общение попыткой России усмирить Соединенные Штаты, которые решительно выступают против любой формы урегулирования в Сирии, подразумевающей институционализацию иранского присутствия там. Смягчение позиции Вашингтона, как правомерно опасаются иранцы, может произойти только за счет сокращения влияния Тегерана и ущемления его интересов в послевоенной Сирии.
Таким образом, нельзя считать совпадением то, что после саммита в Сочи Корпус Стражей Исламской революции начал усиленно говорить о своей способности развертывать, поддерживать и мобилизовывать силы проиранских боевиков в Сирии. Это демонстрация жесткой власти, и Путин и его советники, несомненно, являются частью целевой аудитории КСИР.
Иными словами, когда Москва готовится стать самой влиятельной стороной в деле завершения сирийского конфликта, генералы из Корпуса Стражей Исламской революции напоминают всем, в том числе Асаду и россиянам, что они сохраняют свою силу и влияние. Пока Иран стремится усилить свою роль в послевоенной Сирии, ведущая жесткую политику фракция страны, то есть КСИР, делает ставку на то, что годы инвестиций в различные сирийские и другие арабские ополчения, наконец, принесут свои дивиденды.
Глава Корпуса Стражей Исламской революции генерал Мохаммад Али Джафари все более открыто говорит о том, что он рассчитывает на проиранских боевиков в Сирии. 23 ноября, например, Джафари заявил: Асад знает, что он является «должником» «народного ополчения» и понимает, что они играют ключевую роль в деле его выживания в политике. Джафари также рискнул выдвинуть предположение, что Асад «конечно, институционализирует [ополченцев], поэтому они продолжат выполнять важную функцию в противостоянии будущим угрозам». Не стоит лишний раз говорить, что, по мнению Джафари, именно Корпус Стражей Исламской революции будет определять источник этих будущих угроз, и можно с уверенностью предположить, что в этом списке будут привычные мишени этой группировки-в частности, Соединенные Штаты и Израиль.
Цель Корпуса Стражей Исламской революции заключается в том, чтобы в конечном итоге превратить сирийских боевиков, находящихся на данный момент под его контролем, в полугосударственные структуры, которые станут постоянными инструментами иранского влияния в Сирии, такими как Хезболла в Ливане. Эта стратегия, пожалуй, не удивительна, так как Корпус Стражей Исламской Революции сам является результатом подобной эволюции. Еще в 1979 году сразу после революции в Иране КСИР был небольшой группировкой твердолобых приверженцев Аятоллы Рухоллы Хомейни. За все эти годы эта группа исламистских боевиков превратилась из вооруженных приспешников революционных священнослужителей во влиятельную силу, сопоставимую с государством внутри государства, правящим огромной империей людей и денег.
Нынешняя риторика КСИР направлена не только на зарубежную аудиторию. Будущее проиранских ополченцев в Сирии также является частью внутрирежимных споров в Тегеране. Рухани публично дистанцировался от плана КСИР институционализировать ополчение, но при этом он и не высказывал никакой критики по отношению к ним. Однако контролируемые КСИР СМИ постоянно намекают, что правительство Рухани слишком мягко отвечает на обращенные к Тегерану требования Запада отказаться от поддержки ополченцев или, по крайней мере, разоружить их. По мнению КСИР, это тупик.
В противовес относительной мягкости Рухани КСИР занимает позицию, состоящую из двух основных пунктов: во-первых, было бы глупо идти на компромисс с Западом (или Россией) в вопросе, касающемся будущего сирийских ополченцев. Зачем отказываться от с трудом завоеванной силы в Сирии в пользу сомнительных обещаний международного сотрудничества на этой территории в будущем? Превалирующие в Тегеране предположения о том, что Иран надули при заключении ядерного соглашения 2015 года, предположительно, дают КСИР больший стимул, чем в иных условиях.
Во-вторых, КСИР также поспешил всем напомнить, что он лучше оснащен, чем иранское правительство, и может взять на себя инициативу Ирана по частичному покрытию расходов на восстановление Сирии. Это не что иное, как укол в адрес Рухани. Фактически, Джафари заявил: и команда Рухани, и команда Асада согласились с тем, что контролируемые КСИР экономические структуры, способные работать непосредственно под прикрытием контролируемых КСИР ополченцев, являются лучшими кандидатами на управление проектами восстановительных работ в Сирии. Рухани пока никак не отреагировал на это заявление.
Прямая оборона
Наблюдатели в Иране и за его пределами сочтут, что жесткая позиция КСИР в вопросе ополчений не сулит ничего хорошего. Однако в Тегеране у КСИР имеется перевес в вопросе политики в Сирии, и, очевидно, там считают, что у него разработан успешный план: больше Хезболлы там, где только это возможно.
Как любят повторять командиры КСИР, быстро меняющиеся условия региональной безопасности требуют, чтобы Иран постоянно адаптировался и переосмысливал свою военную стратегию. В Тегеране это называют «прямой обороной», и эта концепция построена на представлении, что Иран должен бороться со своими врагами за пределами своих границ, чтобы предотвратить возникновение конфликта на собственной территории. Контроль арабского ополчения за границей, например, соратников КСИР в Сирии, является неотъемлемой частью этой концепции прямой обороны, поэтому вряд ли Иран намерен изменить в обозримом будущем свою позицию.
Если же взглянуть на эту проблему с более широкой сирийской перспективы, то трудно представить себе, как в стране может вновь воцариться мир, если местные вооруженные группировки, подчиняющиеся агрессивной идейной иностранной организации, такой как КСИР, продолжают играть ключевую роль в происходящих здесь политических процессах.
