Навязчивая идея о том, что Владимир Путин оказывает решающее воздействие на происходящие на Западе события, особенно если это события нежеланные, постоянно распространяется, не ограничиваясь уже рамками американского политического класса.
Сначала возникло мнение о том, что Путин каким-то образом провел хакерскую атаку на американские выборы, и что избрание Дональда Трампа следует воспринимать в основном как результат путинского заговора. А теперь и в Британии раздалось похожее ворчание, и начались разговоры о том, что аккаунты российских троллей в социальных сетях по какой-то причине делают недействительными результаты всенародного референдума по вопросу Брексита. Или что какая-то темная коммерческая сделка в России пятнадцатилетней давности положила начало длинной цепочке событий, приведших к написанию документа, который заставил министров Бориса Джонсона и Майкла Гоува занять более жесткую позицию в вопросе о выходе из таможенного союза ЕС.
Если достаточно значительная часть политиков в штыки встречает неожиданный поворот в политическом курсе — что ж, в этом повороте наверняка виноват Путин. Это какое-то умопомрачительное преувеличение путинской власти. Реальные попытки России влиять на события вызывают тревогу и должны встречать противодействие, но ими невозможно объяснить политическое брожение на Западе, и уж тем более они не могут аннулировать результаты выборов. Штаб Трампа проявил глупость, обратившись к иностранцам, обещавшим ему грязь на соперников. Но манипулирование средствами массовой информации, которое приписывают России, несущественно, а порой и откровенно глупо.
Преувеличение путинских способностей разжигать наши политические разногласия не только вносит сумятицу в наши дебаты, но и укрепляет его позиции дома. Его потенциальные соперники с отвращением смотрят на то, как Запад делает его всесильным гением и гроссмейстером геополитики. Такая репутация искажает довольно неоднозначные результаты его деятельности. Путинская Россия страдает от санкций. Это факт.
У американского правительства вошло в привычку вышвыривать из страны российских дипломатов и закрывать их офисы. По сути дела, Путин проиграл в большой игре за влияние на соседнюю Украину и вынужден довольствоваться жалким захватом важной территории вокруг его военно-морской базы в Крыму. Его правительство зачастую вынуждено играть роль обиженного дурачка, портящего незначительные встречи с американским президентом. Вера во всепобеждающее российское влияние равноценна игнорированию реальных разногласий в наших обществах. Отмахиваясь от сограждан Путина как от простых статистов в его генеральном плане, мы проявляем высокомерие и ведем себя отвратительно. Это упрощение. Но меня беспокоит то, что это упрощение имеет целью не просто избежать неприятных споров. Меня беспокоит то, что люди идут на такое упрощение из-за недовольства процессами демократического управления. Меня беспокоит то, что критики Путина втайне завидуют его власти, силе, дальновидности и эффективности — то есть, всему тому, что они ему приписывают.
В политике на Западе в последние годы появляется едва различимый, но прямой конфликт между демократией и либерализмом. С одной стороны, либерально мыслящая элита убрала некоторые вопросы из демократического дискурса. В Европе либеральная элита заявляет, что траектория истории требует постоянной политической интеграции, все более свободного перемещения капитала, товаров и людей. В Америке вопросы о военных действиях США на Ближнем Востоке, а также о их щедрой, но несколько беспечной иммиграционной системе скрыты от настоящего демократического контроля, поскольку политический класс имеет возможность спрятать их за двухпартийным «консенсусом». Политическая журналистика потворствует такой трансформации политики и зачастую представляет государство в качестве некоего технического механизма с рычажками, кнопками и базами данных.
Граждане нужны такому государству, но не для получения указаний и соответствующего построения политического курса. Нет, они нужны лишь потому, что их реакция дает данные, помогающие экспертам настраивать агрегаты этого великолепного механизма. Заявления о путинском влиянии становятся самой горячей темой именно тогда, когда результаты демократического волеизъявления опровергают историческую самоуверенность либерального порядка, укрепившегося после холодной войны. Примером тому служат Брексит и Трамп. Путинским влиянием можно объяснить то, почему популистские монстры ломают судьбы поборникам либерализма, почему либеральная политика так и не привела нас к славному концу истории, и почему либеральный мир оказался незащищенным от «ошибок» избирателей.
Но если сопоставить все эти жалобы, трудно избавиться от ощущения того, что здесь присутствует какое-то извращенное восхищение путинским авторитаризмом, а также недовольство открытостью Запада. Одержимые Путиным люди воображают, будто он достигает своих целей лишь благодаря тому, что ему не приходится бороться с оппозицией у себя в стране. Ему не нужно согласие общества. Он просто делает так, чтобы поезд дезинформации шел строго по расписанию. С такой точки зрения, американская открытость и демократические нормы являются недостатком. Наши информационные потоки никем не регулируются, а поэтому Путин может их отравить. А из-за необходимости время от времени реагировать на политическое недовольство в нашей стране ее лидеры испытывают ограничения.
Таким образом, одержимость Путиным может служить своего рода инфантильным уходом от действительности, к которому прибегает удрученная либеральная элита. В лучшем случае для нее это удобный способ оправдаться и отделаться поверхностными объяснениями вполне реальных и тревожных проблем, которые либеральное руководство последнего поколения оставило в наследство нашему обществу, а также отмахнуться от возникающих в итоге острых противоречий, назвав их иностранным заговором. А в худшем — это откровенная фантазия власти, которая абсолютно не ограничена ответственностью, и стремление отделить либеральный проект от тех демократических механизмов, которые придают ему легитимность.
