Член МОК Рене Фазель (René Fasel) озабочен постоянным расширением программы зимних Олимпийских игр и критикует действия Комитета по отношению к России.
Neue Zürcher Zeitung: Господин Фазель, вы как президент Международной федерации хоккея (IIHF) уже смирились с тем, что в Олимпийских играх не будут принимать участие лучшие игроки НХЛ?
Рене Фазель: Очень жаль, но переговоры продвигались очень плохо, причем на всех уровнях. Все началось с того, что МОК отказался оплатить транспортные расходы и страховки для игроков. Мы в Международной федерации хоккея нашли решение этого вопроса. Но дело в том, что комиссар НХЛ Гэри Беттмэн (Gary Bettman) никогда не был сторонником идеи участия игроков НХЛ в Играх в Южной Корее — он просто не считает этот рынок важным.
— И теперь мы увидим лишь «второсортный» хоккейный турнир.
— Не могу согласиться с этим утверждением. Конечно, лучших из лучших там не будет, и я сочувствую игрокам, которые с удовольствием приехали бы на Олимпиаду. Однако хоккейный турнир будет самым сбалансированным за много лет. Россия считается фаворитом — и, пожалуй, является им. При этом в турнире также участвуют очень сильные команды из Швеции, Финляндии, Канады и Чехии.
— Но внимание к хоккейному турниру будет намного менее пристальным, чем на пяти прошлых Играх, в которых участвовали представители НХЛ.
— С этим не поспоришь, к тому же добавляется большая разница во времени с нашими традиционными рынками — Северной Америкой и Европой.
— Но почему камнем преткновения для МОК стала такая «мелочь», как транспортные и страховые расходы? Ведь речь всего лишь о 15 миллионах долларов. По сравнению с общим оборотом Игр это просто семечки!
— Я боролся за участие игроков из НХЛ, но проиграл. Точка. Возможно, кто-нибудь еще поймет потом, что такое решение было ошибочным. Ведь, при всем уважении к другим видам спорта, именно хоккейный турнир — главная часть всей олимпийской программы — наряду, возможно, с некоторыми горнолыжными дисциплинами и фигурным катанием. Именно за счет этих трех больших видов зимние Олимпийские игры и существуют.
— Может, другие международные спортивные федерации, например, лыжная, решили, что с участием игроков НХЛ значение хоккейного турнира чересчур возросло?
— Возможно, определенная ревность действительно была. Я знаю, что имела место некая обструкция со стороны некоторых федераций. Из-за нас они оказывались в тени.
— При этом программа зимних Игр становится, в принципе, слишком обширной. Так, в Пхёнчхане будет разыграно почти вдвое больше комплектов медалей, чем 20 лет назад в Нагано. Теперь есть, к примеру, командные соревнования в горных лыжах и эстафета в санном спорте.
— Это действительно проблема. Думаю, нам следовало бы принять принципиальное решение: нам нужны Олимпийские игры, в которых будут участвовать действительно самые лучшие спортсмены? Это касается и соревнований в таких видах, как теннис, бейсбол, гольф и баскетбол в рамках летних Игр. Сейчас проводится слишком много соревнований, разыгрывается слишком много комплектов наград. При этом количество наносит ущерб качеству. В то же время постоянно растут поступления за права на телетрансляции соревнований. В свою очередь, обладатели прав требуют все новых и новых соревнований, чтобы привлечь еще больше инвестиций.
— Принимается великое множество решений, на которые практически никто не обращает внимания.
— Именно так: возьмем, к примеру, Нидерланды. Четыре года назад их спортсмены в командном зачете были на общем пятом месте. Все свои 24 медали они завоевали в одной дисциплине: конькобежном спорте. Однако при всем уважении, кому это что-то даст? Принимая все больше авантюрных решений, мы попусту тратим силы и рискуем потерять интерес зрителей. Рано или поздно нам не удастся сделать следующий шаг.
— Это признают все, но ситуация и дальше развивается в этом направлении. Кому это выгодно?
— За это благодарны национальные федерации. Дайте мне час времени, и я придумаю вам три-четыре новых хоккейных соревнования. Но что это даст спорту? Есть виды спорта вроде легкой атлетики летом или лыжного спорта зимой, которые живут за счет разнообразия дисциплин в их рамках. Почему, например, спортсмены прыгают на лыжах с большого и малого трамплинов? Почему проводятся командные соревнования? Международная федерация лыжного спорта (FIS) вручает более половины всех комплектов наград. На мой взгляд, при включении каждого нового вида в олимпийскую программу следовало бы исключать из нее какой-то один старый вид.
— Может, дело в стремлении заполучить, по возможности, большой «кусок» от финансовых поступлений?
— Нет. Мы с Международной федерацией лыжного спорта получаем поровну из общего фонда. Я думаю, дело скорее в том, чтобы привлечь максимальное внимание публики, а также в политике. Конечно, влияние той или иной федерации растет, если на ее долю приходится больше комплектов медалей.
— Насколько вообще сильны позиции зимних видов в МОК? Ведь не секрет, что большинство международных федераций заинтересованы в летних Играх.
— Поступления МОК от зимних Игр достаточно велики: сейчас их доля составляет 35-40%. Возможно, зимние виды распространены в мире меньше, чем летние, но зато им принадлежат наиболее привлекательные рынки. Одни лишь права на телетрансляции приносят нам 2,3 миллиарда долларов. К этой сумме добавляются около 600 миллионов долларов от спонсоров. Это довольно много.
— Имидж МОК и Олимпийских игр несет потери.
— У нас есть проблемы с имиджем — отрицать это не приходится. Например, голосование жителей Тироля, которые высказались против участия в борьбе за проведение Игр 2026 года, было болезненным опытом.
— Каковы шансы Сьона на ОИ-2026?
— Предпосылки очень хороши: предполагается проведение соревнований на уже существующих спортивных объектах. При этом, правда, расстояния между стадионами будут довольно велики, и это может оказаться недостатком в ходе голосования в МОК. Если появится кандидат из Северной Америки, который предложит «компактное размещение» объектов, то Сьону придется трудно.
— Эта «повестка дня» является попыткой ограничить охват Игр. Но если появится «компактная» кандидатура вроде Калгари, о котором сейчас говорят, или Сочи четыре года назад, то будет велик соблазн отдать право на организацию Игр этому городу. Надо все тщательно обдумывать, вспоминать опыт Игр прошлых лет и стараться использовать уже существующую инфраструктуру.
— Вы говорите о том, что спортивные объекты должны использоваться после Игр. Однако о предстоящих Играх в Пхёнчхане этого сказать никак нельзя.
— Будет очень трудно использовать после Игр Приморский кластер, где расположены объекты, которые примут соревнования по хоккею, фигурному катанию и конькобежному спорту. Мы в МОК хотели бы, чтобы соревнования проводились в Большом Сеуле, но Южная Корея была против. Вероятно, определенную роль играют вопросы региональной политики. В этом плане была бы предпочтительна концепция кантона Вале.
— Тем не менее в этом плане вы находитесь в меньшинстве в МОК.
— Меня часто упрекают, что я назвал Игры в Сочи лучшими Играми всех времен. Но если учесть, что спортсмены могли добираться из Олимпийской деревни до тренировочных площадок или соревновательных арен пешком или на велосипеде, то вполне можно сказать, что эти Игры были для атлетов совершенно особенными. И именно для хоккеистов эти предпосылки оказались идеальными.
— Однако какой ценой? Игры в Сочи обошлись в 50 миллиардов долларов.
— Надо еще учесть, что Россия за это получила. Неправда, что спортивные площадки в Олимпийском парке Сочи больше не используются. Вы просто не сможете сегодня отправиться в Сочи покататься на лыжах, потому что все комнаты в отелях постоянно раскуплены. Сочи — единственный горнолыжный курорт на всю огромную Россию (так в тексте — прим. ред.). Я считаю совершенно правильным, что страна, в которой живут 145 миллионов человек, может себе такое позволить.
— Вы, похоже, несколько смущены. Вы боретесь со своим имиджем «друга России».
— Я — друг России и не стесняюсь признаваться в этом. По отношению к России многие часто ведут себя несправедливо. Ведь нельзя же требовать от страны, существующей всего 26 лет, такой же слаженной работы, как от нашей страны, которой скоро исполнится 170 лет! Когда в 1848 году была принята наша Федеральная Конституция, все семь членов Бундесрата (Федерального Совета — прим. перев.) были свободомыслящими. И лишь в 1892 году в их числе оказался первый католик-консерватор. А первый социал-демократ — в 1944. Так что России надо просто дать больше времени. Торговые и экономические санкции — ошибочная установка. Потому что изоляция способствует развитию национализма.
— Но вы же не будете отрицать, что в Сочи имели место гигантские финансовые расходы и махинации с допингом, и оправдывать их?
— Конечно, нет. Но когда на кону стоят такие огромные деньги, всегда случаются манипуляции. Это не значит, что я одобряю или оправдываю такие вещи. Большая часть инфраструктурных объектов в Сочи не строилась за государственный счет, а финансировалась олигархами, которых государство к тому же обязало кое-что вернуть жителям. Сочи благодаря Олимпиаде стал, по сути, новым городом. Транспортная система, водоснабжение и канализация — все было перестроено или отстроено заново. По сути, город подвергся полной санации. Если говорить о долгосрочной пользе Игр, то надо посмотреть на сегодняшний Сочи.
— Возможно, так и есть, но давайте поговорим о государственной системе допинга на Играх.
— Были допущены определенные ошибки, с этим спорить не приходится. Но говорить, что в этом были замешаны тысячи спортсменов, — откровенный перебор. МОК только что постфактум наказал более 40 атлетов, причем доказательная база была спорной и однобокой. Все основывалось на показаниях одного единственного свидетеля (Григория Родченкова, бывшего руководителя российской антидопинговой лаборатории), с которым невозможно встретиться. Бывший член Бундесрата Самуэль Шмид (Samuel Schmid), который занимался расследованием этого дела по заказу МОК, даже не смог поговорить с ним.
— Вы поддерживаете санкции МОК?
— Русские допустили ошибки. Но то, как их клеймят сейчас, — откровенный перебор. Например, в «списке Родченкова» не был упомянут ни один игрок мужской сборной по хоккею. Так что я боролся и за них тоже.
— Но и называть русских безвинными жертвами тоже нельзя.
— Конечно. Я поддерживаю идею наказания. Но оно не должно становиться унижением, чего желают определенные люди.
— Вы считаете принятые штрафные санкции унижением?
— Я против «коллективного наказания». Почему команда, участие которой в «допинговой программе» не было доказано, не имеет права выступать под названием «Россия»? Большинство игроков тогда выступали в НХЛ. Ну хорошо: я признаю штраф, наложенный Исполкомом МОК, и пытаюсь извлечь из этого максимальную пользу — я был за то, чтобы выявить и наказать виновных и начать все сначала. Но политическое давление на МОК было настолько велико, что Исполком просто не смог ему противостоять.
— Как вы уже упомянули, вы поддерживаете тесные отношения с Россией. Там признают, что допустили ошибки?
— Многие считают, что кое-кто действовал неправильно и должен быть наказан. Русские — не такие, как мы: они не смеются на улицах, там улыбаются, только когда обращаются к детям или к собакам. Я уже почти 40 лет езжу в Россию — и все равно еще не понимаю русских. Есть такая поговорка: умом Россию не понять — ее можно понять только сердцем.
