О ключевых проблемах Минских соглашений, том, почему Украина не пойдет на силовое возвращение оккупированного Донбасса, и планах Кремля насчет так называемых ДНР — ЛНР и их возможного объединения в интервью «Апострофу» рассказал координатор группы «Информационное сопротивление», народный депутат Украины Дмитрий Тымчук.
«Апостроф»: Три года назад были подписаны вторые Минские соглашения. Какие позитивные и негативные последствия вы бы выделили?
Дмитрий Тымчук: Необходимо, прежде всего, обратиться к первым Минским соглашениям, которые были подписаны в сентябре 2014 года. Тогда Украина действительно была в очень сложной ситуации, а наши так называемые «зрадофилы» раскручивали утверждение о том, что произошла сдача позиций. Если вспомнить события под Иловайском и принять во внимание состояние наших Вооруженных сил, которые в то время только становились на ноги, то становится понятно, что нам в любом случае нужна была передышка, чтобы приспособить сферу национальной безопасности и обороны под создавшиеся условия, под отражение агрессии Российской Федерации.
Я считаю, что подписание «Минска-1» сыграло положительную роль. Во-первых, это привело к определенной деэскалации на Донбассе, дало нам возможность собраться после получения удара поддых во время событий под Иловайском и начать конструктивные переговоры с западными партнерами. Ведь мы помним, что до этого на Западе с трудом воспринимали происходящее на Украине, в ООН рассказывали о том, что имеет место внутренний конфликт, то же самое говорили и в Европе. Только после «Минска-1» Запад в целом и Европа в частности начали осознавать, что речь идет все-таки о российской агрессии.
«Минск-2» проистекает из «Минска-1». Опять же, у наших западных партнеров, «нормандской четверки» в лице Германии и Франции, была большая надежда, что подписание «Минска-2» приведет к мирному урегулированию на Донбассе, однако этого не произошло. После этого, когда нам вплоть до сегодняшнего дня и в Европе, и в России рассказывают о том, что Минские соглашения — это единственный и безальтернативный вариант мирного урегулирования, необходимо вспомнить, что через три дня после подписания вторых Минских соглашений российские оккупационные войска захватили дебальцевский плацдарм.
В подписанных три года назад соглашениях первыми пунктами были указаны незамедлительное прекращение огня, отвод тяжелых вооружений и так далее. Однако вместо этого мы получили полномасштабную наступательную операцию оперативно-тактического уровня со стороны оккупационных войск и лишились большого участка своей территории. То есть через три дня после своего подписания «Минск-2» перестал существовать. Соответственно, уже тогда было понятно, что это мертворожденное дитя, работать ничего не будет, что мы, в общем-то, и наблюдаем на сегодняшний день. Это, скажем так, какая-то иллюзия, за которую цепляются сторонники мирного диалога. Но в то же время мы понимаем, что у Киева сегодня нет политической воли для проведения силовой операции, да и вряд ли будет в обозримой перспективе. С другой стороны, мне трудно оценить, хорошо это или плохо.
Объективно, силовая операция была бы единственным вариантом решения проблемы. Но необходимо понимать, какое количество жертв и с нашей стороны, и со стороны мирного населения, в первую очередь на оккупированной территории, может повлечь такая операция. Ведь ни о каком праве войны в данном конфликте речи нет вообще. Российские оккупанты активно используют для позиций и ведения огня объекты гражданской инфраструктуры, жилые кварталы, населенные пункты. Фактически, они используют гражданских в качестве заложников, руководствуясь «заветами великого Путина» о том, что военные будут стоять за спинами женщин и детей.
— Если эти соглашения давно мертвы, почему за них так цепляются? Возможно, стоит разработать новый документ или расширить круг участников переговоров?
— Пока не будут работать первые пункты, касающиеся безопасности, говорить о политической части соглашений было бы глупо. Но в то же время любой мирный договор подписывается между участниками конфликта. В данном конфликте два участника — Украина и Россия как субъекты международного права. В 2014-2015 годах, пока западные партнеры не понимали природы происходящего на Донбассе, ситуация сложилась так, что Россия представила самопровозглашенные ДНР и ЛНР какими-то субъектами, хотя по сути это оккупационные администрации под руководством РФ.
Соответственно, первые и вторые Минские соглашения были подписаны с теми, кто в международном праве ничего собой не представляет, не дает никаких гарантий и не имеет никаких полномочий, грубо говоря, с привидениями.
Любой подобный документ возымел бы действие, если бы действительно был подписан между настоящими участниками конфликта, то есть если бы Украина подписывала это с Россией. Но мы знаем позицию РФ: «их там нет». И даже при всем давлении международного сообщества Путин вряд ли сейчас пойдет на признание своей ответственности за события на Донбассе и подписание полноценного и эффективного мирного договора.
— Кстати, о привидениях. Создание так называемого «единого таможенного пространства» между оккупированными Донецком и Луганском — это шаг к объединению псевдогосударственных образований?
— На данный момент это трудно назвать объединением. Кремль пытается максимально устранить те противоречия, которые были между ЛНР и ДНР для того, чтобы создать видимость какой-то «единой «Новороссии» в первоначальном варианте, за который они боролись в 2014 году. В 2015 году этот проект потерпел полнейший крах. Изначально конфигурация на территории оккупированных Донецкой и Луганской областей была следующей: определенные российские спецслужбы имели свои сферы влияния. Донецкую область, где была и остается более существенная военная составляющая оккупационных войск, курирует и имеет больше рычагов влияния Главное разведывательное управление Генерального штаба Российской Федерации.
В Луганской области раньше начали развиваться «административные» оккупационные структуры, которые возглавил господин Плотницкий (экс-главарь боевиков ЛНР Игорь Плотницкий — прим. ред.). Военная составляющая там была слабее. Да и сегодня мы наблюдаем, что «первый армейский корпус ДНР» намного мощнее «второго армейского корпуса ЛНР». Но Луганская область была интересна объемами добычи угля — основная часть ведь припадает на нее. Так сложилось, что ее плотнее курировала Федеральная служба безопасности.
Понятно, что в обоих случаях центральным пунктом принятия решений является администрация президента Российской Федерации, но через разные каналы. Это вылилось в то, что Александр Захарченко приобрел определенный политический вес в так называемой ДНР, то есть может влиять на процесс принятия решений, а не просто быть слепой марионеткой в руках Кремля. Та же ситуация — с Игорем Плотницким. Он, как мы уже знаем, отличался большей жадностью и меньшей управляемостью. Это алчный человек, у которого, по-моему, не существовало вообще никаких тормозов в плане наживы, из-за чего его и пришлось убрать со сцены.
С одной стороны, в случае объединения Кремль получает плюс в виде того, что одной структурой всегда легче управлять, чем несколькими. Кроме того — и это может быть важно для Путина — в таком случае убирается очень много звеньев распределения материальных и финансовых ресурсов. Ведь в России прекрасно понимают существующие масштабы дерибана в псевдореспубликах, и понятно, что это никому не нравится. В Москве прекрасно знают, что огромная часть выделяемых на оккупированный Донбасс ресурсов просто-напросто разворовывается. С уходом Плотницкого один серьезный «пылесос» убран, но схема остается такой же.
Среди минусов объединения — возможное столкновение лбами российских кураторов в лице силовиков. Кроме того, местные главари тоже имеют свой интерес к кормушке, так что объединение может вызвать перераспределение сфер влияния и вернуть ситуацию 2014 года, когда разные бандформирования открыто между собой враждовали по вопросам контроля над бизнесом или получения российской помощи. Оценивая риски, я не понимаю, пойдет ли Москва на этот шаг.
— И о парламентских реалиях: предложения Минсоцполитики Украины о новых правилах начисления пенсий военнослужащим вызвали волну возмущения. Что с ними не так?
— Проще сказать, что с ними так. Я вижу в них только два позитивных момента. Во-первых, люди, которые сегодня защищают Украину на Донбассе, получат существенно повышенное пенсионное обеспечение. И те, кто с 2014 года выходил на пенсию (хотя этот процесс был заблокирован, и Верховная Рада не так давно его разблокировала), будут иметь достойное пенсионное обеспечение. Но возникает вопрос социальной справедливости. В чем суть? Минсоцполитики, исходя из предложенной на сегодня концепции, предлагает пенсионную сегрегацию. На заседании комитета министр Андрей Рева сказал, что окончательного законопроекта и консенсуса с Министерством обороны еще нет. Согласно существующему варианту, пенсионеров хотят разделить на «черных» и «белых». «Черные» — это те, кто уволился до 2014 года, а «белые», которые будут получать достойные выплаты, — это все, кто уволился после 2014 года. У них разные формулы для расчета пенсий. Те, кто уволился с 1991 до 2014 года, получат копеечные повышения. Это те предложения, которые есть на сегодняшний момент.
Получается, что уровень пенсионного обеспечения зависит не от того, был ли человек на фронте, а от того, когда он служил и увольнялся. Грубо говоря, начальник склада, который с 2014 года и до сегодняшнего дня глубоко в тылу торговал портянками и никогда не был в зоне АТО, будет получать в разы большую пенсию, чем человек, который воевал в Афганистане и уволился до 2014 года. Лично я не вижу в этом предложении адекватности.
Но мы понимаем: чтобы выполнить пресловутое постановление кабинета министров №704, которое должны были ввести в действие с 1 января 2018 года, и повысить должностные оклады за звание и выслугу нынешним военным, а также, согласно нынешнему законодательству, автоматически пересчитать пенсии, нужно 38 миллиардов гривен. Такую цифру я слышал. Таких денег в бюджете просто нет. То, что сейчас предлагает Минсоцполитики, позволяет сократить эту сумму до чуть более семи миллиардов. Понятно, что это совершенно разные цифры.
Пока непонятно, как будет выходить из этой ситуации Кабинет министров. Ясно только то, что это пытаются сделать за счет пенсионеров, которые увольнялись до 2014 года. Сложно сказать, как Верховная Рада воспримет такую инициативу. Мы стоим перед ситуацией, в которой очень трудно совместить принцип социальной справедливости и имеющиеся финансовые возможности.
Военные пенсионеры воспринимают господина Реву как крайне неадекватного, поскольку он презентует этот законопроект. Но диалог на заседании парламентского комитета внушил мне надежду, что с этим министром можно общаться, мы обменялись телефонами, я надеюсь на следующей неделе подъехать к нему и обсудить эти острые вопросы. Но какой эффект будет — я сказать не могу.
