Анна Нусбехер (Anna Nussbächer) — еврейка. В 14 лет ее депортировали. Ей тяжело и сегодня говорить о времени, проведенном в концлагере. Встреча.
«Вы любите эспрессо?— спросила Анна Нусбехер по телефону. — Тогда мы сядем на кухне и поговорим». Да, я люблю эспрессо. И я хотела бы поговорить. О жизни Анны Нусбехер, которую она в нескольких предложениях описала в письме, написанном ей в газету Frankfurter Rundschau. «Мне 87 лет, ребенком я провела один год в концлагере, потому что я еврейка. Мой муж был саксонцем. Мы оба из Трансильвании. Мы жили в Средней Франконии. После нашего выхода на пенсию мы переехали в Кельн».
Написать письмо ее побудил инцидент в кельнском бридж-клубе, который очень ее задел. «Почему я вам все это пишу? Потому что я обнаружила, что немцы не изменились. Есть слой истинных гуманистов, об остальных можно забыть».
Спустя две недели мы сидим в ее идеально убранной кухне. На заднем фоне клокочет кофемашина. На столе стоит блюдо с французской выпечкой. Анна Нусбехер затягивается сигаретой. Ее седые волосы коротко острижены, наготове стоят ходунки. Даже внутри квартиры, в которой она после смерти ее мужа проживает одна, она не может обойтись без приспособлений, помогающих при ходьбе.
«О чем мне вам рассказать?» — спрашивает Анна Нусбехер. И просит, чтобы в статье была названа только ее девичья фамилия. «Я выросла в маленьком городке в Трансильвании. В 12 лет я переехала в Клуж-Напоку, в столицу Трансильвании. В 14 — меня депортировали. Мой отец был торговцем, мать — домохозяйкой».
Анна Нусбехер молчит. Она делает глоток эспрессо. Смотрит в окно. По стеклу бьет дождь. На террасе первым зимним холодам противостоят несколько альпийских фиалок. Она затягивается сигаретой. «Вам не мешает то, что я курю? Как вам эспрессо?»
Мне тяжело говорить обо «всем этом», в итоге говорит Анна Нусбехер. О времени, проведенном в лагерях: Освенциме, Плашуве, Таухе. О неудачном первом браке, заключенном в 1947 году, когда ей едва исполнилось 17 лет. О провалившейся попытке переселения в Израиль без малого 20 лет спустя, которое закончилось всего лишь через шесть недель пребывания там. Ее второго мужа Рихарда, саксонца из Трансильвании, то есть немца, там не приняли. «Мы снова были вынуждены уезжать и, поскольку мы не знали куда, мы приехали в Германию».
Анна Нусбехер уже написала фразы, подобные этим, в своей автобиографии под названием «Почему я была приговорена к жизни? (Warum wurde ich zum Leben verurteilt?). Тонкая книга, содержащая в себе чуть меньше 100 страниц, появилась девять лет назад после смерти ее мужа и была издана на немецком и английском языках. Долгое время она не могла рассказать о том, что она пережила в лагерях, даже Рихарду, с которым прожила в браке 46 лет, говорит она. «Он на меня за это очень обижался, но у меня просто не получалось».
Анна Нусбехер приподнимает рукав своего пуловера. «Смотрите!» Она показывает светлую полоску кожи на ее левом предплечье. Он был здесь. Номер заключенного, который в 1944 году ей вытатуировали в Освенциме. Номер 23727. «Я его удалила после того, как одна из моих учениц предположила, что это мой телефонный номер». Она говорит, что после своего возвращения из концлагеря она стала атеисткой. «Тогда же я дала себе клятву, что не принесу в этот мир еврейских детей. Мир пропитан антисемитизмом, а я не хотела, чтобы их в любой момент могли обидеть или убить, просто потому, что они евреи».
Анна Нусбехер родилась в 1930 году в городе Аюд, у которого много имен: на венгерском это место называется Nagyenyed, на румынском — Aidu. Straßburg am Mieresch называют его немцы. После окончания Первой мировой войны он принадлежал Румынии. «У меня было прекрасное и нормальное детство», — говорит Нусбехер. Особенно ей запомнились прогулки с дедушкой. «По выходным он ходил с нами, детьми, в поход. Мы собирали грибы и жарили их с салом на костре». Она выходит из комнаты и возвращается со свадебной фотографией ее дедушки и бабушки. Это фото относится к тем немногим вещам, которые Анна Нусбехер сохранила. После смерти мужа она выбросила все фотоальбомы и уничтожила дневники их совместных путешествий.
В 1941 году ее семья переезжает в Клаузенбург, сегодняшнюю Клуж-Напоку. С момента раздела Трансильвании, произошедшего годом ранее, этот город принадлежит Венгрии. Анна Нусбехер вспоминает о первых репрессиях против еврейского населения. В румынском Аюде ее семья была вынуждена покинуть большую квартиру и переехать в однокомнатную. Десятилетней девочке православный священник запретил посещать школу. В Клуж-Напоке ситуация тоже обострилась. В марте 1944 года немцы оккупировали Венгрию. С начала мая все еврейские жители города были согнаны в здание недействующего кирпичного завода и постепенно депортированы в лагеря смерти.
В июле 1944 года 14-летняя девочка, ее родители и брат Цольти, который был младше нее на четыре года, прибыли в Освенцим. Сразу после прибытия семью разделили, Анна Нусбехер никогда уже не увидит своего отца и брата. Ее с матерью отправили дальше в концлагерь Плашув под Краковым. В октябре 1944 года ее одиссея закончится в трудовом лагере в Таухе под Лейпцигом, где мать и дочь должны были работать на военном заводе компании Hugo und Alfred Schneider AG. Когда в марте 1945 года американские войска продвинулись ближе, немцы распустили лагерь и послали полуголодных заключенных на марш смерти. Выжили лишь немногие, среди них и Анна и Илона Нусбехер.
Анна Нусбехер гасит сигарету. «Люди могли убить друг друга за кусок хлеба». Больше она ничего не хочет сказать о том времени, которое до сих пор тяготит ее душу. На ее счету три попытки самоубийства. Ни одна не удалась. «Я приговорена к жизни».
Она толкает ходунки по направлению к гостиной. 2 января 1967 года она и Рихард приехали в Германию. На протяжении 27 лет Анна Нусбехер преподавала «немецкой молодежи» французский язык и историю в баварской гимназии. Она говорит, что очень этим гордится. «После всего того, что я пережила».
Неоднократно она ездила с классом в концлагерь Дахау, в котором за два дня до окончания войны немцы расстреляли ее отца. В ее профессиональном окружении никто не знал, что она еврейка: Анна Нусбехер молчала о своем прошлом. Об этом она рассказала только директору школы. «После этого его отношение ко мне полностью изменилось. Он стал обращаться со мной как с хрустальной вазой. Это было именно то, чего я не хотела».
Она говорит, что беспорядки, направленные против евреев после решения президента США Дональда Трампа признать Иерусалим столицей Израиля, напугали ее. «Неужели эти люди совершенно ничему не научились? Повсюду чувствуется рост антисемитизма».
Анна Нусбехер включает компьютер. Ее друг из Венгрии прислал ей по электронной почте видеофрагмент из парижского музея Родена. Она говорит, что друзей у нее немного. «Я человек, предпочитающий уединение. Раньше мне нужно было общество. Теперь уже нет». Кадры из музея скользят по экрану. Мыслитель. Пара влюбленных. Фоном поет Эдит Пиаф: «Non, je ne regrette rien» — нет, я не жалею ни о чем.
Пожилая дама провожает посетителей до двери. Давно уже я так много не говорила, прощается со мной она. Прощаясь, я обнимаю Анну Нусбехер, написавшую нам письмо.
